Борис Михайлов - Немецкая любовь Севы Васильева
— Руки — крюки, вот и летят свёрла! Первый день встала за станок? — возмущался он. — Все о Всеволоде Ивановиче думаешь?
— При нем станок всю смену тянул.
— Кайфует наш Всеволод Иванович у немцев, а у тебя сверла летят.
На помощь бригадиру подходит Володя, работающий на таком же станке. Вместе они разбирают управляющее устройство станка с программным управлением.
— Здесь точная механика — электроника, а ты как на обычном токарном, силой пытаешься, — выговаривает он Наде.
— Правильно закрепить сверло никак не научится, — ворчит Сергей.
— Ждешь, вернётся Севка в нашу дыру? Я бы остался, — заметил Володя.
— Если оставят.
— Плохо думаете о Всеволоде Ивановиче, — заступилась за бригадира влюбленная Надя.
Несмотря на холодок в их отношениях, Надя продолжала надеяться, что они поженятся. После ухода жены, он ни с кем, кроме неё не встречался.
***
Далеко в Германии, Сева в эти минуты был на одном из отцовских предприятий — заводе фармацевтического оборудования. Сопровождаемый руководством и Амалией, отец показывал Севе завод. Чистота, автоматика поразили, но советское воспитание не позволили открыто выразить восторг. По его просьбе посетили инструментальный цех, — знакомое производство, здесь Сева не сдержался и высказался.
— У нас в цехе похожие станки. Порядка и чистоты в цехе меньше, вместо голых девиц портреты партийных вождей. — Сева обратил внимание, на большинстве рабочих местах красуются цветные календари, картинки с одетыми и раздетыми красавицами, тут же банки с пивом, бутылки "Колы". Увидев большое начальство, никто не поспешил прятать их.
— Пиво в рабочее время? — удивился он.
— Когда в меру, стимулирует, — объяснил г-н фон Клуге.
Внимание Севы привлек фрезеровщик, обрабатывающий двойную шестерню, и он подошел ближе.
— Можно посмотреть?
Амалия перевела одному из сопровождающих, станок остановили. Сева самостоятельно вынул из патрона фрезу, осмотрел.
— Такие отверстия у нас обрабатывают одновременно в двух плоскостях.
— Скажу технологу, — согласился инженер, не спуская глаз с г-на фон Клуге. А отец доволен, сын заинтересовался его делом.
— И еще, если уменьшить угол заточки, можно увеличить скорость резания.
Г-н Клуге с интересом прислушивался к Севе. Амалия перевела и это замечание, специалисты снова подобострастно закивали, обещали подумать.
В следующем цехе, разорвав кольцо сопровождающих отца, к нему прорвался молодой рабочий азиатской наружности, залепетал что-то по-своему. Его грубо оттеснили.
— Потом, потом разберемся, — объяснил один из представителей администрации. Сам г-н фон Клуге, увлекая за собой Севу, невозмутимо шествовал дальше, не удосужившись спросить, кто и чего хотел. Сева вопросительно посмотрел на Амалию, и она пояснила:
— Турецкий рабочий. Нарушает дисциплину.
Отец, поняв, о чем речь, прибавил:
— Вынуждены держать иностранных рабочих.
— Чего хотел? — полюбопытствовал Сева.
— Служба кадров разберется. У отца нет времени выслушивать каждого рабочего иностранца, — пояснила Амалия.
В инженерном центре Севу поразило множество электронно-вычислительных машин — ЭВМ — огромных тогдашних компьютеров, и симпатичные девушки, работающие за ними.
— Столько девушек, на что тогда вычислительные машины? — не понял он. Отец и один из администраторов постарались популярно объяснить. Амалия не разобралась в технических терминах, и перевела так, что Сева совсем ничего не понял.
На обратном пути отец со специалистами и переводчица приотстали, а Сева опять остановился на участке, где успел показать себя. На клочке бумаги набросал схему фрезы с измененным углом и показал фрезеровщику, с которым общался. Их обступили другие станочники. С помощью жестов и чертежа Сева старался растолковать свою идею. Немцы поняли одно — предлагает что-то изменить. Нашелся станочник, знающий несколько русских слов.
— Россия?.. Оч — чень карошо… фройндшафт, рот фронт!.. Кароший человек, не сунь нос в чужой дело.
Кто-то ему шепчет, что Сева родственник директора, и он виновато смолкает. До Севы не сразу дошло, что он не в родном цехе, любые изменения вряд ли на пользу станочнику. Улыбнулся, демонстративно порвал бумажку с чертежом, показал свои рабочие руки и несколько раз повторил:
— Ich bin auch Arbeiter und zwar Dreher. (Я тоже рабочий, токарь). В это время подошла Амалия.
— Вот ты где, я с ног сбилась в поисках! Отец ждет тебя.
Прежде чем уйти, Сева успел дружески пожать руки нескольким рабочим и улыбнуться.
***
Дни бежали за днями, Сева вживался в незнакомую жизнь, делал новые открытия. Убеждался, немцы такие же люди, как русские, волнуют их те же заботы. С рядовыми немцами практически не встречался, но понял, никаких бидонвилей и сараев — бараков, виденных в телевизоре, и которые встретишь даже в окрестностях Москвы, ни в Бонне, ни в Кельне нет. Амалия объяснила, что все небогатые люди живут в многоквартирных домах, снять квартиру под силу любой работающей семье. Она с подругой снимает квартиру на двоих — так дешевле и веселее. Её ответ не очень убедил Севу и он спросил, где живут иностранные рабочие, что работают у отца.
— Тоже снимают квартиры или живут в комфортабельных общежитиях. Домики из картонных и жестяных коробок, что ты видел по телевизору, строят бедняки в Южной Америке. Наши социальные службы заботятся, чтобы никто не остался без крыши над головой. И не проживешь, морозы случаются такие же, как в России. — Популярно объяснила Амалия.
Обратил внимание Сева и на добротную одежду на людях, хотя летом и в Стародубске люди выглядят хорошо.
В один из вечеров Сева c компанией Марики приехали в фешенебельный ночной клуб "Феникс". Она познакомила с компанией, охарактеризовала каждого, кто есть кто. По случаю теплых летних вечеров, их усадили на открытой веранде ресторана. На эстраде играл оркестр, выступали солисты, гости танцевали. Время от времени Марика или Урсула — новая знакомая приглашали Севу на танцевальный пятачок. Парни больше говорили, вспоминали веселые истории, громко хохотали. Марика, увлекшись, часто забывала переводить. Когда новая история или анекдот вызывали очередной взрыв хохота, Сева вопросительно смотрел на неё, чувствуя себя неловко. Отдельные фразы, что-то понимал, но когда это был юмор, иносказательность, оставался беспомощным, если Марика не объясняла.
Друзья ее в большинстве великовозрастные студенты, ровесники Марики, благодаря возможностям родителей, растянувшие бесшабашную студенческую жизнь на годы. Сама она два года назад окончила университет.
