Мистер Ноябрь (ЛП) - Гудин Николь С.

— Именно так.

— Даже не думай играть с ними, Либс, они оба играли за сборную в школе и безумно азартные, — тянет Джинни, пока намазывается солнцезащитным кремом. — Они скажут, что хотят играть парами, а потом будут бить мяч только друг в друга. — Она надувает губы.

— Это был всего лишь один раз, — ноет Кэл, — и мне нужно было доказать свою правоту.

Джинни начинает спорить с ним об этом. Ретт просто смеётся и указывает на место, где мне можно сесть.

Он предлагает всем напитки, и когда он поворачивается спиной, чтобы их взять, Джинни демонстративно жестами показывает на мою одежду. Точнее, на то, что мне следует её снять.

Я хмурюсь на неё и чуть не падаю на Ретта, когда он передаёт мне колу.

— Спасибо, — выдыхаю я.

Он кивает и опускается рядом со мной, и я внезапно очень остро осознаю, как мало на нём одежды. Я чувствую исходящее от него тепло, согревающее меня.

Джинни бросает в меня солнцезащитный крем.

— Раздевайся, подруга.

Ретт занимается тем, что роется в сумке, а я пронзаю её взглядом.

— Это пляж, — говорит она с дерзким тоном, — никакой одежды не допускается.

Я закатываю глаза, но всё же снимаю топ. Но это всё. Шорты пока остаются — раздеваться рядом с парнем, который выглядит так, как он, — рискованная игра.

Я поворачиваюсь, чтобы взять тюбик с кремом, и Джинни свистит.

— Подруга, да у тебя же трамп-стамп (прим. тату на копчике)! Кто бы мог подумать?

Я чувствую, как пальцы Ретта очень мягко скользят по коже у основания моей спины, и вздрагиваю.

— Как я не заметил этого раньше?

Я чувствую, как краснею, и поворачиваюсь обратно, чтобы его не было видно.

— Это ерунда... глупое подростковое решение. Мы все делали глупости в шестнадцать.

Джинни начинает тараторить Кэлу о какой-то татуировке, которую она хотела бы сделать, и я молюсь, чтобы на этом разговор закончился.

Чувствую на себе взгляд Ретта, и не знаю, что в нём такого, но я приветствую его внимание.

Я наблюдаю, как один из дежурных спасателей перемещает флаг вдоль пляжа, а затем жестом указывает пловцам в воде переместиться обратно в безопасную зону.

— Тебе не нужно было работать сегодня?

— Моя первая суббота за весь месяц.

— И ты проводишь её на пляже, — хихикаю я.

— Я зависим.

Джинни и Кэл снова спорят о волейболе, хотя это больше похоже на флирт, чем на настоящий спор.

— Ты занимаешься сёрфингом? — спрашиваю я, кивая в сторону нескольких сёрферов за буйками дальше по пляжу.

— Немного, когда был подростком, но я проводил почти всё своё свободное время, соревнуясь как спасатель, так что сёрфинг отошёл на второй план.

— Соревнуясь?

— Да, знаешь, плавание в волнах, спринт по пляжу, гребля на доске и сёрф-лодках... все клубы страны собираются на соревнования.

— Разве такое бывает?

— Ещё как бывает, — отвечает он в тот же момент, когда Калум вставляет:

— Это бывает только в его мире, где носят плавки-бикини.

— А мне вообще стоит знать, что это значит? — смеюсь я.

— «Баджи-смагглеры» — это плавки-бикини, — объясняет Джинни, — и не обращай внимания на Кэла, он просто завидует, что у него нет всех тех медалей, что есть у Ретта.

— И что плавки на нём сидят не так хорошо, — подкалывает Ретт.

Калум направляется к Джинни и перекидывает её через плечо, пока она визжит.

Он шлёпает её по заднице, пока таскает туда-сюда.

— На чьей ты стороне, женщина?

Ретт усмехается рядом со мной, и глубокий звук вибрирует во всём моём теле.

— Медали, да?

Он пожимает плечом, со скромным выражением лица.

— Может, парочка есть.

Я с удовольствием наблюдаю, как Кэл доходит до самой кромки воды и опускает всё ещё визжащую Джинни в мелкую прибрежную пену.

— В чём ты соревнуешься?

— Я был пловцом, но и по песку бегал довольно быстро.

— А сейчас уже не соревнуешься?

