Бывшие. Жена для чемпиона (СИ) - Ковалева Анна
— Судя по документам, да. — раздался второй мужской голос. — Эх, как его так угораздило? Только же матч недавно смотрели. Хорош был, чертяка. Такие шайбы клал. Жаль парня, такой талант был.
— Да он же еще не умер, Эл. Хорош причитать, — возмутилась женщина.
— С такими травмами, боюсь, живым не довезем, — сокрушенно заметил некто Эл. — Он же весь переломанный. Руки, ноги, месиво вместо колена. И легкое пробито однозначно, кровотечение внутреннее. Черепно-мозговая тяжелая, сами видите. Про кровопотерю уж молчу.
— Ты лучше за показателями следи, — вмешался первый мужчина, на бейдже которого было написано Венсан. — Амели, еще обезболивающих.
— О, смотрите, в сознание даже пришел. И показатели выровнялись.
Все трое снова надо мной склонились, опять начали расспрашивать.
Я же не мог различить их лиц, как и ответить на задаваемые вопросы, зато прекрасно видел Машу, сидящую в самом углу.
Она уже не плакала, лишь беззвучно шевелила губами.
«Не смей умирать» … — вот что я по ним прочитал.
— Маша, — тихо прохрипел я из-под маски, закрывающей лицо. — Машенька… Не уходи…
— Что он говорит?
— Зовет кого-то, похоже.
— Галлюцинации, это плохо. — нахмурился Венсан. — Состояние ухудшается. Третья степень смешанного шока. Скоро начнется агония. Бен, давление?
— Снова падает. 80, уже 70, 60… Пульс нитевидный, слабый.
— Амели, готовь адреналин и дефибриллятор, живо!
«Маша, не уходи» — шепчу беззвучно, ощущая, как сознание начинает затягивать тьма. Та тьма, из которой уже не будет выхода.
«Не уходи, пожалуйста,» — продолжаю шевелить губами, но все бесполезно. Фигурка бывшей жены исчезает, как туман с восходом солнца.
А тьма наваливается на меня и тащит на самое дно. И только откуда-то сверху доносятся странные крики.
— Давление не определяется! Пульс не прощупывается! Фибрилляция желудочков!
— Ами, дефибриллятор! 200, разряд!
— Нет реакции…
— Еще 200, разряд!
— Нет реакции…
— 300! Разряд!
— Нет реакции…
— Бен, интубируй, живо! Адреналин! Ждем… 360, Разряд!
— Ничего…
— ……
— ……
— Венсан, хватит… Пять минут прошло. Оставь. Его не вытащить. Время смерти…
— Ну уж нет! Сегодня никто у меня не умрет! Еще адреналин! 360!
— Вен…
— Разряд, я сказал…
— Есть! Есть отклик, появился ритм, по пока слабый…
— Отлично, продолжаем!!! Мы его вытянем, или пусть меня гром поразит!
Глава 20
Приходил в себя я долго.
Сначала было стойкое ощущение, что я попал в трясину, из которой пытаюсь выбраться. Но в ответ на каждый мой рывок меня лишь сильнее засасывало.
Пару раз я будто бы даже уходил с головой в эту трясину, но каждый раз меня вытягивало наружу какой-то неимоверной силой…
Не знаю, сколько по времени это длилось, но постепенно тиски трясины начали ослабевать, и я начал подниматься вверх.
Куда именно вверх? Понятия не имел.
Я не знал, где именно нахожусь, не ощущал собственного тела, да и вообще ничего не ощущал.
Были только чувство парения и безграничная темнота.
А вот потом. Тьму, плотно окутавшую меня, начали прорезать ослепительно яркие вспышки света.
Постепенно этих вспышек становилось всё больше, и тьма начала отступать. А уже потом появилось и остальное: звуки и тактильные ощущения.
Пока еще смутные, но они всё-таки были.
Я ощущал осторожные прикосновения к своему лицу, чей-то ласковый голос, явно обращающийся ко мне.
Он был мне до боли знаком, но точно распознать говорившего я не мог. Знал я только одно: от звуков этого голоса мне становилось легче.
Появлялась уверенность в том, что всё будет хорошо….
***
— Ма…ма? — зрение было нечетким, перед глазами всё плыло, но лицо матери я распознать сумел. — Ты здесь?
