Рон Фауст - Когда она была плохой
— Но здесь очень мало акул, — с искренним недоумением сказала она. — Люди думают, что океан нашпигован ими, как хлеб изюмом. За девятнадцать дней на плоту я видела всего двух акул.
— Я спал. Паруса были подняты, рулевое управление не застопорено… Судно могло пуститься в плавание самостоятельно.
— Вон, смотри, — сказала она, показывая вперед. Я увидел, что кливер зарифлен. — Смотри сюда! — Она махнула рукой в сторону безоблачного лазурного неба. — И посмотри на себя, дурачок!
И, запрокинув голову назад, рассмеялась. Кристин, которая обычно была столь скупа на улыбки, сейчас смеялась от всей души.
Все еще продолжая улыбаться, она поднялась и взяла меня за руку.
— Я решила: я хочу, чтобы мы стали любовниками.
Мы спустились вниз и оставались там до обеда. Как я и предполагал, она оказалась до чрезвычайности чувственной и возбудимой и на удовольствие иной раз реагировала как на боль. Она и в сексе была самоуглубленной, почти целиком ушедшей в себя.
После этого мы ели сандвичи с сыром и пили теплое пиво, затем разложили на палубе морские карты и стали изучать их.
Море по-прежнему оставалось безмятежным и походило на бескрайнюю поверхность расплавленного металла, однако кое-где стали появляться облачка, которые поднимались над горизонтом на востоке, скользили по высокому своду неба и исчезали за западной линией горизонта.
Мы обогнули западную оконечность Кубы, вошли в Юкатанский пролив и теперь находились где-то поблизости от места, где Кристин была подобрана и спасена.
— Вот ты видела проблесковый свет. За тридцать минут до того, как «Буревестник» разбился, — сказал я. — Каков был интервал?
— Был не проблесковый, а мигающий свет.
— Но ты же говорила — проблесковый.
— Да, говорила. Разве ты не можешь понять, почему я врала? Все, что у меня осталось в этом мире, — это знание места, где разбился «Буревестник». Почему я должна была сказать тебе правду?
— Эта правда мало что проясняла.
— Я вообще ничего не хотела прояснять.
— О'кей. Тогда дай мне интервалы вспышек, пеленг маяка по компасу и компасный курс «Буревестника» в тот момент.
— Я уже все сделала, — ответила она. — Я определила это, когда мы были во Флориде, вскоре после того, как ты купил карты и лоции. Я знаю, где находится «Буревестник».
— Черт возьми, так скажи мне тогда!
Она порылась в картах, отобрала две из них, развернула и прикрепила какой-то лентой к противоположному сиденью. Одна из них представляла собой мелкомасштабную карту западной части Карибского моря от Белиза до Ямайки и от Ямайки до Панамы. Вторая была более крупномасштабной, составляла как бы часть первой и с большими подробностями изображала отмели Калаверы, Марии Магдалены и Нативити. Обе карты были выдержаны в голубых тонах разных оттенков, с нанесенными изобарами — точечными и пунктирными линиями с изображением глубин; темно-синий цвет означал глубину более трех тысяч морских саженей, синий — менее трех тысяч, светло-синий — менее тысячи и так далее, до бледно-голубого; точками были оконтурены места, которые поднимались над водой в момент отлива.
Я приложил стрелки своего компаса к карте: отмели Калаверы и Марии Магдалены были приблизительно параллельны друг другу, их разделяли девятнадцать миль; отмель Нативити была северо-западнее и находилась примерно в двадцати пяти милях от северных оконечностей двух других.
— Ты, конечно, наврала и про то, что от маяка плыть тридцать минут.
— Да, — кивнула она.
— Ты увидела мигающий свет здесь, на отмели Калаверы. Ваше судно находилось здесь, — я постучал пальцами по карте, — возле отмели Нативити.
— Верно.
— Я думаю, должен быть маяк и на Нативити.
— Там его нет.
— Кристи, нам бы следовало купить более подробную карту этого участка.
— Не было, — ответила она. — Я спрашивала в Майами.
Некоторое время я изучал карту. Отмель Нативити была вытянутой формы, с тремя крохотными рифами в самом центре. Глубина отмели колебалась от нуля до двенадцати морских саженей в момент отлива. На отмели Калаверы и Марии Магдалены претендовал Гондурас, что было достаточно нелепо: суши там не хватило бы даже для футбольного поля.
Я измерил стрелками компаса протяженность отмели Нативити и определил, что она составляет около пяти морских миль, ширина нигде не превышает трех миль и почти вся она находится под водой. Весьма обширная площадь, чтобы искать небольшое суденышко.
— Дело выглядит нелегким, — заключил я.
— Я знаю. Но у нас уйма еды, воды и времени.
— Ты должна рассказать мне и другие подробности.
— Других подробностей нет.
— Все, что ты вспомнишь о той ночи… малейшую деталь.
Она медленно покачала головой.
— Ты не видела маяка на отмели Нативити. А землю видела? Какой-нибудь из этих трех рифов?
— Я не видела ничего в ту ночь, кроме бурунов… Они были везде, повсюду. Я даже не представляю, как плот их проскочил. Был только страшный треск и шум прибоя.
— Ну ладно… Посмотрим.
— Мы найдем его, — убежденно сказала она. — Непременно найдем!
— Еще один вопрос. Где на «Буревестнике» были спрятаны изумруды?
— В балластном киле. Свинцовый киль был отлит в Картахене вместе со стальным контейнером с изумрудами внутри. Затем свинцовый киль был прикреплен болтами к деревянному.
Некоторое время я молча смотрел на нее.
— Ты хочешь выпить? — спросил я наконец.
— А что произошло?
— Девять порций, а? Крис, ведь свинцовый балластный киль тридцатичетырехфутового парусника должен весить почти четыре тысячи фунтов.
— Нет, основной балласт «Буревестника» находился внутри. Свинец был лишь дополнительным балластом.
— Хорошо, но все равно можно говорить о восьмистах или о тысяче фунтов, если свинец служил лишь средством контрабанды. Как мы поднимем тысячу фунтов со дна?
— Я думала об этом. Наши рычаги — это «Херувим» и мачта, корпус — наша платформа, и мы…
— Погоди. Я никогда не считал тебя глупой. Задача в том, чтобы подвести «Херувима» к середине отмели, бросить якорь прямо над скалой и запустить лебедку. Вполне вероятно, что это окажется невозможным из-за того, что там слишком мелко… И еще один момент… Свинцовый киль — самая нижняя часть «Буревестника», и он мог первый натолкнуться на риф. Он может оказаться здорово поврежденным, как и цилиндр с изумрудами.
— К чему рисовать столько ужасов! — сказала Кристин. — Все будет хорошо вот увидишь.
Я отложил в сторону карты и навигационные инструменты. Либо Кристин не отдавала себе отчета в серьезности ситуации, что было не похоже на нее, либо она еще что-то утаивала и снова мне лгала.