Он качает головой.

— Не, я уже старый и отживший, Либ, оставлю это молодым баранам.

Он совсем не выглядит старым или отжившим с моей точки зрения.

— Но ты всё ещё плаваешь, да?

Он отрывает глаза от моря и с любопытством смотрит на меня.

— Да, — наконец отвечает он, — я всё ещё плаваю.

Его взгляд устремляется вдаль, но в его выражении есть что-то, что смущает меня.

Может, это был глупый вопрос. В смысле, он же спасатель, конечно, он всё ещё плавает, но, кажется, дело в чём-то другом.

— Что? — спрашиваю я.

Он качает головой.

— Ничего.

— Ты не очень убедительный лгун.

Он усмехается.

— Да, не очень.

Он молчит несколько мгновений. Кажется, он взвешивает, говорить ли то, что у него на уме.

— И? — подталкиваю я.

— Я доплыл до тебя... в тот день.

Ему не нужно объяснять, я прекрасно понимаю, о чём он. Дрожь пробегает по моему позвоночнику при одной мысли об этом.

Он доплыл до меня?

— Но лодка...

— Я уже поднял твою голову над водой и закрепил тебя, когда лодка прибыла, мы втащили тебя внутрь, и Ник повёз нас обратно к берегу. Ты уже не отвечала мне тогда, поэтому не помнишь...

Холодный пот выступает на моей коже.

— Ты проплыл всю ту дистанцию ради меня?

Волны в тот день были безумными — словно течение изменилось, и волны поднялись между моментом, когда я ушла с пляжа, и тем временем, что мне потребовалось, чтобы преодолеть буйки.

Он пожимает плечами, словно спасение жизней — настолько обычное дело для него, что он не считает это чем-то особенным.

— Я вызвал Бекку, когда ситуация начала ухудшаться — она у нас человеческий скоростной катер, но ждать её не было времени.

— Так ты вошёл в это бушующее море и спас меня? — спрашиваю я с благоговением.

Мне ни разу не пришло в голову, что он был в воде дольше, чем требовалось, чтобы доплыть до лодки и обратно.

Я никогда не задумывалась о том, чем он рисковал в тот день.

Своей жизнью. Ради моей.

— Я просто делал свою работу.

Я кладу руку на его руку, и его глаза встречаются с моими.

Он такой скромный, что в это трудно поверить.

— Ты рисковал жизнью, чтобы спасти меня, Ретт, это очень важно.

Он что-то бормочет себе под нос, и я вижу, что он не знает, что делать с моей похвалой. Ему явно неловко, но мне всё равно. Мне нужно, чтобы он знал, как я благодарна за то, что он сделал — как я благодарна за него.

Я наклоняюсь к нему, не уверенная в том, что делаю, пока мой язык не выскальзывает, чтобы увлажнить губы, и я понимаю... что собираюсь поцеловать его.

Я чувствую, как из него вырывается глубокий вздох, когда наши губы сближаются.

Видимо, он тоже понял, что вот-вот произойдёт.

Моя рука скользит по его руке и запутывается в его волосах, прежде чем мысль об этом даже успевает сформироваться в моей голове.

Я так долго представляла это; действие обретает собственную жизнь.

Его руки находят мою талию, и, возможно, это я начала, но становится ясно, что заканчивать будет он.

Он поднимает меня с моего полотенца и усаживает на свои колени, наши губы всё ещё не встречаются, лбы прижаты друг к другу.

Я поддаюсь, жаждая любой частички его, какую смогу получить.

Я никогда в жизни не была такой напористой, и всё же, этого кажется недостаточно.

Я ахаю, когда он каким-то образом притягивает меня ещё ближе.

— Ты нечто особенное, Либби, так прекрасна, так храбра, — бормочет он, его пальцы скользят по моим обнажённым рукам, пока он прижимает меня к своей широкой груди, моя кожа нагревается в местах соприкосновения с ним.

Я хочу сказать ему, что не храбрая, совсем нет, но когда его губы касаются моих, и я чувствую себя храброй, непобедимой.

Я дёргаю его за волосы, и он стонет, разрушая мир вокруг меня.

Другой рукой я нахожу его грудь, исследуя голую кожу, твёрдые мышцы, пока его губы полностью завладевают мной.

На вкус он словно солнце.

Если бы я уже не сидела, он бы просто опустил меня на колени.