Любовь на проводе (ЛП) - Борисон Б.К.

Я копаюсь в печеньях и вытаскиваю то, где сверху толстый слой шоколадной помадки — фирменный семейный рецепт. Сладкое решает почти любую проблему.

— Давай разберёмся, — Пэтти берёт печенье с белой глазурью. — Почему тебе хочется сказать «нет»?

— Кроме того, что мне придётся рассказывать на весь мир о самом уязвимом в себе?

Она кивает и макает печенье в вино. Откусывает крохотный кусочек — и у меня по спине пробегает дрожь. Она может быть настолько отвратительно изящной, когда захочет.

— Это, конечно, аргумент. Но, солнце, большинство людей чувствуют себя неуверенно в вопросах любви. Именно поэтому твоё интервью и стало вирусным. Ты не одна такая.

— Благодарю за поддержку.

Она пожимает плечами:

— Понимаешь, о чём я? Это, по идее, должно как-то утешать — ты не одна в этом.

Я вздыхаю, заваливаюсь на локоть:

— Да, в этом что-то есть.

— Что ещё? — спрашивает Пэтти.

— Что — ещё?

— Давай продолжим марафон позитива. Что ещё в этом всём хорошего?

— Майя в полном восторге.

Она прыгала от радости, хлопала в ладоши, когда я ей рассказала. Обняла так крепко, что чуть рёбра не переломала. Она так хочет, чтобы я была счастлива. А я так хочу быть для неё той мамой, которой можно гордиться. Которую не надо жалеть или о ней беспокоиться.

— Она уверена, что если я соглашусь, то стану счастливее.

— А ты несчастна?

— Не думаю? — Я пожимаю плечами. — Никогда раньше не задумывалась. Но ведь Майя не с потолка взяла эту идею, верно? Значит, она что-то увидела. Что-то во мне.

Пэтти мурлычет себе под нос:

— А Грейсон что говорит?

— Грейсон всегда что-нибудь да говорит. — Я улыбаюсь. — Я стараюсь держаться от него подальше, пока не определюсь. Ну, насколько это возможно, учитывая, что мы вместе растим дочь и он живёт по соседству. Он умеет влиять на моё мнение. А я не хочу, чтобы он на меня влиял.

Пэтти смотрит на меня серьёзно:

— И? Ты определилась?

Я допиваю вино и протягиваю кружку за добавкой. Жидкая смелость. Или бегство от реальности. Пока не знаю.

— Вот в том-то и дело — нет.

***

Три печенья и остатки бутылки спустя я машу Пэтти на прощание, выходя из кафе. Она салютует мне пробкой и закрывает замок на дверь.

Я выхожу на вымощенную булыжником улицу. Хорошо, что до дома всего несколько шагов. Ночь в этом районе всегда напоминает нечто среднее между сном и старой сказкой: деревянные вывески, как будто им по четыреста лет, кривые камни под ногами, старые фонари с дрожащим светом, дома, тесно прижавшиеся друг к другу — их крыши наклонены и будто целуются.

Я замираю — всё вокруг будто застывает, и я вместе с ним, стараясь не спугнуть момент. Щёки и нос щиплет от холода, в голове туман от вина и сахара. Из окна моего дома напротив струится тёплый свет. Там меня ждут одеяло, купленное в порыве на «Домашнем шопинге», тёплые носки и старый обогреватель, что хрипит и пыхтит, как старик.

Стою с одной ногой на булыжнике, другой на тротуаре, в этой точке между «до» и «после». Мысли расплываются. Я говорила Эйдену, что устала тратить время на то, что не приносит радости. Но… правда ли это? Я ведь даже не знаю, чего хочу. Всё путается — между тем, что, как мне кажется, я заслуживаю, и тем, на что мне хватает смелости.

Может, я и не задумывалась всерьёз.

Я вздыхаю и поднимаюсь по ступеням к дому. Говорить о чувствах в прямом эфире — возможно, не то, чего я хочу… но, может, именно то, что мне нужно. Пора выйти из кокона. Пора что-то поменять.

Я достаю телефон, пока не передумала. Пальцы чуть путаются, но я нахожу письмо от Мэгги и набираю два слова:

«Я согласна».

«Струны сердца»

Звонящая: «Раньше я никогда не слушала вашу программу, но как-то услышала разговор с той молодой женщиной… Люси. Один из моих внуков включил радио».

