Кейт Фернивалл - Содержантка
На все дело ушел час. Они проехали мимо тюрьмы четыре раза, но с промежутками в пятнадцать минут, чтобы не вызвать подозрений. Сначала мысль о том, что отец находится там, внутри, привела Алексея в полнейшее смятение, но потом он все же пришел в себя. Он знал, чего ожидать. Массивные серые стены. Колючая проволока сверху. Металлические двери, достаточно большие, чтобы пропустить грузовик. Решетки на окнах. На улице — вооруженные охранники с собаками. И все это для того, чтобы защитить трехэтажное здание внутри.
Нехорошо.
— Ты уверена, Лида? Йенса точно здесь держат?
Она кивнула. После того как машина, проехав мимо тюрьмы, повезла их дальше, в сторону более величественных зданий, окруженных полукругом заводов и складов, его сестра погрузилась в молчание. Максим удобно откинулся на спинку сиденья и зажег сигару, довольный тем, что увиденное потрясло девушку. Но Алексей не был в этом так уверен.
Машину вел неизвестный ему человек, который всю дорогу молчал и на инструкции отвечал лишь: «Да, пахан». Сзади на его шее был виден кончик вытатуированного меча. Этот синий рисунок выходил из-под воротника и достигал линии волос. После четвертого проезда мимо тюрьмы машина свернула на юг.
— Итак? — Алексей повернулся к Максиму. — Что насчет грузовика, который, как нам сказали, повезет заключенных?
— Не волнуйся, сын. Теперь за этим местом будут наблюдать наши люди, так что мы узнаем, где это. — Он стукнул Алексея кулаком по колену. — Доверься мне. Эти ублюдки из ОГПУ сторожат их, как собака кость, только не знают они, что теперь на хвосте у них сидят незаметные блохи.
— Спасибо, отец.
Лида вздрогнула и повернулась к брату. Но он смотрел прямо вперед, через лобовое стекло. После того как они проехали Измайловский парк, улицы стали шире, вокруг них вырос уродливый лес бетонных многоквартирок.
— Мы могли бы сделать больше.
— Что ты имеешь в виду, девочка? — снисходительно улыбнулся Максим.
Алексей увидел, насколько неприятно было ей это обращение, но она сдержалась.
— Я имею в виду, что мы должны попробовать сделать так, чтобы наш человек проник в тюрьму.
Все мужчины посмотрели на нее раздраженно.
— Ты же все сама видела, — терпеливо произнес Алексей. — Она слишком хорошо охраняется.
— Не думаю.
— Пожалуйста, Лида, не надо…
— Но туда попадают посторонние люди, — рассудительно продолжила Лида. — Угольщики, мясники, секретари, врачи, мойщики окон, повара…
— Хватит, этого достаточно.
— Мы можем передать послание Йенсу через кого-то из гражданских?
Максим опустил стекло, будто для того, чтобы очистить воздух в салоне от ее слов, и швырнул за ними следом окурок.
— Алексей, пусть она заткнется. То, что она говорит, невозможно.
— Почему?
— Лида, послушай, — рассердился Алексей. — То, о чем ты говоришь, слишком опасно. Это невозможно сделать, не вызвав подозрений. Если в ОГПУ хоть краем уха услышат о том, что мы задумали, это может загубить все дело. Люди не умеют держать язык за зубами, ты же это знаешь. Если ты начнешь выведывать у рабочих, кто мог бы передать сообщение, кто-нибудь брякнет об этом кому- то еще, тот — кому-то другому, а тот сообщит куда положено, чтобы выслужиться. Здесь слухи быстро разлетаются. Это опасно не только для нас, но и для самого Йенса.
— Но я не согласна, потому что…
— Забудь об этом, Лида.
— Но…
— Нет.
Алексей увидел, как она метнула взгляд в сторону Максима, но не нашла в нем союзника. Его крупное лицо, казалось, раздулось еще сильнее, на щеках красными нитями проступили вены, но выражение его не поддавалось расшифровке. Алексей заметил, что кожа вокруг его губ побледнела, и почувствовал волнение.
— Домой, — приказал Максим водителю.
Лида прикоснулась к рукаву меховой шубы Вощинского.
— Пожалуйста, пахан.
— Нет. Алексей прав. Надо быть дураком, чтобы пойти на такой риск. Мы сами разберемся.
Алексей почувствовал, как сестра вздрогнула, отдернула руку, забилась в свой угол и отвернулась. На первом же перекрестке, когда машина остановилась, девушка нажала на ручку, открыла дверь и быстро выскочила на улицу, не попрощавшись. И не поблагодарив пахана. Алексею это не понравилось.
Зеркальная кафельная плитка. Шелковый халат. Ароматы парижских духов. Павлинье перо с длинным толстым стержнем. Алексей погрузился в полную ванну и с трудом заставил себя не закрыть глаза. Под его веками лежали миры, которые пугали, а он не привык испытывать страх.
Мягкая рука в белой перчатке погладила его по лбу и прошлась пальцами сквозь волосы.
— Я скучала по тебе, — тихонько прошептала Антонина и поднесла к его губам бокал с шампанским.
Она сидела на краю ванны совершенно обнаженная, только на руках — длинные, до локтя, перчатки. Длинные волосы, блестящие от влаги, роскошным черным занавесом лежали на спине. Она смыла с лица всю косметику и губную помаду, как ему нравилось. В квартире Малофеева они были одни. Это было рискованно, они оба это знали, но сейчас до этого ни ему, ни ей не было дела. Алексей сделал глоток прохладного напитка, но шампанское ему не нравилось. Он вспомнил о коньяке Максима.
— Странно мы сегодня утром попили кофе, — с задумчивым видом промолвила Антонина и коснулась языком исходящей пузырьками жидкости в бокале.
— Кому вообще пришло в голову собрать нас всех вместе, интересно знать?
— Дмитрию, конечно. Когда я упомянула, что Лида собирается прийти сюда с тобой, он настоял на небольшом дружеском завтраке в каком-нибудь хорошем ресторане и сам выбрал место. Ему вообще нравится напоминать всем, что он — птица высокого полета.
Алексей повел черной бровью.
— Может, ему просто не хотелось, чтобы я в его квартиру попал?
Она отпила шампанского.
— Не очень-то это у него получилось, верно?
— Ты меня для этого пригласила? Чтобы побольнее кольнуть Дмитрия?
Тени под глазами Антонины сгустились, когда она наклонилась и медленно провела языком по его щеке, оставив дорожку среди капелек пота.
— Ты здесь, потому что я хочу, чтобы ты был здесь.
Он внимательно всмотрелся в ее лицо. Что в этой женщине притягивало его? Не красота, не элегантность и даже не близость к высшим чинам коммунистического общества. Все это ему было безразлично. Нет. Все дело было в ее беззащитности подвеем этим лоском, в чем-то таком, что впивалось ему под кожу, точно колючка, от которой он не мог избавиться… Не хотел избавиться. Неожиданно он с плеском сел в ванной, обнял ее за обнаженную талию и увлек в пузырящуюся пену.