Сьюзен Айзекс - Волшебный час
Я понял, почему никому до сих пор не удавалось схватить Микки за жабры. Он был слишком умен. Он даже пальцем не шевельнул, этакий обожравшийся Будда в цветастой рубашечке, но я нутром чувствовал, что он анализирует, взвешивает все варианты, рассчитывает — и при этом не пропускает ни слова из того, что я говорю.
— Самая большая проблема — это вещественные доказательства, — продолжал я. — Четыре волоса Бонни застряли в изголовье кровати, где она общалась с Саем. Штука в том, что это происходило менее чем за полчаса до его убийства. Вы, наверное, знаете о новых ДНК-тестах, которые мы теперь делаем?
— Я знаю больше, чем ты, Бреди. Валяй, рассказывай.
— Они только что нашли еще один волос, на этот раз прямо на том месте, где стоял убийца, когда стрелял.
Микки с отвращением затряс головой. Его подбородки задрожали.
— Кто его туда подкинул?
— Это вполне может быть волос с головы Бонни.
— Ты не пришел бы сюда, если бы в самом деле так думал.
— Кто его туда подбросил, это не столь важно. Сейчас мне гораздо важнее получить какую-нибудь помощь. К пяти часам она собирается явиться в полицию, в противном случае на нее объявят розыск. А этого ей совершенно не нужно.
— Зачем тебе все это нужно?
— Видите ли, у меня времени осталось только до пяти. Я вынужден выбирать, сидеть тут с вами и вести философические беседы — я помню, вы большой поклонник Платона, — или попытаться спасти задницу Бонни Спенсер.
— Не говори о ней в таком тоне. Прояви уважение.
Официант направился к нам. Микки замахал рукой, чтобы тот не приближался.
— О чем ты хотел бы узнать?
— Вы знали, что Сай заплатил Линдси полмиллиона сверх положенного?
— Разумеется. Бухгалтерша мне сказала, о чем, я уверен, и тебе хорошо известно. Она очень переживала, что вкладчиков накололи, и решила доверить этот секрет мне.
— Вы дали ей взятку и скорее всего припугнули.
— Ты говорил, что у тебя очень мало времени до пяти, так что не трать свое драгоценное время на всякую сраную полицейскую ерунду.
— Вы пытались угрожать Саю, когда узнали об этой афере? Я не беру вас на понт. Я пытаюсь понять, в каком состоянии он был перед смертью.
— Я не угрожал ему. Я всего лишь сказал ему, какой он глупый и дерьмовый козел. Я, конечно, повысил голос, и он перетрухал. Отрицать не стану. Но я не собирался его ни убивать, ни калечить, ни шантажировать, ни черта подобного. Мы слишком давно знакомы, а я парень сентиментальный.
Принесли сэндвичи. Гигантские, живописные, с кучерявым салатом, да такие навороченные, что их пришлось скрепить деревянными палочками размером с зубочистку для слона. Я отъел половину от своего, а Микки слопал все свои и доел мою недоеденную половину. К чаю со льдом я не прикоснулся, потому что и так опился кофе. Микки говорил с набитым ртом. Куски бекона валились ему на рубашку, он плевался помидорными зернышками, но, к счастью, быстро расправился с едой, и плеваться стало нечем.
— Как вы полагаете, Сай вас боялся?
— Он нервничал. Ну, знаешь, бывает. Еще когда мы были пацанами, Сай писал в штаны, если я показывал ему кулак. Но не могу сказать, что он был совершенно запуган.
— Он объяснил, почему дает Линдси эти деньги?
Микки покачал головой, повращал глазами, словно не мог поверить, что люди способны совершать такие идиотские поступки.
— Ты не лезь голой пяткой на саблю, Бреди. Ты ведь тоже не поверил бы ни единому слову. Когда я начал на него орать, он сломался. Ну не заплакал, но как бы обделался, в переносном смысле. Он наконец перестал городить всякую чушь про то, что Линдси получила более выгодное предложение и ее нужно удержать, а для этого обеспечить ей добавочное финансирование. Он сказал, что дал ей деньги, потому что она сказала ему — хорошо сидишь? — «Сай, я ненавижу мужчин, которые что-то от меня утаивают. Мне нужен мужчина, который отдался бы мне целиком, без остатка».
— Чего-чего?
Микки поковырял в зубах и сказал:
— Клянусь. Ведь это слюнтяйство какое-то, не думаешь?
— Слюнтяйство, — согласился я. — Значит, он и вправду в нее влюбился?
— До безумия. Я в жизни не видел, чтобы он на кого-нибудь так запал.
— Даже на Бонни или на первую жену?
— Та, первая, была тощая страшная вобла, ни сисек, ни задницы, да еще огромные желтые зубищи. Из какой-то голубых кровей семейки, и он на ней женился, чтобы все подумали, что он тоже из знатных. А Бонни… Вообще темная история. Это все равно что питон женится на песике. Думаю, ему до смерти хотелось попасть в кинобизнес, а она тогда имела связи… А может, он устал притворяться белым англо-саксонским протестантом и решил пожидовствовать, а она как раз и есть еврейка, но не слишком уж еврейского плана.
— Как вы думаете, он женился бы на Линдси?
— Конечно.
— Тогда почему он снова приблудился к Бонни?
— А черт его знает! Когда она позвонила и сказала, что она опять начала с ним видеться, у меня челюсть отвисла. Знаешь, что я думаю? Что эта штука, что у Линдси между ног, просто сшибала его с катушек, и он побежал обратно к «мамочке» под юбку.
Я пододвинул тарелку к нему поближе. Он сожрал чипсы и тонко нарезанный маринованный перец.
— То, что вы рассказываете, чрезвычайно занимательно, но пока ничего полезного я не узнал.
— Ты хочешь сказать, что я что-то скрываю?
— Откуда мне знать? Но то, что вы мне рассказываете, ничем Бонни не поможет. Вы хотите ей помочь?
Он утер ладонью подбородок.
— А ты не задавай мне говенных вопросов. Идет?
— Идет.
— Я узнал об этих злополучных полмиллионах на вторую неделю после начала съемок. Он сразу покаялся, извинился, как я тебе и сказал. На следующий день он прислал мне эти полмиллиона под расписку, и если ты попытаешься использовать это против меня, ты лучше найми кого-нибудь заводить твою машину по утрам.
— Майкл, — негромко сказал я, — не надо угроз. Я просто хочу помочь Бонни. И все.
— Ты женат? — спросил он.
— Нет.
— Ну ладно, наплевать, вот что я тебе скажу. Это продолжалось до вторника, когда его убили. Он звонит мне и заливает, что не может уехать из Хэмптонса из-за съемок, но ему кровь из носа надо со мной поговорить. Он закажет частный самолет или пошлет за мной машину с водителем. Я говорю, что не выношу самолетов и не использую водителей, потому что у них тоже есть глаза и уши, но могу подъехать к нему сам, друг я ему или нет? Так вот, приезжаю я к нему в дом, — Господи, такой прекрасный дом! Он сообщает мне, что Линдси играет ужасно, что фильм по уши в дерьме. Я говорю ему, что уже наслышан из собственных источников и ничего нового он мне не сказал, и если я потеряю мои вложения, я уверен, что он это дело уладит сам.
