Иосиф Гольман - Защитница. Любовь, ненависть и белые ночи
Второй вопрос относительно Алешки Куницына на повестке дня стоял про свадьбу. Звать или не звать? – вот как был он поставлен. Не звать – точно еще одна несмываемая обида: всю деревню зовут, а его нет. Звать – черт знает как поведет себя отвергнутый мужчина, особенно если он при власти и пистолете.
В итоге решили: звать. Председатель Мирон Андреич, знавший всю подноготную сложных отношений, вызвался лично присмотреть за милиционером.
Нужно отметить, что отношения между лейтенантом Куницыным и председателем колхоза Куницыным (просто беда – две фамилии на деревню) тоже складывались непростые, полные сдержек и противовесов, наподобие той системы, что впоследствии выстроил себе на беду Ельцин.
Хозяин в деревне – предколхоза. У него все: еда, дрова, машины, рабочие. Но и лейтенант не последняя сошка в хозяйстве. Он же местный, с раскрытыми глазами, да еще подкован в своей офицерской школе. А в советском предприятии половина бухгалтерии липовая. Приписанные доходы, приписанные расходы, фиктивные гектары и бумажные урожаи.
Воровства, как в путинские годы, как раз особого и не было, просто стагнирующая система функционировала в двух видах: бумажном и реальном. Иногда они соприкасались, иногда жили параллельно. Например, леспромхозникам надо было нарезать много кубов леса. Иначе не будет денег и квот. Набирали на бумаге. Потом на бумаге же вывозили. Лишний бензин, когда могли, утилизировали (то есть растаскивали по своим). А когда не могли, тупо сливали в канавы. Невозможно же было «перевезти» тысячи виртуальных кубов леса, не истратив бензина! Разницу «утрачивали» на речных сплавах. Типа плоты отправили, а дальше – уже силы природы.
Сейчас это кажется фантастикой. Но так было!
Если ныне процветает воровство, то есть криминальная разновидность реальной экономики, то в застое процветали приписки и производство ненужного – разновидность экономики виртуальной, или социалистической, когда у всего богатства страны не было никаких хозяев, ни честных, ни нечестных.
Сам председатель золотых хором себе не нажил. Однако если бы на него поступил «заказ», то накопать можно было бы немало. Вместо заказа могла сработать и анонимка, особенно сдобренная фактажом.
Так что ссориться тяжеловесу местной экономической политики с юным ментом было совсем не с руки. Причем обоюдно.
Готовились к свадьбе всем миром. Это и сейчас отчасти сохранилось на Русском Севере, где природа суровая и люди просто вынуждены объединяться. Собирали съестное, ладили на улице столы и навесы – даже самая большая изба не вместила бы всех приглашенных.
Наверное, если б замуж выходила другая девушка, то и желающих погулять на ее свадьбе было бы меньше. К Витьке Рыбакову тоже неплохо относились. Но Анечка была звезда. И подавляющее большинство гостей искренне желали молодой семье счастья.
Сколько собралось народа, никто не считал. Вся деревня плюс многие из окрестных деревень. Пустых мест на двенадцати длинных столах с лавками не было. Наоборот, вновь прибывших подсаживали на чурбаки и табуретки. Либо на освободившиеся места, прежние хозяева которых временно отсутствовали, приходя в себя на свежем воздухе.
Были гости даже из райцентра, Анечку знали и там, по выступлениям самодеятельности и по трудовым отчетам (в данном случае точно не липовым).
Свадьба катилась бодро, тамаду вскоре все позабыли, веселье было естественным и ненатужным. Единственную намечавшуюся за весь вечер драку мгновенно разнял Алексей Куницын. Буяны даже и не подумали спорить, тихо разошлись в разные стороны.
Начиналась свадьба со спокойных тостов и к ним же вернулась ближе к вечеру. Внимавших, правда, было уже сильно меньше, но все равно много.
Мирон Андреич поднял тост за матерей молодых, сумевших в одиночку вырастить таких хороших и чистых людей. Мамаши всплакнули, чокнулись беленькой между собой и Андреичем, поблагодарили народ за внимание и помощь. Это не было дежурной фразой: взаимопомощь на Севере пока еще существует, не вытесненная только лишь экономическими отношениями. Поцеловали сначала каждая свое чадо, потом вновь приобретенное. Это был апофеоз праздника.
После него молодые – совершенно, кстати, трезвые (правильный обычай!) – могли спокойно покинуть место действия, а гости, у кого оставались силы, наоборот, праздновать уже безо всякого сценария.
И только в этот момент расслабился Андреич, все время опасавшийся какого-либо нехорошего выступления молодого лейтенанта.
Теперь выяснилось, опасался зря.
Алешка Куницын почти до ночи держал себя в руках, оставаясь за столом. Отходил только один раз, и то ненадолго. Потом ушел совсем, да не один, а с Наташкой Рыбаковой, молодой симпатичной девкой, только вот нелюдимой и недоброжелательной, за что и не пользовалась у народа большой любовью.
А вот у лейтенанта, похоже, пользовалась. Потому как направились они прямиком, особо не скрываясь, к стогам, благо погода стояла на удивление хорошая, и сено было не только мягкое, но и сухое.
Забегая вперед, следует отметить, что и эти отношения довольно скоро завершились свадьбой. Не слишком веселой и многолюдной, но с загсом, «Волгой» с куклой на капоте и свидетелями.
Виктор же с Аней отправились в дом жениха. Мать там ночевать не собиралась, они впервые были предоставлены сами себе.
И какое же это было счастье!
Виктор боялся дотронуться до жены, чтоб не спугнуть очарование момента. Анечка была вынуждена сама деликатно напомнить теперь уже мужу, что они собираются иметь много детей.
И хотя любовь была у них уже не раз, но такая – впервые. Если раньше боялись огласки, то теперь было наплевать. Если раньше боялись беременности, то теперь оба хотели ребенка. Оказалось, что такая страсть гораздо слаще прежней.
Насытившись в первый раз, Виктор, с разрешения жены, вышел покурить во двор.
Полуголый, в накинутом наспех военном своем кителе. Зажег спичку, жадно затянулся. Потом, мгновенно приняв решение, загасил сигарету о заранее припасенную консервную жестянку. Курить он больше не будет. Каждая минута рядом с Аней дорога. Зачем же своими руками уменьшать их число?
Развернулся, чтобы идти в дом.
В этот момент его окликнули. Оборачиваясь, уже понял – кто.
Алешка Куницын.
Глаза как у наркомана. В руке – «макаров».
– Что, страшно, кривоногий?
– Нет, – честно ответил Виктор.
В обычном смысле слова страшно действительно не было. Уже потом понял, что боялся – очень боялся! – за Аньку. Вряд ли даже сбрендивший Алешка стал бы ее убивать. Но Аньке вполне могла выпасть незавидная участь их матерей. А в том, что внутри Аньки они вдвоем только что заронили жизнь, Виктор почему-то не сомневался.