Однажды ты пожалеешь (СИ) - Летова Мария

Темнеет неожиданно быстро, когда я открываю глаза, по салону уже гуляет желтый свет фонарей, и он усыпляет мои мысли еще сильнее.

Господи, какая же пустая у меня голова! На секунду я забываю даже о том, кто я вообще такая. Может, я этого и не знаю?!

Первое, что делаю, оказавшись в его квартире, - иду в ванную. Я умываюсь. Сдираю с лица косметику вместе с липким слоем яблочного сока, становясь в зеркале «голой». Без косметики меня после семнадцати лет кроме Данияр видела разве что моя семья.

Он разговаривает по телефону, я слышу его приглушенный голос через дверь, но проявить интерес к этому разговору мешает тошнота, которая накатывает на меня внезапно.

Я выворачиваю пустой желудок - это моя реакция на стресс, и чертыхаюсь, когда Дан стучит в дверь:

— Тебе плохо?

— Нет… — выдавливаю я.

Почистив зубы, я чувствую себя лучше.

На самом деле я люблю быть «голой», дышать гребаной кожей, порами и маткой.

Я роюсь в своей сумке, которую Дан забрал из багажника, ищу расческу, но, глядя на белый девственный сарафан, который приготовила на завтра, комкаю ткань в кулаке.

Дан дежурит под дверью, положив на бедра руки.

Я марширую к дивану, укладываюсь на него, укрывшись одеялом. Бездумно смотрю на телевизор во всю стену и хоть делаю вид, что уснула, это не так.

Я засыпаю не раньше, чем Осадчий укладывается на диван за моей спиной и проталкивает под мою голову руку. Не раньше, чем он прижимает меня к себе второй рукой, снова неподъемно тяжелой.

И я опять податливая. Соединенная с ним каждым открытым участком кожи, слушаю его дыхание над своим ухом и подворачивать на ногах пальцы.

Глава 16

Утром первое, что я слышу, - это шум воды в ванной.

Дан принимает душ, а после отправляется на кухню, я слышу его шаги в коридоре. Слышу, как звонит его телефон, и то, что этот звонок он игнорирует.

Это возвращает меня к случившемуся вчера. В том числе к мысли о том, что я скорее сожгу свое платье, чем надену его снова. Не потому, что решила сделать «подарок» Толмацкой, а потому что за ночь оно морально устарело.

Мое тело испытывает дефицит тепла – место, которое занимал Данияр, остыло.

Я смотрю в потолок, прислушиваясь. К Осадчему и к себе. Мои кости продолжают оставаться мягкими, несмотря на то, что я спала мертвым сном и отлично отдохнула, но я не спешу выбираться с дивана и идти на звук, а когда все же вхожу на кухню, смотрю на затылок Данияра исподлобья.

Дан заваривает себе чай, оборачивается.

На нем только шорты, на спине лежит полоска солнечного света от окна, а в глазах, когда мы встречаемся взглядами, глубочайшая задумчивость. Серьезность, напоминающая о том, что у него есть повод находиться в дерьмовом настроении, и все… благодаря мне…

Его настроение дерьмовое.

Он слишком резко обращается с предметами – с кружкой, с чайником.

Лучше бы он разбудил меня навязчивыми ласками и просто трахнул! Эгоистично, как иногда делает, - заботясь только о себе: быстро, резко, горячо.

Это было бы гораздо лучше, чем смотреть в его разгневанные глаза и пытаться держать чертову спину прямо. Защищаться. Именно это он сейчас заставляет меня делать – защищаться.

Осадчий упирается руками в стол и говорит:

— Доброе утро.

— Доброе, — отзываюсь я, стоя в проходе.

— Что вчера произошло? — спрашивает Данияр.

— Ты сам все видел.

Он проводит рукой по волосам, продолжая на меня смотреть.

— И что я видел? — уточняет он.

— Что у Толмацкой не все в порядке с головой, — предлагаю я.

Дан смотрит перед собой, берет паузу.

Со мной, твою мать, не поспоришь!

— О чем вы говорили? — задает он следующий вопрос. — С Платоном.

— Тебе нужно спросить у него.

— Ладно. — Выпрямляется Осадчий. — Я так и сделаю. Нам нужно выехать через час, успеешь собраться?

