Татьяна Герцик - Роман в утешение. Книга вторая
— Не приходи больше, прошу тебя. Эти типы больше здесь не появятся, я уверена. Зачем зря сердце рвать? Ни к чему всё это!
Он передернул плечами.
— Что не появятся, то это бабушка еще надвое сказала. К тому же сил оторваться от тебя у меня нет.
Я сердито потребовала:
— Но пообещай хотя бы, что не будешь приходить сюда в дождь!
Он нехотя кивнул.
— Ладно. — И, не успела я порадоваться маленькой победе, как он добавил: — Во всяком случае, постараюсь.
Немного помедлив, будто борясь с собой, всё же встал и, бесшумно перепрыгнув через высокий забор, исчез. Я прислушалась. Едва различимые охотничьи шаги быстро уходили в сторону леса. Стало так одиноко, что мне даже захотелось сделать запретное — разрешить ему приходить ко мне тогда, когда захочется. Ну и всё прочее…
Но я тут же раздумала. Ни к чему плодить напрасные надежды. Причем не только у него, но и у меня. Я понимала, что, чем больше я его вижу, тем сложнее и глубже наши отношения. А мне рано или поздно нужно будет возвращаться в Нижний. Другого не дано. Не могу же я всю жизнь прятаться в этой деревеньке?
Утро началось с мелкого противного дождя, зарядившего на несколько недель. Дороги полностью размыло, и по ним трудно было проехать и на тракторе, не говоря уж о моей малютке. Хорошо, что мои бабульки, предчувствуя ненастье, запаслись продуктами на несколько месяцев вперед.
Семен тоже не появлялся, сердце мне не бередил, и я считала, что это хорошо. По ночам я во двор не выходила и здесь он или нет, не знала. Теперь главное — не начать всё сначала. Но почти каждое утро моя подушка была влажной от невольных ночных слез.
В середине сентября погода снова установилась, я убрала вполне приличный урожай, спустив его в подполье, и призадумалась над дальнейшим житьем-бытьем. Если я решу здесь зимовать, то дров мне нужно будет гораздо больше, чем заготовлено у меня. И как зимовать? В полном одиночестве? Я даже рисовать не смогу, поскольку мои запасы красок и карандашей заканчиваются, а пополнить их негде.
Решила оставаться здесь до той поры, пока у меня вовсе не останется ничего для творчества, и вернуться в Нижний. Поговорить с Георгием, твердо сказать ему о разводе. И как-то объясниться с Прониным. От этой мысли я поморщилась. Совершенно не хотелось встречаться лицом к лицу с человеком, декларировавшем столь странную любовь, но тем не менее этого не избежать. Правда, чем позже состоится это объяснение, тем лучше.
В октябре вновь установилась хорошая погода. Из посланцев Пронина никто меня не беспокоил, и я было решила, что всё обошлось. И даже решилась выбраться на большую землю, то бишь на главную усадьбу, проверить, как там идут дела на моей стройке.
Домик строили не то чтобы на окраине, но и не в центре. Впрочем, место было выбрано очень хорошее — с видом на небольшой лесок. Строили дом, как и говорил Семен, рабочие из Молдавии. На мой взгляд, строили неплохо. Но по телефонным разговорам с Андреевым я знала, что он каждый день бывает на стройке и контролирует все вплоть до забивания гвоздей.
Кровля над внушительным корпусом была уже поднята, и рабочие занимались главным образом уборкой территории, вывозом строительного мусора и укладкой асфальта, что было совершенно верно — еще немного, и погода не позволит это сделать.
Мои бабульки тоже были со мной, но для кого строится этот домик, не знали. Считали, что его строит для себя какой-то местный нувориш. Они в него даже и заглядывать не стали. Дабы, как выразилась баба Нюра, «не обзавидоваться».
Пока мы шастали по улицам, я чувствовала себя зверем в клетке, выставленным на показ. На меня пялились все встречные, число которых прибывало с каждой минутой, видимо, оповещение в селе было на должной высоте. Еще бы — я представляла для них главную героиню в небольшом местном шоу.
Семен тоже был здесь. Ко мне не подходил, чтобы не привлекать ненужного внимания, но, когда считал, что на него никто не смотрит, кидал на меня такие взоры, что меня жар пробирал до самых костей. Естественно, эти взгляды были перехвачены не только сельчанами, но и моими ушлыми соседками.
Когда мы по устоявшейся традиции зашли перекусить в местное кафе, Семен тоже отправился следом, сел с нами и смотрел на меня уже не таясь, с откровенной печалью. Когда мы с бабульками ввечеру добрались наконец до нашей деревеньки, мои соседки напрочь извелись, до того им не терпелось довести до моего сведения свои соображения по этому поводу.
Собрались мы у бабы Нюры, чтобы обсудить, как же нам жить дальше. Мне вовсе не хотелось что-то обсуждать, я считала все обсуждения занятием никчемушным, сродни сплетням, но пожилые женщины были непреклонны.
Откупорив бутылочку вишневой настойки, они, даже не предлагая налить мне, чокнулись друг с другом, одним махом выпили немаленькие порции, и принялись за меня.
Начала баба Нюра, как предводитель местного дворянства.
— Да уж, чего только мы сегодня не наслушались! Оказывается, Валька-то попыталась на тебя наклепать, даже участковому какое-то дурацкое заявление писала. Но Семен уж больно разозлился. Бабы говорят, что он ее даже побил. Ни разу в жизни пальцем не тронул, даже тогда, когда она ему второй подарочек в подоле принесла, а тут накостылял по первое число. И за дело.
Я поежилась. В моем представлении бить человека гораздо слабее тебя, к тому же собственную жену, крайне непорядочно. Боюсь, после этого известия образ Семена изрядно поблек в моем воображении.
— Да уж, — презрительно скривив губки, уточнила баба Маруся. — Наподдал он ей, как же. Не приукрашивай уж. Я ее сегодня видела — ничегошеньки с ней не сделалось. Наверняка и не стукнул даже, а только припугнул. Это уж она сама сплетни раздула, чтоб жалели. Она любого с потрохами продаст, лишь бы ее, бедняжку, пожалели.
Это было отрадной новостью, и я вновь воспрянула духом. Так не хочется, чтобы дорогой тебе человек оказался непорядочным.
В представлении деревенских женщин побои не считались криминалом. Наоборот, были справедливым возмездием, и то, что Валька осталась не побитой, то есть не уразумевшей, что хорошо, а что плохо, что можно, а что нельзя, авторитета Семену в глазах односельчан явно не добавляло. А вот в моих — да.
Еще немного поворчав на непростительную Сенькину мягкотелость, соседки продолжали:
— Но мы-то не об этой дурынде толкуем, а о вас с Семеном. Сегодня все видели, как он по тебе сохнет. Да и ты ведь к нему неравнодушна, не скрывай уж. А что он женат, это ерунда. Валька у нас давно не ко двору пришлась, пусть со своими детенышами к папе с мамой сваливает — тут они захихикали над случайным каламбуром, — а ты тут оставайся. С ним.
