Артуро Перес-Реверте - Танго старой гвардии
— Простите за беспорядок, — сказал Фито Мостаса, притворяя дверь.
Макс не ответил. Оцепенев, он смотрел на труп Мауро Барбареско. Итальянец навзничь лежал на полу в большой луже подсыхавшей крови. Восковое лицо, остекленевшие, закатившиеся под лоб глаза, полуоткрытый рот и глубоко рассеченное горло.
— Проходите дальше, — предложил Мостаса. — И постарайтесь не ступать по крови. Тут очень скользко.
Они по коридору прошли в дальнюю комнату, где обнаружилось тело второго итальянца. Согнув под прямым углом одну руку, а другую подсунув под себя, тот валялся на пороге кухни лицом вниз, уткнувшись в лужу розовато-бурой крови, разливавшейся под стол и стулья. В комнате стоял какой-то густой и странный, будто отдававший металлом, запах.
— Приблизительно пять литров у каждого, — с холодным неудовольствием произнес Мостаса, словно и впрямь сожалея об этом. — Итого, десять. Прикиньте, какой потоп.
Макс мешком опустился на ближайший стул. Мостаса остался на ногах и продолжал смотреть на него внимательно. Потом взял со стола бутылку вина, налил полстакана и протянул. Макс покачал головой. От одной мысли, что придется пить, когда перед глазами такое, его замутило.
— Глотните, — настаивал Мостаса. — Станет легче.
Макс повиновался, но лишь смочил губы и поставил стакан на стол. Мостаса, стоя у дверей — кровь Тиньянелло была не дальше двух дюймов от его башмаков, — достал из кармана трубку и спокойно принялся набивать.
— Что здесь произошло? — насилу выговорил Макс.
Мостаса пожал плечами.
— Издержки профессии. — И показал на труп мундштуком трубки. — Их профессии.
— Кто это сделал?
Мостаса посмотрел на него с легким удивлением, как будто вопрос сбил его с толку:
— Я, разумеется.
Макс вскочил так резко, что опрокинул стул, но тут же замер, потому что предмет, появившийся из кармана Мостасы, приковал его к месту. Держа в левой руке нераскуренную трубку, правой тот достал маленький, поблескивающий никелем пистолет. В этом движении не было ничего угрожающего. Он держал его на ладони, словно демонстрируя, что опасаться нечего, и даже как бы слегка извиняясь, что пришлось предъявить оружие. Ствол не был направлен на Макса, и палец не лежал на спусковом крючке.
— Стул поднимите и сядьте как сидели. Пожалуйста. Не будем рвать страсти в клочья.
Макс повиновался. Как только он сел на стул, пистолет исчез в правом кармане Мостасы.
— Принесли то, за чем ходили? — спросил тот.
Макс глядел, не отрываясь, на распростертый в огромной луже подсыхающей крови труп Тиньянелло. Одна нога была разута — башмак валялся чуть поодаль. Носок был продран на пятке.
— Вы их не застрелили, — сказал Макс.
Мостаса, раскуривая трубку, смотрел на него сквозь облачко табачного дыма и помахивал спичкой, гася ее.
— Конечно, нет. Пистолет, даже такого мелкого калибра, как этот, — штука шумная. К чему беспокоить соседей? — При этих словах он слегка распахнул полы пиджака, показывая рукоять ножа, висевшего у него на боку, рядом с подтяжкой. — Конечно, грязи больше. Но зато тихо.
Он устремил задумчивый взгляд на лужу крови у своих ног. Казалось, Мостаса прикидывает, насколько уместно в данных обстоятельствах употреблено слово «грязь».
— Уверяю вас, мне это было неприятно, — добавил он.
— Но за что?
— Позднее мы об этом поговорим, если вам будет угодно. А сейчас скажите, удалось ли вам раздобыть письма графа Чиано? Они у вас с собой?
— Нет.
Мостаса поправил очки и несколько секунд смотрел на Макса оценивающе.
— Вот как… — протянул он наконец. — Предосторожность? Или неудача?
Макс хранил молчание. Он был занят расчетами: прикидывал, сколько будет стоить его жизнь, если сейчас отдать письма. Вероятно, столько же, сколько жизни двух несчастных итальянцев, валявшихся на окровавленном полу.
— Встаньте и повернитесь ко мне спиной, — приказал Мостаса.
В голосе его слышалось легкое раздражение, но по-прежнему — ни малейшей угрозы. Так говорят люди, вынужденные заниматься крайне неприятным, но необходимым делом. Макс повиновался и почувствовал, как его окутывает облако дыма, — это Мостаса, зайдя сзади, обшарил его карманы и, разумеется, ничего не нашел, потому что Макс предусмотрительно запрятал бумаги под сиденьем автомобиля, с чем сейчас мысленно и поздравил себя.
— Можете повернуться… Где письма? — От того, что Мостаса говорил, зажав в зубах трубку, слова произносились искаженно. Он вытер о пиджак влажные ладони — макинтош Макса был мокр. — Скажите по крайней мере, удалось ли ими завладеть.
— Удалось.
— Грандиозно! Приятно слышать. Теперь скажите, где они, и покончим с этим раз и навсегда.
— Это в каком же смысле?
— Да полно вам! Не придирайтесь к словам. Ничто не мешает нам расстаться по-хорошему, как цивилизованным людям.
Макс покосился на труп Тиньянелло. Вспомнил его всегдашнюю меланхолическую сумрачность. Печальный человек. И почти растрогался, увидев его лицом вниз в луже собственной крови. Притихшего и беспомощного.
— Зачем вы их убили?
Мостаса беспокойно поморщился, и показалось, что от этой гримасы шрам на подбородке стал глубже. Открыл рот, чтобы сказать что-то неприятное, но в последний момент словно передумал. Быстро оглядел, хорошо ли тлеет табак в чашечке его трубки, потом перевел глаза на тело итальянца.
— Это ведь не детективный роман, — ответил он терпеливо. — Так что не ждите, что в последней главе вам объяснят, как все случилось. И вам незачем знать об этом, да и мне недосуг распространяться… Скажите лучше, где письма, и решим вопрос.
Макс показал на труп:
— Собираетесь решить вопрос со мной так же, как с ними?
Мостаса, казалось, всерьез задумался.
— Да, вы правы, — согласился он. — Разумеется, никто ничего не сможет вам гарантировать. И не думаю, что моего слова будет довольно… Так?
— Так.
Размышляя, он шумно посопел трубкой:
— Я должен внести кое-какие уточнения… На самом деле работаю я не на республику, а на правительство Бургоса. То есть на генерала Франко.
Он плотоядно прижмурил один глаз. Было видно, что растерянность собеседника доставляет ему немалое удовольствие.
— Так или иначе, все остается, можно сказать, в семье.
Макс глядел на него не в силах побороть ошеломление:
— Но ведь это итальянцы… Фашисты. Ваши союзники.
— Послушайте. Мне кажется, вы немного наивны. На этом уровне работы нет союзников. Они хотели добыть письма для своего начальства, я — для своего. Иисус Христос учил, что все люди — братья, но не уточнял, родные или все же двоюродные. Письма, содержащие сведения о комиссии за поставку самолетов, в руках у моего начальства станут козырной картой. Способом крепко взять за яйца итальянцев или их министра иностранных дел.