Я пустила под кожу так много его тепла и энергии, что сопротивление требует концентрации. Глядя в его лицо, в его красивое, знакомое до последней мелочи лицо, я произношу:

— Я что-то неважно себя чувствую. Едь без меня.

И мне приходится очень сильно встряхнуться, чтобы это сказать. Его слишком много у меня под кожей сейчас, чтобы я могла с легкостью наплевать на то, как важен для него этот день.

Все подобные дни – семейные мероприятия Осадчих.

Они любят встречаться, собираться вместе. У них большая семья, много двоюродных родственников. И каждый член семьи – ценный. Появляться на этих мероприятиях – священная обязанность для каждого, пропустить их можно, только если ты умер!

Данияр на них – особый гость. Старший сын, которым гордятся родители. Его ждут там, возможно, больше, чем кого бы то ни было. Все ждут. Я не пропустила ни одного семейного мероприятия Осадчих с тех пор, как Дан познакомил меня с родителями, но сегодня я та самая сука.

Никакая гребаная сила не заставит меня отправиться на праздник Платона Осадчего. Я не прощу ему ни одного произнесенного слова. Не сделаю вид, что забыла. Я эгоистичная дрянь – даже зная, что создаю своим решением хаос в большой дружной семье, все равно делаю.

Теперь взгляд Данияра пылает по-настоящему.

Все, о чем я думаю, он тоже знает!

Все, что нужно сделать мне, просто выдержать этот его взгляд.

Выдержать, зная, что создаю ему еще одну проблему, но сегодня я не в состоянии втиснуть себя в семейное мероприятие Осадчих. Я все еще «голая», и любая маска с меня соскальзывает. Даже маска невозмутимости, которая трещит по швам прямо сейчас!

Будто я могла забыть или не понимать, Дан говорит:

— Я не могу не поехать. Я обещал матери. Меня ждут. Нас ждут.

— Вряд ли от моего присутствия что-то сильно поменяется.

— Для меня поменяется.

— Я не поеду.

Он отодвигает от себя кружку. Злится. На этот раз на меня.

Это невероятно мощное ощущение. Холодок в животе, будто я падаю вниз на качелях.

Осадчий. На. Меня. Злится.

— Хорошо, — говорит он, резко сходя с места.

Я отхожу в сторону, уступая ему проход.

Меня посещает мандраж. Воронка в груди. Волнение, которое я душу все время, пока Данияр одевается, хлопнув дверью шкафа в спальне.

Он делает это молча. Несмотря на то, что в запасе у него целый час, обувается, собираясь покинуть квартиру прямо сейчас.

Я подношу к губам его чуть остывший чай. Делаю глоток, царапаю им горло, проталкиваю в себя с силой!

Вздрагиваю, когда дверь хлопает.

Стою, прибитая к месту и глотая чай, в котором нет ни грамма сахара – предпочтение моего парня, которое сама я не разделяю.

Мой пульс начинает ускоряться, я отправляю кружку в мойку, трясу рукой, на которую расплескала чай. Шиплю, приглаживаю волосы…

Не знаю, как долго не могу отклеиться от пола на кухне Осадчего.

Пять минут? Десять? Двадцать?!

Вскидываю голову, когда на входной двери снова щелкает замок. И я точно знаю, что этого не ждала!

Не ждала, что он… вернется…

Дорогие читатели.

Главу писала в полевых условиях, с преодолением препятствий. Если есть опечатки, прошу простить!

Глава 17

Я успела расслабиться за те минуты, пока он отсутствовал. Не облегчение испытать, а позволить спине быть не такой прямой.

Позволить опуститься плечам, стать, мать вашу, ниже ростом!

Позволить себе стоять не прямо, а так, как себя на самом деле чувствую, - как будто на плечи кто-то с силой давит.

А что касается внутренней гармонии - я вообще не знаю такого состояния. Возможно, только когда сплю. Так, как вчера - без мыслей и сил, без сопротивления слезам, которые я показала своему парню. Впервые в жизни! Кроме него и моего брата их уже лет десять никто не видел!

Эта ночь повредила мои коды, потому что, когда Осадчий врывается на кухню, где я стою прибитая к полу давлением, я снова не в состоянии ему сопротивляться.

Мое горло сдавило, я могу лишь молчать, чтобы этого не выдать.