Порочная (ЛП) - Ловелл Л. П. "Лорен Ловелл"

— Ах, — говорю я, и мой голос гулко разносится по маленькой бетонной комнате, — видимо, в твоей глупости я могу винить твою молодость?

Он молчит, и мне доставляет огромное удовольствие знать, что это молчание будет недолгим. Продолжая напевать, я подхожу к металлическому шкафу в углу комнаты и достаю маленькую стеклянную клетку. Она похожа на маленький аквариум, но эта гораздо большее. Трепет пронзает меня, как электрический угорь. Пытки — одна из многих варварских вещей, которые мне стали нравиться. Вот почему я ограничиваю их — чтобы усилить удовольствие.

— Давненько у меня в этой комнате не было гостей, — говорю я, скользя пальцами по гладкому краю стекла. — Итак, хотя я очень расстроен твоим вопиющим неуважением, я также взволнован. Добро пожаловать, — я улыбаюсь.

Дверь со скрипом открывается и закрывается. Когда я оборачиваюсь, Игорь пересекает комнату с картонной коробкой под мышкой. Оттуда слышны крошечные писки и царапанье крыс внутри.

— Крыса проглотила свой язык, Игорь, — смеюсь я. Игорь ухмыляется, подходя к столу. Я с улыбкой прикладываю стеклянную клетку к животу мужчины. — Как тебя зовут?

Он плюёт в меня, и я приподнимаю бровь, открывая крошечную дверцу стеклянной клетки. Я киваю Игорю, и он открывает картонную коробку, загоняя крыс внутрь.

— Сожалею об этом, — шепчу я крысам.

Я наблюдаю, как они бегают внутри стеклянных стен. Мышцы живота мужчины напрягаются, когда их крошечные лапки постукивают по его коже.

— То, что мне нужно, очень просто: имя того, кто тебя прислал, — я пожимаю плечами. — Одно имя, и я позабочусь о том, чтобы твоя смерть была гуманной.

— Пошёл ты, Русский, — говорит он. О, как же меня возбуждает его сильный испанский акцент.

— Какой восторг, — молвлю я, хлопая в ладоши. — Ты, должно быть, из одного из тех пыльных картелей. Как забавно.

Вопрос в том, почему один из картелей решил, что сможет свергнуть меня? Конечно, это личная вендетта против Камиллы. Ни один человек в здравом уме не проявил бы ко мне такого вопиющего неуважения.

Игорь достаёт из-под стола паяльную лампу и разжигает её. Пламя шипит, переливаясь такими идеальными оттенками синего и оранжевого, когда я постукиваю по стеклу.

— Пинки и Брейн не любят жару, — говорю я. Глаза мужчины чуть-чуть расширяются. Я замечаю, как он сглатывает. — Хотел бы ты знать, что с тобой сейчас произойдёт, или предпочли бы удивиться? — я улыбаюсь. — Я действительно люблю сюрпризы.

Я щёлкаю пальцами, и Игорь идёт вперёд, поднося паяльную лампу к верху клетки. В течение нескольких секунд крысы впадают в неистовство, царапая стекло в течение нескольких мгновений, прежде чем начать вгрызаться в мягкую плоть человека. Он кряхтит от боли.

— Скажи мне его имя, и я прикажу Игорю просто обезглавить тебя.

Чем дольше тепло удерживается на закалённом стекле, чем жарке становится существам, тем сильнее обостряются их инстинкты самосохранения. Я лишь зачарованно наблюдаю, как они разрывают его кожу, пытаясь вырваться наружу через его тело. Их белый мех окрашивается кровью, и я улыбаюсь.

— Скажи мне его имя… — пою я рядом с ухом кричащего мужчины.

— Ты понятия не имеешь, с чем имеешь дело, — выдавливает он из себя.

Какая выносливость!

К настоящему времени голова Пинки в большинстве своём спрятана в животе мужчины. Боль от того, что животное съедает тебя заживо, пытаясь спасти свою собственную жизнь, должно быть, невыносима.

Когда одна из крыс исчезает внутри него, агония в его стонах становится почти гармоничной. Настоящая симфония. Шипение пламени, писк и царапанье, крики. Я закрываю глаза и делаю глубокий вдох. Достаю нож из кармана, открываю лезвие и подхожу к виновнику торжества.

Слёзы текут по щекам мужчины, на лбу блестит пот, а лицо искажается от гротескной боли. Я прижимаю лезвие к его горлу.

