Татьяна Герцик - Роман в утешение. Книга вторая
До бабы Нюры оставалось всего-то метров тридцать, и она казалось, была обречена, впрочем, так же, как и все мы, когда надвигающийся на нее столб вдруг притормозил и недоуменно закачался на одном месте. Постояв так пару минут, медленно и неторопливо поплыл в сторону и ушел за околицу.
Я с изумлением смотрела, как от нас уходит неминуемая, казалось бы, гибель. Смертоносная воронка, всё так же изгибаясь и жутковато приплясывая, шла уже по лугу, легко выворачивая и вздымая в воздух вековые березы.
Баба Нюра испустила победный клич и погрозила вслед смерчу темным натруженным кулаком. Потом повернулась и гордо пошла к нам. Меня затрясло, и я испуганно приложила ладонь к груди, пытаясь успокоиться.
Женщины благоговейно укутали темный, едва видимый образ пречистой девы Марии с младенцем Иисусом в платок, и баба Нюра осторожно понесла его в дом. На мой вопросительный взгляд баба Маруся тихонько пояснила:
— Этот образ еще родители Нюркины из разгромленного монастыря спасли. Еле успели, безбожники иконы со стен посрывали, в яму покидали и подожгли, а эта наособицу хранилась, она и в те времена чудотворной считалась, поэтому и спаслась.
Вновь столкнувшись с варварством этих так называемых борцов за народное счастье, я только вздохнула. Сколько же горя они доставили собственному народу, сколько бедствий ему принесли!
Но дело было не в них. Сейчас передо мной произошло настоящее чудо. Маленькая дощечка с нарисованным на нем святым ликом и впрямь заставила повернуть страшное бедствие. Это было так впечатляюще, что я несколько раз перекрестилась, мысленно вознеся молитву заступнице. Конечно, записной атеист докажет, как дважды два, что это простое совпадение, коими так богата наша жизнь, но я знала — нам было явлено настоящее чудо.
Пока я приходила в себя, мои соседки деловито разбежались по домам, приводить в порядок потрепанные ненастьем дворы. И, хотя стихший было ветер вновь набрал силу, все же он не был таким свирепым, как прежде.
Посмотрев на хмурое небо, я поплелась домой, мучительно беспокоясь о Семене. Но он так же отчаянно беспокоился обо мне. Едва я под свирепыми порывами ветра обошла дом, закрывая на проржавершие запоры ставни на окнах, как зазвонил выданный мне Семеном телефон. Звонить мог только Семен, и я без колебаний взяла трубку.
Его голос был не просто обеспокоенным, он дрожал от облегчения и перенесенного ужаса:
— Ты жива? Слава Богу! Как вы там? Смерч шел в вашу сторону, я видел его на поле. Хотел свернуть, чтобы приехать за вами, но он несся раз в десять быстрее. Что там у вас было? На мои звонки ответ был один — абонент вне зоны действия. Я извелся так, как никогда в жизни…
Я устало проговорила:
— Всё нормально. Он прошел по огороду бабы Нюры, но свернул на Павловский луг и ушел в сторону Волги. Так что не беспокойся. Ты сам-то как?
Слышно было, как он с трудом перевел дух и шумно сглотнул. Потом что-то прошептал, но я не поняла, что.
— У меня всё в порядке. В селе был довольно сильный ветер, но ничего страшного, такие бури бывают почти каждое лето. Немного ремонта, и всё будет в норме. Но смерч в наших краях я видел впервые. Боюсь, я даже немного поседел. И всё из-за тебя. Поехала бы со мной, я бы так не волновался.
На это я даже отвечать не стала, и без того было понятно, что он просто не в себе от пережитого. Я бы тоже чувствовала себя жутко, видя этот ужас и зная, что ничем не можешь помочь любимому человеку. Да еще угнетающая неизвестность к тому же…
Шторм бушевал до самого утра, заставляя угрожающе скрипеть старые дома, но ничего страшного не случилось, окна и крыша уцелели. Но поутру, выйдя во двор, я удрученно ахнула — старая ранетка, стоявшая в палисаднике, треснула пополам до самого корня. Было отчаянно жаль яблоньку, она даже в таком жалком состоянии была красива удручающей предсмертной красотой.
Баба Нюра, пришедшая ко мне справиться о разрушениях, не понимала моей скорби. У нее была типично крестьянская философия:
— Да на кой ляд она тебе сдалась? Яблок на ней уже мало, корявая вон какая, спилить, и все дела. Да и не журись зря, девка, она побегов даст уйму, оставить пару, и через пару лет снова будут яблочки, да получше, чем на этой старой уродине.
Мы решительно не понимали друг друга. Вдруг меня пронзило болезненное воспоминание — а ведь в моем саду в Пореченске полно таких же старых яблонь прекрасных старинных сортов. Пореченск отсюда всего в часе езды, вдруг и там бушевал шторм? Что с домом? Что с садом?
Я жутко расстроилась. Как же узнать? Позвонить нельзя, поехать, да еще на своей машине — тоже.
Мучилась я до трех часов, пока не приехал Семен. Воспользовавшись тем, что рядом никого не было, он схватил меня в охапку и крепко прижал к себе. У меня аж кости захрустели. Вот что значит заниматься тяжелым физическим трудом, накачал мускулатуру. Я протестующе захрипела, вовсе не желая окончить свои дни в его слишком любящих объятиях, и он с сожалением выпустил меня из рук.
Посмотрев на мое удрученное лицо, Семен обеспокоенно спросил, что случилось. Врать мне не хотелось, и я призналась, что очень беспокоюсь об одном старом доме. Узнав, где это, он куда-то позвонил и успокаивающе сказал:
— Там всё в порядке. Шторм обошел их стороной. Был просто сильный ветер.
Сильный ветер… Насколько сильный? Моему старому саду достаточно и не слишком сильного ветра, чтобы повалить столетние деревья.
Мне нестерпимо захотелось проверить, что там произошло. Увидеть своими глазами. Ни сознание того, что там я могу встретиться с Георгием, ни возможная засада Пронина стали вдруг несущественны.
Поняв по моему взволнованному виду, что я сейчас сорвусь и понесусь черт знает куда, Андреев мрачновато вздохнул и настойчиво предложил:
— Если хочешь, поедем. Но на моей машине. Насколько я понимаю, так безопаснее.
Я с радостью ухватилась за это предложение. Но в последнюю минуту всё же схватила большой цветастый платок Ефросиньи и, по-старушечьи повязавшись, напялила большие солнечные очки, закрывавшие пол-лица.
Сев на переднее сиденье, первым делом посмотрела в зеркальце заднего вида. На меня взглянула бледная старушонка, правда довольно модная — черные очки придавал мне вид молодящейся голливудской красотки преклонного возраста.
Семен посматривал на меня с подозрительным интересом, и наконец не выдержал:
— Рита, что это значит? От кого ты всё-таки прячешься?
С укором посмотрев на него, я фальшиво запротестовала:
— Я не прячусь. Просто хочу хоть немного пожить спокойно. Неужели это незаконно?
Пробурчав себе под нос:
