Шум дождя (СИ) - Ру Тори

Кто-то из них меня приобнимает, кто-то, брызгая слюной, отвешивает мне комплименты и старается увести в беседку, но мои ноги подкашиваются и никуда не идут. Слабо отбиваюсь, но тут же снова оказываюсь в чьих-то крючковатых лапищах, и от густого перегара к горлу подкатывает тошнота.

Из кустов, расположенных чуть поодаль, выныривает высокий парень в свободной голубой толстовке — широкоплечий, но стройный, с копной взлохмаченных пепельных волос. Он останавливается возле моих новоиспеченных кавалеров и спокойно оценивает обстановку.

Мы просто молча смотрим друг на друга. Но от взгляда ярко-синих, бездонных, смеющихся глаз у меня кружится голова… Прищурившись, он подходит ближе, и трясущиеся клешни кавалеров на моей талии размыкаются.

— Джентльмены… вынужден огорчить, — не меняя позитивного настроя, объявляет парень и раскланивается: — Эта прекрасная леди пойдет со мной.

Он встает между мной и нетрезвыми «джентльменами», но разговора не получается: мучительное сомнение на их одутловатых физиономиях сменяется острой обидой и желанием немедленной сатисфакции. Парень тоже безошибочно считывает их настрой, быстро наклоняется к куче строительного мусора, зачерпывает ладонью песок и цементную крошку и молниеносно швыряет им в глаза.

Пока пьянчуги шарахаются в стороны, воют и матерятся, парень за худи тащит меня к музею, сбивает замок ребром ладони и вталкивает меня внутрь. Мы оказываемся в благословенной прохладе холла, и все проблемы остаются снаружи. Приглушенный свет льется сквозь щели в заколоченных окнах, золотит обитые бархатом стены, роскошную лепнину и мрамор, и блондинистые, растрепанные волосы моего рыцаря.

Парень садится на нижнюю ступеньку лестницы, широко улыбается, и я невольно зажмуриваюсь. Он необычный: яркий, как эти солнечные лучи, и слишком красивый. Но красота кроется не только в сочетании правильных черт: острых скул, огромных глаз и жемчужно-белых зубов. Она словно исходит изнутри и озаряет его образ еле заметным сиянием… В мозгу вспыхивает ассоциация с Хаулом из «Ходячего замка» Миядзаки, и в этот момент я с ужасом понимаю, что явно, долго и без стеснения пялюсь. Настырные мужики, не оставив попыток меня ангажировать, а моему спасителю — хорошенько навалять, с грозными воплями поднимаются по крыльцу. Парень поводит рукой, и массивная дверь, едва удержавшись на петлях, с оглушительным грохотом захлопывается.

— Ты кто? — заикаясь, оседаю рядом с ним на теплый мрамор и трясу гудящей головой. — Как тебя зовут?

— Тебе меня звать не придется! — Смеется он и ловко забрасывает в рот подушечку мятной жвачки.

11

— Как ты это сделал? — я с трудом отвожу ошалелый взгляд от его необычного, притягательного лица, и ощущение легкой паники, азарта и восхищения отлично гармонирует с произошедшим только что сюром. Что это было? Галлюцинация от испуга? Магия? Или я просто схожу с ума?..

Но парень смахивает со лба пепельные пряди, задирает рукава на толстовке и буднично отзывается:

— Я часто гуляю по заброшкам — адреналина в жизни не хватает. Так вот: в восьмидесяти процентах случаев такие замки вешают чисто для вида. Здесь — тоже. Я и раньше так сюда проникал.

Его улыбка туманит мозг, окутывает обездвиживающим, ничем не подкрепленным ощущением доверия, тепла и уюта, но я усилием воли его подавляю.

— Я спрашиваю не о том, как ты открыл эту дверь! Как ты ее закрыл?!

— Я? — парень склоняет голову набок и невинно хлопает черными, длиннющими ресницами. — Вообще-то, я сидел рядом с тобой, и закрыть ее никак не мог. Видимо, ее шарахнуло сквозняком.

Но я уже и сама понимаю: мой вопрос прозвучал максимально странно. Он действительно был далеко от дверей. Прислушиваюсь к хриплым, озадаченным голосам мужиков на крыльце и потираю пострадавшее в борьбе запястье. Если бы этот посторонний парень не вмешался, я бы, вероятно, уже умерла от омерзения в их не слишком приятной компании.