— Только подумай, сколько времени потребуется крысам, чтобы убить тебя… а ты умрёшь, обещаю тебе это, хотя бы по той простой причине, что ты заставил её истекать кровью, — шепчу я. — А теперь назови мне его имя, и я смогу покончить с этим в течение секунды.

Его губы сжимаются в жёсткую линию, как будто он заставляет себя промолчать.

— Всадник.

При упоминании имени шум паяльной лампы прекращается. Всадник — нереален… абсолютно точно… Я щёлкаю пальцами Игорю, и он снова включает паяльник.

— Не надо фамильярничать со мной.

— Это не так. Правда. Всадник. — Ещё один громкий крик эхом разносится по комнате, и внезапно страх застилает его лицо. — Пожалуйста, пожалуйста, просто останови это… — ещё один крик.

Я бросаю взгляд на Игоря и поднимаю руку, подавая ему знак выключить паяльную лампу.

— Где живёт этот Всадник?

— Я не знаю. — Мужчина прерывисто вздыхает, затем сглатывает. — Не знаю… Деньги, которые мне заплатили, поступили по безналичному расчёту в Нью-Йорке.

— Продолжай…

— Я никогда с ним не разговаривал, — морщится он. — Мне только сказали, что это он заказал нападение. Твоё имя никогда даже не упоминалось, я не знал…

— Спасибо тебе, мой друг, — шепчу я, прежде чем перерезать ему горло. Я наблюдаю, как кровь переливается через край стола великолепным рубиновым водопадом. Мой пульс отдаётся в ушах. — Скорми его собакам, — говорю я Игорю, прежде чем уйти.

Мой разум — это беспорядочная куча заговоров. Всадник? Мифический йети криминального мира, которого на протяжении многих лет обвиняют в крахе стольких организаций. Человек без лица, без имени; мог ли он охотиться за мной? На моих губах появляется улыбка, какая это была бы честь для меня.

Я почти добираюсь до главного этажа, когда слышу, как открывается дверь этажом выше. На лестнице раздаются шаги, сопровождаемые голосами.

— …в этом и проблема. Босс теряет хватку.

— Ну, — отвечает другой мужчина, — её достаточно, чтобы заставить любого мужчину немного расслабиться. Я представлял, как нагнул бы её раз или два.

Низкое рычание вырывается из моей груди как раз в тот момент, когда они огибают лестничный пролёт. Оба мужчины отшатываются, удивлённые моим присутствием. Мои мышцы напрягаются, умоляя об освобождении. Я достаю нож из кармана и вонзаю его одному мужчине в яремную вену, испытывая огромное удовлетворение при виде того, как его кровь брызжет на стену, когда я вынимаю лезвие. Другой мужчина срывается с места, взбегая по лестнице, но проходит всего несколько мгновений, прежде чем я хватаю его за плечо и швыряю на пол. Он скатывается по ступенькам, и я следую за ним, улыбаясь и вытирая кровь с ножа.

— Неуважение недопустимо, — говорю я.

Он открывает рот, чтобы заговорить, и я хватаю его за язык, метко отрезая его. Крича, он приваливается спиной к стене, прикрывая рот руками, кровь стекает между его пальцами и вниз по руке. Я отвожу руку назад, готовый перерезать ему горло, но останавливаюсь. Моя грудь вздымается, когда я смотрю на него сверху вниз. Я бы ничего так не хотел, как убить его, но контроль — я должен вернуть себе контроль.

Я провожу большим пальцем по своей челюсти и вдыхаю, прежде чем швырнуть в него его отрезанный язык.

— Я должен был бы заставить тебя его съесть, — говорю я с рычанием, прежде чем открыть дверь в коридор. Моя рука вся в крови, а я лишь вытираю её о пиджак, прежде чем удалиться в свою комнату.

Она сводит меня с ума. И какое же это выдающееся деяние.

Глава 14

КАМИЛЛА

Я слышу, как люди вокруг меня разговаривают приглушенными голосами. Думаю, по-русски, потому что не понимаю ни слова. Моя голова кажется тяжёлой, как будто она отделена от моего тела. Я вся в холодном поту. Моё тело болит.

Матрас прогибается, и тёплые пальцы скользят по руке.

— Красивая, — тихо произносит Ронан. Когда мне, наконец, удаётся заставить себя открыть глаза, я вздрагиваю от света, льющегося из окон позади него. Я пытаюсь сесть, и острая боль пронзает моё тело, заставляя меня упасть обратно на кровать. Он протягивает мне ладонь. — Возьми.