Эйден Валентайн: «Многие именно так и находят нас. Спасибо, что позвонили».

Звонящая: «Знаете… я подумала: если вдруг она слушает сейчас, можно я скажу ей пару слов?»

Эйден Валентайн: «Конечно».

Звонящая: «Мы с мужем вместе уже шестьдесят пять лет. Каждый день — это, конечно, не сказка. Мы много трудились — над собой, над отношениями — чтобы сохранить то, что у нас есть. Мы менялись. И я, и он. Но каждый раз мы находили способ влюбляться друг в друга заново. Снова и снова».

[Пауза].

Звонящая: «Но магия — тоже есть. Сквозь всю эту работу иногда случаются моменты… крошечные вспышки, когда всё вдруг становится на свои места. И тогда словно сама Вселенная говорит: “Ты на своём месте”. Ты рядом с ним. Держишь его за руку».

[Смех].

Звонящая: «Я просто хотела сказать Люси: ты права, что веришь в свою магию. И, надеюсь, ты найдёшь, что ищешь».

Глава 7

Эйден

— Бостон нравится? Тебе там хорошо?

— О, милый, тут прекрасно, — в голосе мамы словно улыбается солнце.

На фоне слышен негромкий голос отца — он что-то говорит, и она смеётся. Звучит лёгкий шлепок — наверняка хлопнула его по груди. Стоит только закрыть глаза — и я уже вижу их: сидят рядом на диване у камина, папа обнимает её за плечи, притягивает ближе, чтобы поцеловать.

— Я провожу здесь лучшее время в жизни, Эйден.

Улыбаюсь в никуда и пинаю носком ботинка камешек через парковку.

— Ты заслуживаешь лучшего, мам.

Она заслуживает куда больше, чем просто «лучшее». После всего, что выпало на её долю, — только светлое. Только хорошее. Всегда.

— А ты? — спрашивает она. — Ты в порядке?

— Конечно, мам. Со мной всё нормально, — отвечаю сразу, выдыхаю, наблюдая, как облачко пара тает в воздухе.

Это уже рефлекс — выработанный за двадцать лет и три диагноза. Я не позволял себе быть ничем, кроме как «в порядке», пока мама переживала всё, что только можно пережить. Прятать свои чувства от неё стало таким же привычным, как дышать. Стертое, выношенное до мягкости поведение — как старый свитер. Развожу плечи, не давая ей ни единого повода для беспокойства.

— Готовлюсь к эфиру. Вышел подышать, пока есть время.

Брожу по парковке, игнорируя Джексона, Эйлин, Мэгги и — чёрт бы его побрал — Хьюи, который при каждом столкновении бодро показывает мне «палец вверх».

Вся радиостанция ведёт себя так, будто от каждого выпуска зависит наше будущее — и, может быть, так оно и есть, — но, чёрт, как же хочется хотя бы притвориться, что давление не душит. А сделать это невозможно, когда Мэгги каждые пятнадцать секунд орёт в коридоре про судьбоносные встречи и любовь всей жизни. Она даже начала слать мне на почту цитаты из «Гордости и предубеждения»¹⁷. Я поставил фильтр на спам.

— Мы слушаем, — говорит мама, и внутри дёргается тонкая струна тревоги.

Я прижимаю кулак к груди, вдавливая костяшки в пуховик. Цепочка на шее впивается в кожу.

— Ты такой молодец. Папа говорит, ты стал вирильным.

Я захлёбываюсь воздухом.

— Кем я стал?

— Вирильным. Ну, когда весь интернет в тебя влюбляется.

Запрокидываю голову и смотрю в безоблачное синее небо.

— Мам, это называется «вирусным». Не «вирильным».

— Как бы там ни было, мы тобой гордимся.

Она замолкает. Я заранее знаю, что она скажет дальше.

— Акадия — на следующей неделе. Как думаешь... может, приедешь?

Делаю паузу в три секунды, чтобы не выдать, насколько заранее подготовил отказ. С семьёй мне проще — порциями. Иначе только и делаю, что волнуюсь. Да и тащу всех вниз.

— Не получится. Завал с шоу, а в прошлый раз, когда я взял выходной, кто-то гонял рекламу хот-догов двадцать семь минут подряд.