Сьюзен Айзекс - Волшебный час
Я уже собирался зайти к Линдси в комнату, похожую на культовый храм с антикомариной сеткой, как одна из ее добровольных лягушек-на-побегушках попыталась захлопнуть дверь перед моим носом.
— Ей нужно отдохнуть, — зашептала девушка, как будто за дверью находился тяжелобольной.
Я все-таки вошел, попросил всех, кроме Линдси, убраться из комнаты и захлопнул дверь.
Прозрачная кисея образовывала полог и шторы вокруг постели. Такая же кисея закрывала окна от потолка до пола. Из неясных соображений клоки такой же кисеи покрывали и стулья. В комнате стояли три стула и шезлонг, но Линдси, конечно же, растянулась на постели. Я взял стул и откинул эти тряпки, чтобы не рассматривать Линдси сквозь болотный туман. Она немедленно начала откалывать свои обычные номера, корча из себя чувственную женщину, оглаживая себя по лицу и по шее и устраиваясь на подушках таким образом, чтобы ее грудь выглядела максимально соблазнительной.
На прикроватном столике стояла упаковка из шести голубоватых бутылок заграничной минералки. Она простерла безвольную руку к бутылкам, но не смогла дотянуться. Она замерла, выжидая, пока я встану и дам ей бутылку. Вставать я не стал. Тогда она привстала, взяла бутылку и начала пить. При этом она булькала, совершенно не сексуально, а как классические герои мультфильмов.
— Просто тошнит от этой жары, — заявила она.
Не думаю, чтобы она притворялась. Все ее тело покраснело и покрылось капельками пота.
— Наверное, на улице вообще невыносимо.
Думаю, этим комментарием насчет погоды она исчерпала свои способности быть любезной. Потому что вслед за этим она грубовато осведомилась:
— Так чего вам от меня нужно?
— Чтобы вы перестали врать. Если вы не прекратите врать, вас придется арестовать.
— Вы уже применяли эту тактику с моим агентом. Он человек пожилой, ослаб духом, вот ваши штучки и сработали. А со мной этот номер не пройдет.
— Хотите пари? Ставлю пятьдесят долларов, что еще до того, как я отвезу вас в управление снимать отпечатки пальцев, вы…
— Вы всерьез решили меня напугать?
— Ваша взяла. Но я могу прервать ваши съемки. И когда вы предстанете перед судом, я могу сделать так, чтобы там крутилась куча репортеров. Вот им вы и расскажете, как вы меня не боитесь — невзирая на то, что вы арестованы за укрывательство сведений по делу о гибели Сая Спенсера.
— Вы знаете, что вы просто дерьмо на палочке? — спросила она.
— Знаю, но это дерьмо на палочке может вас арестовать.
В помещении повисла долгая пауза. Мне нестерпимо захотелось закрыть глаза и расслабиться, но я решил испробовать на ней силу своих властных полномочий и мужского обаяния, поэтому не мигая уставился на нее. Наконец Линдси приподнялась на локте.
— Иногда мне нравятся такие низкопробные типы, — произнесла она протяжным, хрипловатым голосом. И протянула мне руку.
— Мисс Киф, буду с вами откровенен. Насколько я могу судить, ваша ситуация не настолько безнадежна, чтобы трахаться с копом.
Она отдернула руку.
— Вам просто нужно ответить на несколько вопросов, и возможно, ваши ответы дальше меня не пойдут. Договорились?
— Да. — Грубовато. Смутное желание, возникшее у нее на мгновение, сменилось обычным презрительным отношением.
— Сай интересовался вашими отношениями с Виктором Сантаной?
— Да.
— Это вам не викторина в школе. Расскажите поподробнее.
Она допила первую бутылку и взяла вторую.
— Он не повышал голоса, ни разу. Он сказал мне, очень спокойно, как будто сообщал, какая завтра будет погода, что я веду себя как шлюха. И что я потеряла всяческие актерские способности.
Она умолкла. Больше ничего говорить она не хотела.
— Ну же, — сказал я.
Она продолжала, но очень неохотно:
— Он хотел, чтобы я отказалась от участия в съемках. Накануне вечером он ходил за мной по дому и обзывал «шлюхой», как будто это мое новое имя. «Что ж ты сегодня так рано спать идешь, шлюха?» Говорил, что я гроблю «Звездную ночь». И все это очень спокойным тоном.
— Когда это началось?
— За неделю до убийства. В понедельник вечером.
— Он угрожал вам увольнением?
— Нет. Он хотел, чтобы я ушла сама.
— Почему?
— Почему? — переспросила она и презрительно усмехнулась, словно я задал ей самый идиотский вопрос последнего тысячелетия.
— Тогда я нарушила бы условия своего контракта, вот почему. Тогда ему не пришлось бы мне платить. И он получил бы страховку от инвесторов и смог бы начать съемки заново.
— Это возможно?
— Конечно, возможно. И тогда страховая компания обязала бы меня покрыть их расходы.
— Значит, вы сами уходить не хотели.
— Разумеется, нет. Это безумие.
— Но с чего он взял, что вы уйдете по своей воле, если вас ожидали такие неприятности?
— Потому что.
— Потому что что?
— Потому что он старался расстроить меня до такой степени, чтобы я его начала бояться и сделала все, что он захочет.
— Что он для этого делал?
— Еще до того, как он сообщил, что знает о нашем романе с Виктором, он стал вести себя очень холодно. Очень холодно.
— Он перестал с вами спать?
Она бросила на меня взгляд, выражавший отвращение: я полез своими грязными руками в ее сексуальную жизнь.
— Он даже не хотел ко мне прикасаться, — сказала она. — Больше того, вам наверняка это интересно: когда я попыталась взять его за руку, он ее отдернул, как будто я прокаженная.
— Но он не объяснил, почему так себя ведет?
— Сначала нет. Просто сделался ужасно холоден со мной.
— Он так же вел себя на людях? На площадке?
— Нет. И это меня убивало. На площадке он был такой сладкий.
— А вы как себя вели?
— Ну, полноте. А как вы думаете? Не могла же я всех поставить в известность, что у меня жуткие отношения с продюсером? Он притворялся, что между нами любовь, и мне ничего не оставалось, как подыгрывать ему. Я думала: ну, он на людях ничего плохого не делает, может, все само собой уладится. Я перестала встречаться с Виктором — в интимном смысле — со среды.
— Вы сказали Сантане, что все кончено?
— Нет. Я никогда не сжигаю мосты. А вдруг бы у меня не вышло наладить отношения с Саем? Я просто сказала Виктору, что у меня сейчас очень непонятный и тяжелый период в жизни. Кошмарный.
— Это славно.
— Я хорошо знаю мужчин. Это действует. В любом случае, я все делала, чтобы пойти Саю навстречу. Уж если не в личном плане, так хоть в профессиональном. Но это было так странно. И даже когда все начало складываться хуже некуда, при посторонних мы продолжали притворяться, что друг друга любим.
