Борис Михайлов - Немецкая любовь Севы Васильева
Обзор книги Борис Михайлов - Немецкая любовь Севы Васильева
Михайлов Борис Борисович
Немецкая любовь Севы Васильева
"Жигули" — "девятка" въехали во двор многоэтажного Петербургского дома. Припарковав машину к другим железным коням, заполонивших все свободное пространство двора, Всеволод Васильев стройный моложавый человек лет около пятидесяти, вошел в подъезд, поднялся в лифте и своим ключом открыл квартиру.
— Есть кто живой, почему не встречаете? — весело закричал он, как всегда приветствуя домашних. Никто не отозвался. Всеволод неторопливо снял туфли, надел домашние тапочки и направился в ванную. По пути заглянул в гостиную и поразился — жена дома. Взобравшись с ногами на диван, Лена держала в руках письмо, и плакала. На мужа не обратила внимания
— Что случилось, от кого письмо?
Услышав его, молодая женщина вытерла слезы, повернулась, молча протянула письмо. Увидев нестандартный конверт с адресом латинскими буквами, напечатанным на компьютере, Всеволод всё понял. Из Германии. Последнее письмо оттуда он получил лет десять назад. Просили больше не беспокоить, и он вычеркнул из памяти людей, с которыми на миг свела жизнь. И вдруг вспомнили!
— Столько лет обманывал! — Продолжая всхлипывать, сквозь слезы, заговорила жена. — Читай, читай!
Всеволод быстро пробежал короткие строчки в левом углу конверта "Марика Мейер, Бремен — штрассе,7 Бонн, Германия" и еще больше удивился. Волнуясь, вынул письмо, оно было на русском. Лицо озарила улыбка, и тут же стало серьезным; всё больше смущаясь, дочитал до конца, и надолго замолчал. Память вернула на двадцать лет назад, он увидел Марику.
— Кто такая Марика, эмигрантка? Откуда тебя знает?
— Расскажу, успокойся. — Он обнял жену, хотел поцеловать, она отодвинулась.
— Не подходи! Обманщик! Столько лет скрывал свое прошлое.
— Успокойся, пожалуйста! Раз пришло время, расскажу. Всё это было очень давно, до тебя. И Марику знал тогда. Всего месяц.
— Пишет, вы бывали в Лондоне, Кельне. Как там оказался, когда дальше Болгарии в те времена не выпускали? Никогда не рассказывал. Столько лет живем, считала, всё о тебе знаю… Ты шпион?.. Скажи честно, не побегу заявлять.
— Шпион, — Всеволод рассмеялся,
— Так и подумала… Самый близкий человек. Отказывали себе во всем, чтобы университет закончил, аспирантуру. За машину с долгами никак не могли рассчитаться, а муж оказывается жил двойной жизнью.
— Прячу от семьи фунты и марки. — Всеволод снова попытался обнять жену. Она решительно оттолкнула.
— Отойди! Лгун! Видеть не хочу!
— Похож, на шпиона? Смешно! Свихнулась от ревности.
Марика писала, что все еще его любит. Дни, проведенные вместе, — лучшие в ее жизни. Всеволод понимал, жена не успокоится, пока все не узнает. До какой степени?
Рассказать, что долгие годы хранил в себе, не желая ни с кем поделиться? Рассказать о прекрасных мгновеньях, что пережил когда-то, и не может забыть? Поделиться несбывшимися мечтами, которые хранила память, пока не встретил Лену и полюбил. Марику он продолжал вспоминать, правда, чаще в постели, и в таком далеком прошлом, что порой самому не верилось, когда-то всё было на самом деле.
Он крепко обнял, прижался щекой к лицу жены, перенесся в прошлое.
— С Марикой я познакомился в далеком 1973 году, в Бонне. — Помолчав, прибавил. В Германии.
— Слава Богу, в школе учила, где Бонн, после войны столица ФРГ. Твоя Марика пишет еще о поездке в Лондон. В семьдесят третьем, помню из разговоров родителей, кроме как, в так называемые социалистические страны, советские люди не ездили туристами. И обязательно группами. Ты, судя по всему, был один, да еще в капстранах. Сбежал что ли?
— Никуда я не сбегал, хотя настойчиво предлагали остаться.
— Рассказывай о Марике! Как познакомились, что между вами было. Приезжала в Стародубск, и вскружил ей голову?
— Перебиваешь постоянно! Сказал же, увидел впервые в доме отца. В Германии. Долгая эта история и длинная. Не начать с предшествовавших событий, — не поймешь. Может, вначале поужинаем?
— У тебя в Германии отец, а говорил сирота!
— Будешь слушать или продолжать перебивать? Давай, поужинаем.
— Подумаю, стоит ли тебя кормить! Столько лет молчал. — Она перестала плакать, вытерла слезы, поднялась с дивана и пересела в кресло. — Не умрешь с голода, рассказывай! Мы никуда не торопимся.
***
И Всеволод заговорил, воскрешая в памяти события далекого 1973 года, изменившие всю последующую жизнь. Крутая перемена в жизни произошла даже несколько раньше. Перед новым годом ушла жена. В их захолустный городок, где оба работали на заводе металлических изделий, в командировку приехал столичный ловелас, вскружил жене голову, и она оставила Севу. Объяснила, слишком прост для неё, и характерами не сходятся. Жили они в небольшом районном городке Стародубске, Сева работал бригадиром станочников на заводе, Лариса в конструкторском бюро.
Побежали дни, похожие друг на друга. Одна радость — собственная комната, куда постоянно приходили друзья и скрашивали одиночество. Ключ от комнаты вручили Севе с Ларисой на комсомольской свадьбе. Вторую комнату занимала семья инженера, мечтавшая после ухода Ларисы выпроводить и его, стать полноправными хозяевами двухкомнатной квартиры. Скуку однообразной жизни нарушали аванс и получка. Два эти праздника Сева с друзьями отмечал и при Ларисе, и когда остался один. Так и жил бы дальше, как вдруг привычный распорядок жизни нарушился.
…Дождливым весенним днем обмывали с приятелями премию, по-холостяцки коротали воскресный день за бутылкой. На столе нехитрая закуска: квашеная капуста, вареная картошка, банка венгерского "Лечо", бидон с пивом и сушеная рыбешка.
— За премию выпили, за здоровье и удачу тост подняли, а за детский дом? Давай за него и всех наших! — предложил приятель Севы с детских лет Костя.
— За всех наших! — поддержал Володя.
— За нас! За всех, кому детдом заменил родителей и семью! — согласился Сева, чокаясь с друзьями.
— Заезжал недавно и ужаснулся, какие там пацаны, — вспомнил Володя. — Родители — алкаши живы, или матери — шалавы отказались… А шкодят! Не как в наше время. За деньги одалживают друг дружке шмотки поносить, представляете?.. Белым хлебом кидаются.
— Другое время, — согласился Костя. — Мы дети войны. Голодного времени. — Он взял гитару, перебрал, подстроил струны и запел любимую детдомовскую песню. В прихожей раздался звонок, и Сева пошел открыть.
— Наконец-то! — встретил он Сергея. — Думали, заблудился или увели в другую компанию.
— Очереди везде.
На звонок в коридор вышел сосед, смерил парней возмущенным взглядом.
