Влюбляться запрещено (СИ) - Тодорова Елена
— Наткнулась в интернете на один классный ролик с мотоциклами и передумала. Хочу попробовать этот драйв, — выдаю с расчетливым восторгом.
На деле же… Я словно тело без легких.
Состояние на грани обморока.
— Добро, — роняет это слово одновременно с моей кистью. Застигнутая врасплох, я не могу не ахнуть, когда пылающая рука плетью вниз летит. Нечаев приподнимает свою чертову бровь и растягивает губы в холодной улыбке. — Немезида, — протягивает с ржавой насмешкой. — У тебя ладонь вспотела. Нервничаешь?
Кто такое озвучивает? Конченый! Естественно, что я смущаюсь. Внешне буквально воспламеняюсь. А этот отморозок, откидывая голову, отвешивает в замершем хохоте челюсть и окатывает мерзким взглядом — наслаждается.
— С ума рядом с тобой схожу! — иронизирую сердито.
— Я заметил, — зло ржет гопник. — Переживаю, чтобы твоя крыша совсем не улетела. Шлемом прижми, ок? — продолжая глумиться, передает мне защитный головной убор. Я колеблюсь. Дело не только в том, что меня раздражают его подколы… Думаю о том, что это шлем его девушки, и в душе поднимается протест. — Надевай и садись, — дожимает Нечаев жестче.
Кивком головы указывает на место позади себя. И я, скрипнув зубами, выполняю требования.
Вот вам и боевик…
Я, Агния Филатова, сижу на мотоцикле одного из Нечаевых, в то время как этот чертов чувак продолжает унижать меня. Это уже победа? Сомневаюсь. Но сдаваться рано. Ведь мы на том этапе, когда у Насти должно быть множество впечатляющих кадров. Впереди самое интересное.
Эпизод седьмой: Боевик со спецэффектами
— Держись за меня, Немезида, — выдав это, Нечаев заводит двигатель.
Держаться? То есть трогать его? А как?
Подлец, будто отвечая «Сейчас покажу», оставаясь на месте, резко прогазовывает.
Боже мой… Какого дьявола эта железяка так грохочет?!
Идущая по огромному байку вибрация заставляет меня задрожать. Руки сами собой тянутся к Нечаеву. Обвивая твердый, будто выточенный из камня, горячий торс, прижимаюсь всем телом.
— Кхм… — то ли кашляет, то ли прочищает горло отморозок. Может, он еще и туберкулезный? Часто слышу этот звук. — Не так близко, Филатова. А то без нашатыря не встанем, — иронизирует мрачно. Я стремительно отодвигаюсь. Он же с еще более черным юмором продолжает: — А может, совсем не встанем. Если разобьемся, смешаемся в фарш. Хоронить будут в одном гробу. Прикинь эту жесть.
«В один гроб с ним меня живую кладут [7]…» — всплывает в моей голове абсолютно неуместно.
Ругаю себя. Отменяю эту ветку событий. Трижды сплевываю через плечо. Стучу по дереву — то есть, по голове Нечаева. Он, наивный, думает, что я просто так его избиваю… Оборачивается и целится в меня взглядом. Попадает. Поспешно опускаю руку.
— К чему эти страшилки? — вопрошаю взвинченным голосом. — Хочешь меня напугать?
— А ты напугана?
— Бесит твоя манера отвечать вопросом на вопрос!
Нечаев хмыкает.
— На то и расчет.
Закатывая глаза, собираюсь опустить визор. Но, прежде чем совершить это действие, по привычке смотрюсь в зеркало. А так как это зеркало заднего вида, ненароком встречаю там взгляд своего врага.
И в этот миг в моем гиперактивном мозгу всплывают свежие дурные ассоциации.
Да что за гадство?!
В приписываемой Оскару Уайльду притче о лже-свободе воли рассказывается о рванувших в гости к магниту железных опилках. Ирония в том, что крохи до последнего были уверены в автономности принятого решения. О, нет, Нечаев не улыбается, как это делал магнит, пока прилипшие к нему опилки продолжали доказывать, что пришли исключительно по собственной воле. Что же заставляет меня вспомнить эту притчу? То самое злорадное самодовольство, которое Егор Нечаев выражает глазами.
Козел.
Я все контролирую!
— Посмотрим, посмотрим… — шепчу, как заклинание, — кто из нас будет смеяться последним.
— Ок. Посмотрим.
Я смахиваю визор. Ублюдок срывает с места байк.
