Мамочка для принцессы (СИ) - Редж Моргана

Ярость сменяется леденящим душу холодом. Я не просто ошибся. Я совершил непростительную ошибку. Я позволил своему прошлому, своему демону, уничтожить мое будущее.

Набираю номер Светланы. Она берет трубку со своей обычной, надменной неспешностью.

— Павел? Какая неожиданность... — Контракт, — прерываю я ее. Мой голос — ледяная сталь. — Это ты.

На другом конце провода — короткая пауза. Слишком короткая, чтобы испугаться. Достаточно, чтобы понять. — Не знаю, о чем ты. — У тебя характерный почерк, Света. Я тебя по нему узнал. И мой эксперт-графолог, который уже изучает копию, подтвердит это. Завтра у тебя будут серьезные проблемы. Клевета. Подлог документов.

На этот раз пауза затягивается. Я слышу ее учащенное дыхание. — Она тебе не пара, Павел, — наконец срывается у нее, и в голосе впервые слышится не снобизм, а злоба. — Она — никто. — Нет, — тихо говорю я. — Это ты — никто. А она... она все.

Я бросаю трубку. Руки снова дрожат, но теперь от осознания всей глубины моего предательства. Я поверил бумажке. А не Асе.

Я подхожу к окну и смотрю на небо. Он огромное, холодное и пустое. Как и мой дом. Как и моя жизнь без нее.

Она не брала трубку. Не отвечала на сообщения. И я ее прекрасно понимал. Почему она должна меня слушать? Почему она должна верить?

Но я должен попытаться. Я должен донести до нее правду. Должен встать перед ней на колени, если понадобится. Потому что я был слепым, глупым ослом. И я только что осознал, что потерял единственную женщину, которая имела значение.

Я хватаю ключи от машины. Знаю, где она. Ее старая квартира. Мне все равно, что она выгонит меня. Мне все равно, что она будет кричать и плевать мне в лицо.

Я должен попробовать. Потому что иначе мне не для чего будет просыпаться. Ни завтра. Ни послезавтра. Никогда.

Глава 25

Ася

— Тетя Ася? Это я. Ариша. Я скучаю… Когда ты вернешься?

Ее голосок, тонкий и дрожащий от сдерживаемых слез, прозвучал как нож в моем онемевшем сердце. Вся моя броня, все мои оборонные сооружения рухнули в одно мгновение.

— Солнышко… — шепчу я, и голос срывается. Я сглатываю ком в горле, пытаясь взять себя в руки. — Я… я не знаю.

— Но ты же обещала быть всегда! — в голосе Ариши слышатся слезы. — У меня новая кукла, а ты не посмотришь… И папа все время грустный. Он кричал по телефону на тетю Свету. А мне страшно.

Каждое ее слово бьет по мне, безжалостное и точное. Я закрываю глаза, представляя ее — маленькую, потерянную в огромном доме, которая не понимает, почему мир взрослых такой жестокий и непонятный.

— Тетя Ася, ты там есть? — Да, я здесь, родная. — А ты меня еще любишь? — этот вопрос звучит так тихо, так неуверенно, что у меня сердце разрывается пополам.

— Конечно, люблю! — вырывается у меня, и по щекам потекли предательские слезы. — Очень сильно. Это не из-за тебя. Никогда не думай, что это из-за тебя.

— Тогда вернись, пожалуйста, — просто говорит она. — Мы с папой без тебя как… как суп без соли. Так папа сказал.

Я не могу говорить. Просто сижу, сжимая телефон в дрожащей руке и плачу молча, чтобы она не слышала.

В этот момент в квартире раздается резкий, настойчивый стук в дверь. Я вздрагиваю. Артем, услышав шум, выходит из своей комнаты. Наши взгляды встречаются. В его глазах вопрос.

— Кто это? — испуганно спрашивает Ариша в трубку.

— Не знаю, солнышко, подожди секундочку, — я прикрываю микрофон ладонью. — Артем, не открывай!

Но уже поздно. Артем, не сводя с меня взгляда, уже поворачивает замок и рывком открывает дверь.

В проеме, заполнив его собой, стоит Павел.

Он выглядит ужасно. Помятый, небритый, без пиджака, рубашка расстегнута на вороте. Его глаза, темные и горящие, смотрят на меня через полутемный коридор. В них не было ни гнева, ни высокомерия. Только отчаянная, животная усталость и что-то еще… боль?