— Они скоро отвалят, отвечаю, — словно прочитав мои мысли, обнадеживает парень. — Подождем, пока у них закончится горючее и они побегут за добавкой.

Его уверенность передается и мне, и я, поправив хвостик на макушке и проверив, на месте ли телефон, решаю воспользоваться возможностью разузнать об этом месте поподробнее:

— Ты сказал, что бывал здесь раньше?

— Ага. Пару раз.

— Значит, ты видел большую картину на втором этаже? Не знаешь, кто ее автор? И что за комнату он на ней изобразил?

— Воу, воу, слишком много вопросов! — парень шутливо от меня отстраняется. — Автор — один нелюдимый, стремный тип. Кажется, сейчас он или в отпуске, или смотался в командировку, или… уволился.

Он заглядывает в мои глаза, будто что-то в них ищет, а я заливаюсь душной краской и сконфуженно бурчу:

— Сегодня он точно был тут.

— Откуда инфа?

— Я здесь ночевала. Кто-то укрыл меня пледом.

Черные брови парня удивленно ползут вверх.

— Кхм. Допустим. Но, даже если предположить, что это был именно он, что-то не бьется. Этот чувак мизантроп и вряд ли проявил бы заботу… Кстати, а я не видел на том полотне никаких комнат. Получается, народ не врал? — он склоняется ко мне ближе и, обдав запахом солнца и лета, заговорщицки шепчет: — Поговаривают, что на той картине каждый видит то, что важно и дорого только ему. Или же своих собственных демонов. Если демонов в человеке скопилось слишком много, он бежит из музея со всех ног. Так гласит городская легенда.

Его горячее дыхание приятно щекочет шею, я опять уплываю и резко вонзаю ногти в сжатую ладонь.

— Вот как? — почему-то вспоминается Шарк и его поспешная эвакуация отсюда, но размышлять о нем прямо сейчас мне не хочется. — А что на картине рассмотрел ты?

Парень сникает и подозрительно долго подбирает слова:

— Девчонку, которая меня отшила. Точнее… ту пустоту, которая после нее осталась в душе.

Он облокачивается на ступеньку и задумчиво постукивает длинными пальцами по мрамору, и от его внезапной искренности я окончательно тушуюсь. Рядом со мной сидит умопомрачительный красавчик со шрамами на сердце, а еще он — явно старше и мудрее меня… Но непреодолимой стены, вырастающей внутри при общении с Шарком, все равно не возникает. Словно мы с этим парнем — близкие родственники. Или давние, закадычные друзья.

— Мы, случайно, не виделись раньше? — на всякий случай уточняю я, и он, чуть прищурившись, снова вперяет в меня ярко-синие глаза. За несколько долгих секунд я покрываюсь мурашками, забываю дышать, превращаюсь в желе, отрываюсь от пола… Но он лишь загадочно выдает:

— Если скажешь мне свое имя, я обязательно тебя вспомню.

Волна глупой, но пронзительной надежды накрывает с головой, хотя я все еще отдаю себе отчет: у меня, с моими «тепличными условиями», нет и не могло быть таких друзей. И я, не скрывая досады, представляюсь:

— Варя!

Он кивает и, продолжая пялиться на мой профиль, тихо произносит:

— Юша…

Я дергаюсь и не верю собственным ушам, грудная клетка изнутри покрывается инеем.

— Чего? Что ты сейчас сказал?!

— Я сказал Варюша, — отмирает парень, но из его расширенных зрачков веет неподдельной, ужасающей грустью. — Разве это не твое имя? При знакомстве я всегда произношу имена вслух, чтобы запомнить их наверняка. А хочешь, глянем на ту картину еще раз? Чтобы убедиться, что мы не сумасшедшие?

Он быстро встает, с легкостью преодолевает по две ступеньки за шаг, и я почти сразу безнадежно отстаю. Впереди в полумраке мелькает лишь его приметная толстовка, и я как завороженная плетусь за ней через анфиладу бесконечных, прошитых тонкими солнечными лучами залов. Я будто в бреду — явь слишком похожа на сон, тело не слушается, восприятие работает по-другому.

Нагоняю парня лишь на подступах к подсобке и, ввалившись следом, вижу полки с реактивами, стол, диван, сложенный мною плед, растянутую на холсте старинную работу неизвестного автора и прямоугольник простыни у стены. Ни намека на наличие жизни.