Разворачиваясь, практически кладет мотоцикл на бок. Как тут не заорать? У меня чуть коленка по асфальту не черкает! Приходится срочно прижать ее к бедру врага.
Да плевать, что он там про нашатырь и гробы рассказывает… Изо всех сил к нему притискиваюсь.
Сама себе задаю вопрос: «Это ведь не объятия?».
Сама отвечаю: «Конечно, нет!».
Не интересует меня ни этот его пресс, ни прочая мускулатура. Пф! Интересует или не интересует, а нас, черт возьми, уже вовсю кидает по спирали жизни.
Мамочки, как же страшно!
Выскочив на дорогу, Нечаев выписывает на своем мотоцикле такие виражи, что перспектива быть похороненными в одном гробу обретает реальные очертания.
Ни на один красный он даже не притормаживает.
Совсем отбитый!
Зачем я только села???
До меня будто лишь сейчас доходит… Это же Нечаев! Тот самый Нечаев! Что я за дура? Почему не предчувствовала опасность? Пусть Юния утверждала, что старший не применял в отношении нее силу, понимаю ведь, что это семейка подонков! Вот сейчас один из них угробит меня! И все! Родные не переживут!
Тьфу-тьфу-тьфу!
Двигаясь по стыку двух полос, Нечаев на бешеной скорости разделяет перегруженный дорожный трафик, чтобы взять первенство, которого в этом геометрическом пространстве попросту не существует. И если в пределах города по сторонам мелькают легковые автомобили, что еще переносимо, то по международной трассе — фуры. А это уже совсем другие впечатления! Пока мы проносимся между ними, я знакомлюсь с эффектом сжимающихся стен. И, естественно, это эффект приводит меня ужас. Я вроде и в шлеме, а голова кругом идет. Кажется, после этой поездки из нее вынесет все, даже такие элементарные вещи, как алфавит, теорема Пифагора и стишок про маму.
Каждое перестраивание — вызов смерти. Уверена, старуха с той самой косой за нами на своем мотоцикле летит. Ну что за маньяк этот Нечаев?! Остается надеяться, что наши с ним ангелы-хранители быстрее и не стремаются временных коллабораций.
Агрессивные маневры, подвывающий порывистый ветер, рев мотора, возмущенные сигналы транспорта, проникающие в тело вибрации байка и идущая от самого Нечаева мощная, будто усиленная в этот миг энергетика — все вкупе вызывает у меня беспощадную паническую атаку.
Но я скрываю. Зачем-то терплю.
Помалкиваю, даже когда впереди маячит туннель. С ним «радушно» здоровается моя клаустрофобия. Ну а я сама… Хорошо, что Нечаев кожанку не закрыл. В рубашку вцепиться гораздо проще — сминаю в кулаках и зажмуриваюсь.
В глухой темноте вся та динамичная гамма, из-за которой тряслось мое тело при свете дня, добирается до сердца. Входит в него, будто десятки игл. Проводит разряды. Мышца раздувается, колотит в преграду — сумасшедший бой стоит. Тайсон отдыхает! Когда только успела так натаскаться? Поразительно!
Ориентируясь на звуки, открываю глаза, когда выезжаем из туннеля.
— Хватит. Давай остановимся, — кричу чуть погодя.
Нечаев не отвечает. Непонятно даже, слышит ли… Ущипнуть за не получается — слишком твердые у него мышцы. Прихватываю в районе грудных мышц. Но Нечаев и на это не реагирует. Тогда перебираюсь к шее — там уже хорошенько цапаю.
— Лям-б-да, — выдает, как ругательство. А я теряюсь, потому что лишь сейчас понимаю, что зря надрывалась. Мы можем общаться через встроенную в шлемы систему, как по телефону. — Ты решила размять мне трапеции? Я ценю. Но так мы лишь ближе к общей могиле.
— Хорош. Хватит этого экшена. Остановись.
— Не могу, радость моя. За нами едет полиция.
Р-р-р-р, снова он с этими усами! Как бесит!
Погодите, что… Что???
— Что-о-о?!
Я не то чтобы выпадаю в осадок… Внутри меня настоящий взрыв происходит! Гормональный взрыв! Он высвобождает такое количество биологически активных веществ, что я от них чуть в космос не улетаю.
О, черт… Я реально слышу сирену… В голове такой вой стоит, словно они уже за спиной, хотя по факту мы вроде как, наоборот, отдаляемся.