— Сенечка, мальчик мой, — мама склонилась надо мной, прижав ладонь к губам. Несмотря на расфокусированное зрение, я видел, что она дрожит. — Конечно, я здесь. Где же мне еще быть?
— Что со мной? — эти три слова дались мне с неимоверным трудом. Язык распух и еле ворочался во рту, а губы жутко потрескались.
Я был полностью дезориентирован и не понимал, что происходит. Силился вспомнить, что произошло, но никак не выходило.
— Сейчас, мой хороший, — мама смочила влажной губкой мои пересохшие губы и вроде бы нажала какую-то кнопку, вмонтированную в стойку кровати. — Ты попал в аварию, милый. Очень тяжелую аварию. Но теперь всё будет хорошо. Врачи сказали, что если ты придешь в себя, значит, кризис миновал. Сейчас придет врач, тебя осмотрят. Потерпи немного.
Я видел, как дрожат ее руки, чувствовал, что она плачет. Хотел было сказать что-то успокаивающее, но сил не было.
Я буквально чувствовал себя рыбой, выброшенной на берег. Которая только и может, что бессильно бить хвостом по песку и безмолвно открывать рот.
Вот и я просто лежал.
Моргал, уставившись в потолок, пытаясь вернуть зрению четкость.
Пытался внутренне оценить свое состояние, но понял только то, что ни черта не контролирую свое тело.
Не чувствую его.
Всё, что мне удается сделать — это моргать, вращать глазами и двигать челюстями. Остальные функции стали недоступны.
Врач действительно появился очень быстро. Я даже не успел осмыслить слова матери об аварии и понять, что же произошло.
В голове было пусто.
Нет, какая-то ниточка дернулась, воспоминания забрезжили на подкорке, но как-только я начал нащупывать эту нить, мне вкололи новую дозу лекарств, и я снова отправился в отключку.
***
После следующего пробуждения чувствовал я себя немного лучше. По крайней мере, голос звучал не как у младенца, учащегося говорить.
И зрение вернулось к норме.
Рядом со мной снова находилась мама. Всё еще встревоженная, но уже не рыдающая.
Она улыбнулась, легонько поцеловала меня в лоб и села нас стул, поставленный рядом с кроватью.
— Как ты себя чувствуешь, сынок?
— Относительно терпимо, — поморщился я, пытаясь устроиться поудобнее. А сделать это было почти невозможно, учитывая, что тело было в полностью разбитом состоянии, а конечности зафиксированы. — По крайней мере, лучше, чем в прошлый раз.
— Давай я тебе помогу. — мама захлопотала надо мной, поправила подушку, чуть приподняла спинку кровати. Поднесла к губам поильник. — Пить будешь?
Я лишь молча кивнул и обхватил губами трубочку. С жадностью сделал несколько глотков. Во рту будто раскаленная пустыня образовалась.
— Не спеши, Сень. Врачи говорят, что надо пить маленькими порциями. — мама отняла у меня поильник, а я лишь едва заметно кивнул и обессиленно упал на подушку.
Пиздец какой-то. Пара глотков воды лишила меня последних сил. Я будто двадцатичетырехчасовую тренировку выдержал.
Мысли о тренировке заставили мозг шевелиться. А может, мне дозу лекарств уменьшили, поэтому я начал соображать.
Пусть медленно и со скрипом, но все же соображать. Сумел вспомнить момент аварии, и то, что ей предшествовало.
Медленно окинул взглядом собственное тело и понял, что я в полной заднице. Поломало меня знатно, особенно ноги.
Немного обнадеживало только то, что я начал чувствовать. Мог шевелить пальцами рук и ног. Чувствовал боль.
О да, боль, наконец, пришла. Даже под препаратами я ощущал ее мощные тиски. Но в моей ситуации боли можно было только порадоваться.
Ведь боль и чувствительность означают, что я еще жив. И что не останусь запертым в парализованном теле до конца своих дней.
— Как долго я был в бессознанке? — собравшись с силами, задал самый насущный в данный момент вопрос. Очень тяжело было чувствовать себя потерянным во времени.
— Три недели в реанимации, — мама судорожно вздохнула. — И еще неделю в палате общей терапии.
— То есть, — я нервно сглотнул. — Сейчас уже январь?
— Да, сегодня пятое января…
Блять! Я прикрыл глаза и придушенно застонал. Осознание кувалдой прошлось по темечку.