Ива Одинец - Бестии
– Как я тебе… теперь?
– Ты – чудо. Моя лучшая женщина…
Ладонью отвел волосы, губы накрыли ухо.
– …хоть и хулиганка. Что за поведение, а?
– То есть?
– То и есть. Ехидничаешь без передыху, ножом машешь…
– Гонки на выживание – это возбуждает.
– Bloody-геймерша…
– Too hot to handle.
– Я заметил. Совсем тут без меня распустилась?
«Тут», «здесь»… Осторожней со словами. Ты не знаешь, что они могут значить для меня… Контекст слишком узок, чтоб ты понял – что увидел. Лишь на миг приоткрылось то, кто я есть – вне рамок двухмерного мира. Какой старалась здесь не быть… до сегодняшней ночи – и сна, что не хочу помнить. Даже зная – о ком он…
Не-ет, вот уж тебе это знать незачем.
Медленная, глубоко довольная улыбка. Пальцы ощупывают затылок. Вроде не рассечение. Но прикушенный язык болит. Зря верх не откинули. А, тут же обычный жёсткий…
– Чтоб тебя так каждый день…
– Буду рад.
– Берегись. Выпросишь.
– Оч надеюсь. И где ты этих фишек набралась?
– Каких?
– Ну, этих… всяких разных…
– Не спрашивай. Разволнуешься.
Выгнулась мостиком так, что голова легла на приборную доску.
Глаза жадно распахнуты. Шлёпнул по животу, ладонь развила скольжение.
– Потягушеньки у нас, обалдеть… Кошатина сытая.
– Голодная.
– Чего-о?
– Есть хочу. Рацион кошки должен включать не только высшие белки.
– Куда ж тебе ещё?
– Ну совсем прям некуда… А это ещё что?
На животе – небольшой шрам.
– Аппендицит?
– Ага. В детстве.
Ещё один – поперёк бедренной косточки. Пальцы осторожно гладят сверху вниз. Давешний – ещё светлей, чем кожа, и на ощупь неотличимый. Ниже – ещё несколько.
– А эти?
– Экстремальные виды спорта. Да я весь такой. Считать собьёшься.
Я заметила. На спине, боках, даже на руках выше локтей – вдоль, поперёк…
– Мужчин шрамы украшают.
– А здесь ещё один.
Он откинул волосы на макушке.
– Дай руку. Чуешь?
– Не-а.
– Есть, есть. По детству в драке голову разбили…
– Ай да дипломат…
– … после гонок на выживание.
– Ай да топ-менеджер…
– Вот такой я.
– Зашибись.
– Будет тебе еда. Но сначала сфоткаю. Прямо так.
– Всё для тебя, мой сладенький.
– А ну покажи, как там твоё ранение… Чёрт. До сих пор не…
– А кто б ему дал… О-ох, ну ты красавчик вообще. Будто убил кого-то и разделал.
– А сама-то…
– Дай-ка сумку…
Нашёл не глядя.
Влажных салфеток хватило на обоих.
…На десятом снимке моё терпение лопнуло.
– А ну дай. Я тоже хочу… Во-от так. Теперь можешь курить.
– Язва…
Он опустил окно. В кабину хлынул влажный воздух. Надо успеть надышаться, пока не надымил.
– И дверь открой, плиз.
Перевесилась через колени.
Тучи будто лежат на верхушках деревьев. Вот-вот тонкие веточки проткнут пухлые бока в десятке мест – и пойдёт снег. Или дождь со снегом.
Холодно. Но полное впечатление: если пальцы дотянутся до ледяной корочки на траве у корней ближайшего дерева – растоплю, как в рекламе «Mexx».
Тиг тоже одеваться не спешит. По-прежнему лёжа на его коленях, перевернулась на спину. Жадно затягивается, глаза прикрыты, отрывисто выдыхает дым, рука двигается нервно-изящно, как в кино. Но без манерности.
– Обедать едем в Воздвиженск. Там одна кафешка шикарная…
– Сначала фотки посмотрим. Ты, как всегда, при ноуте?
– А то. В кармане на спинке.
Пока перекачивает фотки, нашарила в сумке зеркальце и блеск.
Негромкий вскрик. Вздрогнул всем телом.
От толчка под локоть – и неожиданности – уронила блеск.
– Чего ты?
– Смотри.
Самая первая фотка – где я ещё почти одета. И всё бы отлично… Но меня будто обвели чёрным маркером. Аккуратненько по контуру. Фотка отмасштабирована по ширине экрана – и линия толщиной с тетрадную клетку. И чернота вокруг – на ширину фигуры. Постепенно сходит до мутно-серой дымки. Без границы раздела. И изображение затянуто дымкой.
– Эт-то ещё что?
– Понятия не имею.
– Игра света… может такое быть?
– Первый раз вижу.
– Проверь другие.
На остальных – то же. И на тех двух, где Тиг.
Он хрустнул пальцами.
– Что за…
Кажется, я знаю.
Но лучше б ошибалась.
Схватила с сиденья фотоаппарат.
– А ну замри…
Быстро, навскидку щёлкнула его.
Он залил фотку в комп. Увеличил.