— Мам… — тихо говорит Артем, отступая назад и пропуская его.

Павел заходит внутрь. Дверь закрывается за ним с глухим щелчком. Он не двигается, словно давая мне время осознать его присутствие.

— Тетя Ася? Ты все еще там? — раздается испуганный голосок в трубке.

Я не могу пошевелиться. Не могу вымолвить ни слова. Я просто смотрю на него, и все внутри застывает.

Павел медленно подходит ближе. Он не смотрит на Артема, только на меня. Он подходит так близко, что я чувствую знакомый запах его одеколона, смешанный с запахом ночного города.

— Ариша? — тихо произносит он, его голос был хриплым, будто он не спал несколько дней.

Он протягивает руку. Не чтобы коснуться меня. Чтобы взять телефон.

Я, не осознавая своих действий, разжимаю пальцы. Он берет трубку, его мизинец на секунду касается моей ладони. От этого прикосновения по мне бегут мурашки.

— Привет, зайка, — говорит он в телефон, и его голос становится невероятно мягким и нежным. — Это папа. Да, я нашел тетю Асю. Мы… нам нужно немножко поговорить. Одни. Ты можешь пока поиграть с няней? Я тебе потом позвоню. Обещаю.

Он молчит, слушая ее, и его лицо меняется от боли. — Да, я знаю. Я тоже. Скоро все наладится. Целую.

Он кладет телефон на стол. Звонок окончен. В квартире оглушительная тишина, нарушаемая только прерывистым дыханием Артема где-то у стены и бешеным стуком моего сердца.

Мы смотрим друг на друга. Я жду.

Жду оправданий, гнева, требований.

Но он просто стоит. И смотрит. А потом его плечи опускаются, и он произносит самые неожиданные слова, которые я могла от него услышать.

— Это была Светлана. Она подделала договор. Я… я был ослом. Слепым, глупым ослом, который поверил бумажкам, а не тебе.

Он не оправдывается. Он констатирует факт. И в его глазах я вижу не ложное раскаяние, а настоящую, неприкрытую боль. Боль от собственной ошибки. Боль от того, что он причинил мне.

Я молчу. Казалось, способность говорить покинула меня навсегда.

— Я не прошу прощения сейчас, — тихо продолжает он. — То, что я сделал… это непростительно. Я разрушил все. Наше доверие. Наш дом. Я знаю. Я пришел не за этим.

— Зачем? — наконец выдыхаю я, и мой голос звучит как скрип ржавой двери.

Он сделал шаг вперед. Теперь между нами не было и полуметра.

— Я пришел сказать правду. Чтобы ты знала. Чтобы ты не думала, что я… что я действительно мог так о тебе подумать. И чтобы сказать одно. Все, что у меня есть. Все деньги, все связи, весь этот чертов особняк… — он делает паузу, и его зеленые глаза впиваются в меня с такой силой, что перехватывает дыхание. — Все это — пыль по сравнению с тобой. И если ты скажешь, чтобы я ушел и больше никогда не появлялся, я уйду. Но я должен был сказать это. Должен был посмотреть тебе в глаза.

Он замолкает, дав своим словам повиснуть в воздухе. И в этой тишине, в его сломленной, но гордой позе, я вдруг вижу не всесильного Павла Волкова. Я вижу просто мужчину. Настоящего. Совершившего ужасную ошибку и переступившего сквозь собственную гордость, чтобы признать это.

И самое страшное было в том, что в глубине моего израненного, ожесточившегося сердца что-то дрогнуло.

Глава 26

Ася

Я смотрю на него. На его помятую рубашку, на тени под глазами, на руки, сжатые в кулаки. Он стоит, не шелохнувшись, как преступник, ожидающий приговора. И я была судьей. От моего слова зависело все.

Внутри меня бушует война. Одна часть, израненная и ожесточенная, кричит: «Выгони его! Он не заслужил второго шанса! Он поверил ей, а не тебе!». Другая, та, что помнит его смех, бумажные самолетики и то, как он сказал «моя женщина», шепчет: «Он здесь. Он пришел. Через свою гордость».

Я почувствовала движение сбоку. Артем. Он стоял, прислонившись к косяку, и смотрел на нас. Его лицо было бледным, но взгляд — ясным. Он видел все. Слышал все. И в его глазах я не читала ни злости, ни осуждения. Только надежду. Тихую, как первый луч солнца после долгой ночи.

И этот взгляд моего сына перевесил.