Никому о нас не говори (СИ) - Черничная Алёна
Ну сядет Тимур за руль. Ну не справится с управлением и…
Останавливаюсь посреди комнаты, а по позвонкам стекает ощущение холода. Сейчас Горин может и не только себя угробить, но и ещё кого-нибудь. Моё непрошеное воображение уже точнёхонько рисует картинку, как чёрная иномарка, которая пару дней назад везла меня домой, летит по мосту, а потом и в сам мост…
— Тимур! — я опять повышаю голос на телефон, стиснутый в руках.
Ничего. Всё те же фонари и шум проезжающим машин.
Да плевать! Резким движением пальца отбивают этот видеовызов.
И что-то внутри меня обрывается, когда я смотрю уже просто на чёрный экран. Перестаю ощущать своё же сердцебиение на какие-то мгновения, а во рту появляется мерзкий привкус горечи. Я словно сделала что-то нехорошее и неправильное. Панически хочется отмотать эти секунды назад... Что-то изменить...
Закусываю губы так, что морщусь. Боже, о чём я? Что изменить? Кого? Горина? Какое вообще я имею к этому отношение?
Кидаю телефон на кровать, и он теряется где-то в складках пушистого пледа. А я отворачиваюсь к окну и резко дёргаю тюль.
На подоконнике мирно стоит фикус, раскинув свои ветки с мелкими листочками. Трогаю их, а потом тыкаю пальцем в землю — сухая. Неодобрительно качаю головой. Надо же! Я не поливала Игоря с позапрошлой недели.
Тащусь на кухню, а оттуда несу кружку, наполненную водой. Я аккуратно и медленно заливаю сухую землю в горшке, сосредоточенно смотря, как фикус поглощает водицу. А моё дыхание вдруг становится поперёк горла. У меня в груди сжимается и свербит слишком непривычное ощущение… Оно такое колючее, что я застываю перед фикусом.
А через мгновение моё тело ошпаривает жар.
Твою мать! Ну какой, к чёрту, фикус! Я одним махом выливаю остатки воды в горшок с цветком и бросаюсь на поиски своего телефона в пушистых недрах пледа.
***
*Дисграфия — частичное расстройство процесса письма, связанное с недостаточной сформированностью (или распадом) высших психических функций, участвующих в реализации и контроле письменной речи.
Глава 20
Глава 20
Я не знаю, что вообще руководит мной сейчас. Тупость? Отвага? Я не понимаю, зачем это делаю. Я просто делаю. Еду в такси по ночному городу к стадиону.
Закутавшись в полы куртки и накинув её капюшон на голову, я еду в никуда. И когда из тонированного окна машины вижу огни стадиона, то даже дышу чаще. Сжимаю в ладони телефон. Я всё пытаюсь дозвониться Тимуру, но нет соединения ни через аудио, ни видеозвонок.
Прошу остановить таксиста около парка, что растянулся напротив стадиона. На видео его здание вроде бы стояло чуть поодаль, а потом и вовсе были заметны деревья. Возможно, моё предположение ошибочное, но мне кажется, Горин где-то там.
Парковка перед парком, освещённая неяркими фонарями, почти пуста. Красная маленькая машинка, чей-то мотоцикл и чёрная иномарка, брошенная сразу поперёк трёх парковочных мест.
Не составляет никакого труда догадаться, чья это машина. Быстрым шагом приближаюсь к ней, пока в груди тарабанит сердце.
Вдруг Горин преспокойно находится сейчас именно там. А я только панику развела. Но в автомобиле никого: ни за рулем, ни на пассажирском. Я вижу это через лобовое стекло. Растерянно стою перед капотом модной тачки. Оглядываюсь и нервно кусаю губы. И как назвать себя умной? Сейчас почти полночь, я нахожусь посреди пустой парковки, передо мной огромный стадион, а позади — набережная с тёмными аллеями парка. И ни души. Будто бы мир вымер, и звуки вместе с ним. Тишина вокруг. А я здесь непонятно зачем и для кого.
— Дура-а… — зажмурившись от бессилия, шепчу себе под нос. — Идиотка.
Запихиваю дрожащие ладони в карманы ветровки в поисках телефона. Уехать. Нужно просто уехать и…
Моя хаотичная паника в голове вдруг рассеивается. Я слышу мелодичный звук позади себя, идущий откуда-то из глубины парка. Замерев, напрягаю слух и каждый свой нерв.
Я узнаю эту мелодию. Это типичный звонок айфона. Я оборачиваюсь на звук. Рядом всё так же никого. Взглядом впиваюсь с сумрачные аллеи, а мои ноги уже сами несут меня туда.
И далеко идти не приходится. Всего пара метров в глубь парка, и я нахожу на идеальном газоне чужой телефон. Он приветливо сияет мне экраном с надписью «Отец». Но стоит мне только прикоснуться к айфону, как тот замолкает. Разряжается прямо у меня в руках.
Зажимаю в пальцах гаджет, уже зная, кому он принадлежит. Только его хозяин вот так просто не валяется на травке под деревом, как его смартфон.
Хорошо это или плохо, но Тимура и близко здесь нет.
— Тимур, — знаю, что ответа не получу, но всё равно зову с опаской вполголоса.
Топчусь на месте, всматриваясь в каждый доступный моему взгляду угол аллеи. Просматриваю каждую лавочку. Ничего. На несколько десятков метров я точно одна.
И точно дура, потому что иду искать по парку Горина.
Я прислушиваюсь к каждому шороху, почти не дышу. Мое воображение играет со мной. В обычных очертаниях кустарников и ёлочек уже мерещится ересь, от которой сердце вздрагивает под рёбрами. Но я всё равно иду вперёд, запихнув найденный телефон в карман своей куртки.
Тимур пьян и попросил позволить ему сдохнуть. А любой пьяный бред может привести к трагедии. Если только она уже не случилась. Горин и трезвый-то не особо уравновешен, а сейчас…
Тревога ещё быстрее разливается по венам, заставляя прибавить шаг. От парка до набережной рукой подать. И здесь свободный доступ к воде. А если Тимур…
Боже. Эта мысль иглой пробивает меня паникой…
Я уже не просто прибавляю шаг, а почти бегу по ровным дорожкам в сторону Дона. Лёгкие распирает от желания крикнуть его имя на всю округу.
Я на ходу набираю воздуха в грудь. Хочу действительно заорать на весь парк. Даже рот открываю, но возглас застревает где-то в горле. На самой крайней лавочке прямо по курсу я вижу Горина. Это точно он. Я узнаю его даже на расстоянии. Бритая башка и манера одеваться во все чёрное не даёт в этом усомниться.
И, судя по позе свернувшегося калачика, Тимур спит прямо на лавке. Стоит увидеть такую картинку, как с души словно булыжник слетает.
Правда, тут же прилетает другой. Теперь же нужно с этим что-то делать?
Я осторожно подхожу к лавочке. Это точно Горин. Спит, положив под свою лысую башку татуированные ладони. Несколько секунд я в ступоре рассматриваю это пьяное тело, развалившееся на лавке в грязном чёрном худи, джинсах и кроссовках. Ну почти младенец: даже губы бантиком. Только эта картинка меня совсем не умиляет. Лицо Тимура в ссадинах и засохших кровоподтёках.
Я сразу отвожу взгляд от вида чужой крови. Не хватало мне только прилечь здесь рядом с ним без сознания.
— Тимур, — чуть склонившись над ним и смотря только на чёрную ткань худи, осторожно касаюсь его плеча. — Проснись.
Ноль эмоций. Горин в полной отключке.
— Вставай, — трясу его сильнее. И опять ничего. Даже не вздрагивает. В мою голову сразу лезут такие мысли, что становится дурно. Изо всех сил я дёргаю Горина за плечо, повышая голос: — Тимур! Давай проснись!
— М-м-м, — наконец раздаётся в ответ. Он слабо мотает головой. Облизывает слипшиеся губы, выдавливая из себя чуть слышное: — Отвали.
С облегчением выдыхаю. Жив и в сознании, если это состояние вообще можно назвать таковым.
— Тебе нужно домой, — говорю твёрдо.
— Нет, — бормочет Тимур, даже не открывая глаз. — Чего пристала?— он вдруг резко решает помахать руками.
Я едва не получаю прямо в нос. Успеваю увернуться, а Тимур в эти мгновения собирается свалиться с лавки на асфальт. И я снова успеваю, только в этот раз ухватиться за капюшон худи, а мне под ноги падают ключи от машины.
Нашлись-таки. Поднимаю их, держа Горина за капюшон свободной рукой. Осталось теперь как-то справиться с этим пьяным в стельку экземпляром, который висит с лавки носом вниз в паре сантиметров от земли.
Пыхчу сквозь стиснутые зубы, но мне удаётся кое-как поднять Тимура на ноги. Оставлять его здесь на лавке нельзя. Он никакой. Как тряпка. Только очень тяжёлая и что-то нечленораздельно мычащая. От него жутко несёт спиртным и запахом пота, смешанного со знакомой терпкостью парфюма.
