Хенк Райан - Прайм-тайм
Расмуссен уверенно кладет руки на стол.
— Мисс Макнэлли, — говорит он, — единственная задача фармацевтической индустрии в Америке — сохранение здоровья нации и жителей все го мира. Мы сотрудничаем с федеральным правительством, чтобы обеспечить необходимыми для жизни медикаментами нуждающуюся часть населения, не имеющую средств на их приобретение. Это система, работающая на благо всего общества. — Он улыбается, словно объясняет урок пятикласснику, и уже привстает с кресла. — Записали?
— Мистер Расмуссен, — говорю я притворно-извиняющимся тоном и жестом приглашаю вернуться в кресло. — Прошу прощения, еще парочка простых вопросов. Режиссер потребовал их вам задать, ну вы понимаете, — подключаю тактику доверительного «я всего лишь работник».
Раздуваясь от гордости, он соизволяет усесться на место, решив дать несмышленой девчонке еще один шанс.
— Просто чтобы внести ясность, — говорю я. — Как бы вы ответили на обвинение в том, что фармацевтические компании вроде вашей получают неприемлемо высокую прибыль от контрактов с государством, и все за счет налогоплательщиков?
Снова нацепляю маску пятиклассника.
— Мисс Макнэлли, — отвечает Расмуссен. — Единственная задача фармацевтической индустрии в Америке — сохранение здоровья нации и жителей всего мира…
И продолжает, слово в слово повторяя первый ответ. Я едва удерживаюсь, чтобы не покатиться со смеху. Очевидно, у Расмуссена на все случаи жизни заготовлено одно высказывание, которое он разучил и довел до такой степени совершенства, что оно стало звучать похоже на экспромт. Вот только это не срабатывает, когда отвечаешь во второй раз.
— Как вы уже нам сказали, — констатирую я. — Но я спрашиваю о том, назначает ли ваша компания чрезмерно высокие цены на государственные контракты, чтобы повысить прибыль, из-за того что расходы оплачивает потребитель?
Расмуссен сердито хмурится, и от меня не укрываются его умственные потуги. Если он вышвырнет меня или откажется давать интервью при включенной камере, то этим лишь признает свою вину перед зрителем.
— Мисс Макнэлли, — наконец выговаривает он, — единственная задача фармацевтической индустрии…
Я перебиваю его:
— Мистер Расмуссен, большое вам спасибо, но у нас это уже есть. — Надо бы натолкнуть его на мысль. — Но каков ваш конкретный ответ на заявление о том, что ваша компания вводит правительство в заблуждение?
— Э, Чарли, — слышу голос у себя за спиной. — Подожди секунду. — Это Уолт.
Ну что еще?
Я широко улыбаюсь совершенно потерявшемуся исполнительному директору.
— Технические неполадки, наверное, — говорю я как ни в чем не бывало.
Уолт отходит от камеры.
— Батарея села, — произносит он. — Надо поставить другую.
— Она же в твоей сумке, верно? — Я его убью, если нет.
Он качает головой:
— Надо сходить к машине.
Уолт не спеша отчаливает, и до меня доходит, что новая батарейка лежит пятнадцатью этажами ниже, а чтобы принести ее сюда, нужно будет еще и подняться на пятнадцать этажей. Если мне не удастся удержать Расмуссена за столом, то конец не только батарейке. Конец и интервью. И моей карьере тоже.
— Мистер Расмуссен, — начинаю я, врубая на полную катушку экстренную систему жизнеобеспечения, — позвольте выразить мои соболезнования по поводу кончины вашего сотрудника Брэда Формана.
Расмуссен откидывается в кресле и кладет ногу на ногу:
— Ну да, спасибо. Для нас это было большой неожиданностью конечно же.
— Вы его хорошо знали? — продвигаюсь дальше. Это нетактичный вопрос, но ведь я репортер, а он наверняка все равно считает всех репортеров нетактичными.
Еще разок выдаю свой фирменный взгляд пятиклассницы. Теперь у меня даже выходит пятиклассница по дороге в кабинет директора. Расмуссен самодовольно фыркает.
— Да не очень-то, — бесцеремонно отвечает он. — Один из моих специалистов по подбору персонала нашел его вакансию среди работников второго уровня. Его кабинет был, само собой, не на моем этаже.
Расмуссен определенно старается как можно дальше отстранить от себя этого Формана. Но, сдается мне, если он подозревает, что Форман доносчик, то как раз-таки и станет отзываться о нем как о второстепенном персонаже, ничего не знавшем, не имевшем доступа к информации о ценообразовании.
Исполнительный директор меня не разочаровывает.
— От Формана здесь вообще ничего не зависело, — продолжает Расмуссен, сопровождая свои слова повелительным жестом. — Он был простой счетовод. Но, знаете, и такие рабочие пчелы нужны везде. Конечно, очень жаль, что так случилось. — Он ненадолго умолкает, затем меняет тон. Очень осторожно. — Насколько я понял, полиция считает, что это было самоубийство. Вы слышали что-нибудь об этом?
О, превосходно, мистер исполнительный директор, теперь мы с вами лучшие друзья. Вы прощупываете меня, пытаясь выведать, как много мне известно. А это значит, мне как раз есть что узнать. Только вот я не знаю, что именно. Пока что.
— О господи, нет, мне об этом ничего не известно. — Где Уолт, черт его дери? Я больше не в силах охмурять этого типа. — Итак, посмотрим… — Притворяюсь, что листаю блокнот.
— Снимаю, — слышу позади себя. Уолт вернулся. Спасена.
— Итак, мистер Расмуссен, мы снова записываем. — Делаю ему знак, что мы приступаем. — Позвольте спросить вас об иске, выдвинутом против «Азтратеха»…
Взгляд Расмуссена вмиг леденеет. Мой вопрос ему точно не нравится. А это значит, что вопрос хорош.
— Мисс Макнэлли, я понятия не имею, о чем вы говорите.
— О процессе, в котором доносчик обвиняет…
— Если бы и существовал какой-то иск, — обрывает он меня, — то я бы не стал обсуждать это с вами. Я не говорю, что он существует. Но если бы он был, то я бы не стал об этом распространяться. А если бы у вашего коллеги хватило порядочности назвать мне истинную цель этого интервью, то я бы ни за что на него не согласился.
Расмуссен качает головой в знак бесконечного презрения.
— Телевидение, — насмешливо произносит он, глядя на меня.
Ничего, переживу.
— Тогда позвольте кое-что вам показать, мистер Расмуссен. — Достаю копию иска и кладу листок перед ним. — В этой жалобе на вашу компанию доносчик утверждает, что у него имеются счета, подтверждающие…
Расмуссен встает, шнурок от микрофона оттягивает его блейзер. Я в восторге. Если он сорвет микрофон и пулей выбежит отсюда, получится шикарный сюжет.
Ну же, Уэс.
Но увы.
— Давайте выключим камеру, если вы не против? — просит он, снова усаживаясь в кресло.