Джоанна Кингслей - Сокровища
— Простите.
— Не надо извиняться. Это один из признаков его выздоровления — он заботится о других пациентах, об окружающих людях. Он настоял, чтобы я дождался вас и помог.
— Мне не нужна помощь, — импульсивно ответила Пит и удивилась своей неблагодарности, но возмутилась, что происшедшее может угрожать ее независимости.
— Как насчет того, чтобы подбросить вас к гостинице забрать вашу машину? — мягко сказал он.
— Конечно, — ответила она, подавив свои чувства. — Это значительно облегчит мою задачу. — Он жестом пригласил ее в мини-автобус. Они зашагали к нему. Она тихо добавила: — Мистер Сэнфорд, простите мне мою грубость. У меня сейчас все перемешалось в голове.
— Не надо извиняться, но я предпочел бы, чтобы вы называли меня просто Люком.
Они подошли к мини-автобусу.
— Очень хорошо, Люк, — сказала она, протягивая ему руку. — А я Пит Д’Анджели.
Он взял ее руку.
— Я знаю. Я спросил у Робби, знает ли он, как вас зовут, когда увидел вас на берегу.
В любое другое время такое признание польстило бы ей. Но, пережив нервное потрясение, она была подозрительна и уязвима. Стоило ли радоваться, что этот человек интересовался ее именем? Может ли она ему доверять?
Когда он открыл дверь для пассажиров и помог ей забраться, Пит пристально посмотрела ему в лицо. Серые глаза, а вокруг них на обветренной коже белые лучики от прищуривания, выступающие скулы, выразительный подбородок и не совсем прямой нос. Он придавал еще больше привлекательности его внешности. Но она подумала, что в сочетании черт лица было нечто более важное, что говорило о надежности.
Пока он обошел вокруг автобуса, чтобы занять водительское место, Пит с улыбкой вспомнила, что сначала приняла Люка за одного из пациентов клиники.
Несколько миль они ехали молча. Раз или два Пит подумала начать разговор, чтобы быть вежливой с человеком, который проявил к ней такую доброту. Но потом в ее голове опять зазвучал голос доктора Хаффнера, рассказывающего безжалостную историю, и у нее пропало желание быть вежливой. Разве те животные, уничтожившие ее мать, не были тоже вежливыми, терзая свои жертвы?
Когда ужас при этом воспоминании вновь охватил ее, Пит отвернулась к окну, чтобы Люк не заметил, что она плачет. Сквозь слезы она видела, как, кружась, падает на землю снег, но даже эта белизна не казалась ей чистой. Не было ничего чистого на свете.
— Ублюдки, нечестивые ублюдки. — Слова непроизвольно сорвались с ее губ. Она всхлипывала.
Она не знала, как долго он вел автобус, но была рада, что он не остановился и не начал успокаивать ее. Хорошо было выплакать всю скопившуюся после рассказа Хаффнера печаль, скорбь по поруганной чистоте матери.
Наконец она почувствовала, как машина свернула с дороги и остановилась. Потом услышала его голос:
— С вами все в порядке?
Слезы иссякли. Когда Пит посмотрела на него и кивнула головой, она заметила, что они остановились на автостоянке старомодной придорожной закусочной, длинного низкого здания с неоновой рекламой пива в окнах и другой мерцающей оранжевой надписью над входом: «Дулис — стейки и котлеты».
— Думаю, не помешает выпить, — объяснил он, — и, может быть, поесть чего-нибудь — раз уж это не индейка.
Она улыбнулась и собралась уже отказаться, когда поняла, что очень голодна и в каком находится напряжении.
— Годится, — сказала она.
Внутри закусочной царил приятный полумрак, вдоль окон шли отдельные кабины и в каждой горела свеча в красном стеклянном подсвечнике. Пианола-автомат у бара играла музыку в стиле «кантри». Несколько кабин было занято, мужчины у стойки бара болтали. По настроению и убранству это место менее всего походило на «Семь сестер». Поскольку полная несхожесть помогла сгладить воспоминания о душераздирающей сцене в ресторане, Пит сразу же почувствовала, что это то, что ей нужно.
Пока Люк направился к кабине, Пит извинилась и пошла умыть лицо. В дамской комнате, взглянув в зеркало, она внезапно усомнилась в правильности своего решения. Ей нужно побыть одной, подумать, а не пить с привлекательным мужчиной.
Когда она подошла к столу, он снял куртку и сидел с кружкой пива. Небольшой стакан бренди дожидался ее. Его самонадеянность раздражала Пит.
— Не уверена, что именно этого я хочу, — сказала она, опускаясь в кресло напротив него.
— Тогда не пейте. Но я подумал… вы в машине были так расстроены, что немного крепкого лекарства будет полезнее, чем холодное пиво.
Ее восприятие опять перевернулось вверх ногами. Он был заботлив, а она приняла это за невнимательность. Как может она опять доверять своим суждениям? Всю жизнь она полагала, что знала, кому доверяет, знала свою мать и дедушку, отличала правду от лжи. И она ошиблась.
Пит отхлебнула бренди, с удовольствием отметив, как согревающий огонь глубоко проник в нее. Дрожь стала отступать, и она выскользнула из пальто.
— Люк, сегодня я самая плохая собеседница. Один бокал, и нам надо идти.
— Как скажете. Я здесь, чтобы слушать вас, если вам захочется поговорить.
Она благодарно кивнула, ей казалось немыслимым поделиться секретами своей матери с незнакомым человеком. Лучше поддержать незначительный разговор, подумала она.
— Я вам скажу кое-что забавное, — произнесла она. — Когда я в первый раз увидела вас и вашего брата на берегу, я подумала, что вы пациент.
Он слегка улыбнулся.
— Я с таким же успехом мог им быть. Не много отделяет меня от Робби. Пара разных срывов, иной поворот на пути, и все могло оказаться наоборот.
— У вас были такие срывы? — спросила Пит. — Вы были во Вьетнаме?
— Да, как и много других парней. Мне повезло, я смог справиться с этим. Повезло и в том, что я летал на вертолете, когда другие месили внизу грязь.
Пит читала о войне, она знала, что много вертолетчиков погибло в воздухе.
— Значит, вам повезло, — сухо сказала она. — А что случилось с Робби?
— Полагаю, он жертва другого поля боя — Америки шестидесятых. Когда Робби был еще очень молод, он пользовался слишком большой свободой, связался с наркоманами. Стал настоящим психопатом. Может быть, он смог бы справиться с этим, но отец оставил нас; моя мать… она умерла в то время; а я был в колледже, пока меня не призвали в армию.
Он отпил из кружки, а Пит сделала еще глоток бренди, изучая его поверх края бокала. Руки, обхватившие кружку, были сильные, пальцы на концах квадратные, аккуратные и умелые. Указательный палец провел след на запотевшем стекле.
Было холодно, и он опять надел коричневую куртку поверх твидового пиджака. Она хорошо смотрелась на нем, но была немодная, и, вспомнив о видавшем виды мини-автобусе, Пит подумала, что ему, наверное, также тяжело приходится сводить концы с концами, чтобы содержать в клинике брата, может быть, даже больше, чем ей.