Мари Фишер - Нежное насилие
– Мой самолет приземляется в 12.27 в аэропорту Дюссельдорф – Лохаузен. Мы могли бы вместе пообедать.
– Прекрасно, господин Клаазен. Буду встречать вас в зале ожидания.
– И захватите с собой, пожалуйста, эскизы!
Оба положили трубки одновременно.
– Хорошенькую ты заварила кашу, – заметила мать.
– Ну, поскольку ты все слышала…
– Не все. Только то, что говорила ты, – констатировала Хельга.
Катрин не дала себя прервать:
– … Ты должна была понять, как я старалась избежать этой встречи.
– А почему, собственно?
– Ты еще, пожалуй, скажешь, что тебе нравится, когда я с ним встречаюсь.
– Мне до этого нет никакого дела, дорогая моя.
– Согласна, что нет. Не отрицаю.
– Я ведь всегда предоставляла тебе свободу. Или ты можешь привести примеры иного отношения?
– Нет, – вынуждена была признать Катрин.
– Ну, вот видишь. Не касается меня и то, почему ты пыталась избежать встречи с ним. Если не хочешь объяснять, то я этот вопрос снимаю. Не желаю я знать и о том, почему ты так быстро позволила себя уговорить на отвергнутый тобой вариант.
– Он предложил, чтобы я сама определила срок свидания. Не могла же я сделать вид, что никогда и ни при каких условиях не найду времени для встречи.
– Можешь мне ничего не объяснять, дорогая моя, меня это не касается.
– Было бы совершенно ненормально, если бы ты совсем не интересовалась моими делами и заботами.
«Надеюсь только, что забот окажется не слишком много», – собиралась ответить Хельга, но предпочла промолчать.
– Если хочешь знать, мы встречаемся за обедом, чтобы поговорить о делах. Что в этом плохого?
– Ничего. Не помню, чтобы кто-либо выражал по этому поводу порицания.
– Почему же я должна защищаться?
– Потому что постоянно чувствуешь себя так, словно на тебя кто-то нападает. Из-за чего? Этого я тоже понять не могу.
– Значит, я просто спятила?
– Есть немного. Но у кого этого нет?
Катрин вдруг вспомнила, что ее встреча с Эрнстом Клаазеном нежелательна вовсе не ее матери, а Жан-Полю.
– Прости меня, если я вела себя как-то не так, – сказала она подавленно.
– Да, ладно, дорогая моя, я не сержусь. Ты, конечно, поступаешь правильно. Мне только кажется, что Клаазену твое поведение – то да, то нет – могло показаться кокетством. Надо тебе быть осторожнее. Не хочу давать советов, но дразнить мужчин опасно. Вполне может случиться так, что он поймет твои слова превратно.
Катрин с трудом удалось сдержаться, чтобы не вскрикнуть.
– Буду следить за собой, – пообещала она.
– Боюсь, Тилли не сможет на этот раз нам помочь. Маленькая Ева плохо себя чувствует.
– Да что ты?!
– Во всяком случае, так сказала Тилли. А ведь в прошлый раз малышка выглядела вполне довольной и здоровой.
Обе женщины, да и многие вокруг предполагали одно и то же. Тилли жила за счет органов социального обеспечения и алиментов отца Евы; спекулируя на нездоровье ребенка, она уклонялась от работы. Обитали они в самой дешевой квартире, в мансарде, а подрабатывала Тилли только изредка.
– Видимо, она следит за тем, чтобы не зарабатывать больше положенной нормы, иначе ее лишат пособия, – заметила Катрин.
– Вполне возможно, но от этого мне не легче.
– А если ты попросишь помочь Даниэлу? Меня ведь не будет всего несколько часов в середине дня, включая обеденное время.
– Ты же знаешь, Даниэла лавку ненавидит.
– Ты преувеличиваешь. Она не любит рукоделье, но этим ей заниматься и не придется. Она лишь будет выполнять твои поручения, приносить коробки, убирать ненужное и так далее.
– Нам не следовало бы принуждать ее к тому, против чего она внутренне протестует.
– Да будет тебе! В своих мечтах я тоже вижу нечто более приятное, чем стоять за прилавком, но ведь делаю это.
– Ты – человек взрослый, дорогая.
– А ты, мамочка, слишком деликатна. Я с ней сама поговорю.
Катрин дождалась, когда дочь пошла укладываться спать. Потом она, как обычно, вошла в детскую, но не для того, чтобы поцеловать дочь перед сном, ибо в их маленькой семье было не принято осыпать друг друга нежностями, а только для того, чтобы пожелать Даниэле доброй ночи.
– Все в порядке, дорогая? – спросила Катрин. Темные глаза Даниэлы сверкнули недоверием.
– С чего бы это могло быть по-другому?
– Да нет, милая, это просто такое присловье. Это значит, что я забочусь о тебе.
– Ха-ха-ха!
– Ну, что это ты?! – Катрин присела на край кровати.
– А ну-ка, давай, говори, что тебе от меня нужно?
Уязвленная Катрин вымученно улыбнулась.
– Ты ведь очень хорошо меня знаешь, так?
– Ну, ясно! Знаю тебя, мамуля, всю жизнь. Ты всегда какая-то странная, когда хочешь поговорить по душам.
– У меня к тебе просьба.
– Нечто подобное я и предвидела.
– Не могла бы ты один разочек, в виде исключения, заменить меня в лавке?
– Но я ничего не понимаю в рукоделии.
На самом же деле Даниэла еще совсем малышкой усердно вышивала, вязала крючком и даже спицами. Мать и бабушка были в восторге от ее талантов. Однако с каждым днем она все больше теряла интерес к рукоделию. Однажды Даниэла поняла огромную разницу между собственными неловкими попытками рукодельничать и шедеврами матери. Девочку приводило в отчаяние, когда она видела ловкие пальцы Катрин, наблюдала, как они – раз, два, три – приводили в порядок бракованную вещь. Ощущение, что ей никогда не достичь такого совершенства, полностью овладев ею, парализовало ее стремление к работе. И Даниэла оставила всякие попытки творить самостоятельно. При этом ни Катрин, ни Хельга не поняли истинных причин такого поворота и постепенно смирились с тем, что девочка внезапно утратила интерес к рукоделию. Да и сама Даниэла не вполне осознавала, почему не хочет продолжать начатое дело.
– Ненавижу я эти нитки! – крикнула она и на этот раз.
– Речь идет совсем не об этом. Тебе предстоит только немного помочь бабушке. Представь себе на минуту, что в нашей лавке продаются овощи и фрукты.
Даниэла хохотнула.
– Тогда я хотя бы могла стащить для себя яблоко! Катрин почувствовала облегчение.
– Это только на пару часов в понедельник. После обеденного перерыва. Мне надо встретиться с шефом в аэропорту.
– Это с тем, который делает «Берту»?
– Именно с ним.
– А почему бы ему не заехать к нам домой?
– Тебе бы этого хотелось? – удивилась Катрин. Даниэла ответила без раздумий:
– Да нет, конечно. Я только спросила.
– У него мало времени. В аэропорту Лохаузен он лишь делает остановку по пути в Мюнхен.
– Значит, он зарится на тебя?
– Даниэла, прошу тебя, что за выражения! Бабушка услышит – она тебе задаст! А кроме того, все это чепуха. Он должен со мною кое-что обсудить.