Обычная фотка. Чуть мутная, правда – но без дымки. И без зловещей чёрной линии.
– Ф-фу, а я уж испугался… Вспышка, наверное, барахлит. В Москву вернусь – отнесу на фирму.
– Странно как-то вспышка барахлит… реально вообще такое?
– Не знаю, – нехотя сказал Тиг, пальцы мелькают, листая фотки обратно. – Но выглядит жутковато. Прямо как ауры в старых триллерах. А такие чёрные ауры – только у тех, кто скоро…
Он запнулся.
Я фыркнула. Неестественно весело.
– Ты что, веришь в ауры?
– Вообще-то верю. А ты?
– Вот не знала, что ауры в цифре ловятся. Но если это аура… На поздней фотке ведь нет. Что, за десять минут судьба поменялась?
– Сомневаюсь… Ну-ка, дай и тебя щёлкну.
Еле различимый сероватый налёт. Контура нет.
А может, и налёт мерещится – раздраконили сами себя, либо глаза подустали. Или экран замурзанный… Да нет, чистый.
– Точно, вспышка.
Откинулся в кресле. Глаза лукаво блестят.
– На рабочий стол себе поставлю.
– Тогда на переговоры брать нельзя будет.
– А-а, ну точно.
– Хотя… хотя… Надеюсь, там столы тяжёлые. Не сдвинутся.
– А… а зачем их двигать?
– Не «зачем», а «чем». Слыхал, как в песне у «Бахыт-Компота»?
Зашёлся от смеха. С трудом выговорил:
– Ну ты отвязная… Куда твой муж смотрит?
– Какой ещё муж?
Молча показал на кольцо.
– А-а, это… Да это так, по инерции.
– Тогда на левой надо.
– Да-а? Нет уж, пусть так. Отшивать проще.
– Не меня, надеюсь?
– Надейся… э-э-э, ты что де… Руки прочь! Да что за… Не сходи с ума!
– Не шути так.
– А то что будет?
– Залюблю до смерти.
– О-о… Это уже серьёзно.
Если он готов – то я тем более…
Охотно откинула голову, подставляя лицо, словно солнцу, губы раскрылись навстречу…
Так и не коснулся. И руки убрал. Голос извиняющийся:
– Кошка, ты не обидишься, если я с полчасика помолчу? Просто… надо подумать.
– Не вопрос.
Без обид. Мне тоже есть о чём подумать.
Хотя… о чём тут думать?
Надо поговорить.
Давно пора.
Но как, как начать? Как вообще заговорить с НИМ об ЭТОМ?!
Он – человек. Более того – нормальный. А я —
(ни то, ни другое)
нет. Даже по меркам таких, как я. И как могла влюбиться в двухмерного, не знаю… но – факт. Воистину – любовь зла.
Сейчас, правда, мистика на гребне популярности. Но это-то и плохо. То, что растиражировано и обмусолено в сотнях жёлтых газетёнок и псевдонаучных передач – не воспринимается. С одной стороны – хорошо: хочешь что-то спрятать – брось на виду. Но с другой…
Но что-то надо делать. Этот чёрный контур – и дымка…
Старая сказка на новый лад. Сто процентов.
Но что это значит?
Целый год меня не снимали. Не считая того вечера… в самом конце. И тогда этого не было.
Но ведь и открытый контакт с тварью случился лишь через двое суток.
Не поэтому ли…
Но почему эти штуки не везде? Где логика?
А что, если сфоткаться на воздухе? Что, если дело в машине?
Да при чём она может быть, если лишь сегодня взята у приятеля?
Ауры я видеть не могу. По крайней мере – здесь. Но слышала – чёрный цвет означает лишь одно.
Получается, мы должны разбиться в этой машине?
Бред. Контур – проделки твари. Но мы ей нужны живыми. Пока – живыми. Хотела б – сто раз прикончила. Поодиночке.
Холодно от таких мыслей… Хочется одеться.
Проще дверь закрыть. И окно.
Перегнулась через Тига, прихлопнула дверь. Мягко – но всё же от приложенного усилия Тига чуть качнуло.
Ноль реакции. Даже веки не дрогнули рефлекторно. Ушёл в себя, вернусь не скоро.
Вот и ладно. Пока отвлекать и незачем. Есть идея…
Щёлкнула пять раз – с более-менее разных ракурсов. Засекая время. И себя не забыла – фэйс в кадре не везде, но и не надо. Повторила серию – через пять минут, десять и пятнадцать.
Классический многофакторный эксперимент.
Тиг не шевелится. Глаза невидяще смотрят прямо.
Звенящая тишина. Даже шум прорвавшегося наконец дождя отсекают стёкла.
…Лишь закончив четвёртую серию, сбросила фотки в ноут.
Первые – нормальные, только опять налёт какой-то…
Но уже во второй серии фигуры прорисованы чёрным. А на третьей…
От жути заболело под ложечкой. Контур тут как тут – и толще, чем полчаса назад. А на кадрах четвёртой серии – дымка темней и гуще…
Прикусила ладонь.
Только не кричать…
Так вот почему те вихри… Скорость ни при чём!
