Людмила Белякова - Быть единственной
На девчонку в таком, как у нее, штапельном балахоне по икры и смотреть-то сейчас никто не захотел бы – жадные взгляды парней были устремлены на свеженькие бульонки, сверкавшие из-под полосочек ткани, натянутых до треска на попы. Взрослые мужики, шедшие по улице рядом с законными женами, похабно ухмылялись и, пользуясь, что супруга не видит, теребили себя за ширинки – показывали, как это зрелище их возбуждает. А девкам, поди, того и надо было.
Теперь этими наглыми охотницами за Машиными сыновьями применялись в качестве загонных средств еще и коротенькие штанишки, которые открывали телеса еще больше, чем «мимо-юбки», как называл мини-юбки десятилетней давности Машин отец. И все это делалось для того, чтобы сманить из дому Машиных детей, оставить ее одну… И ведь подошло то самое тревожное время, о котором говорил Вадик! Сыновья понемногу вставали на ноги, учеба и армия были позади, а их жизнь неладная, медленно и скрипя на крутых поворотах, подходила к тому моменту, когда не сегодня так завтра не миновать бедной Маше принять в дом невесток-разлучниц!..
– … Ну а что ж ты хочешь? – удивилась ее тетка, к которой Маша регулярно заходила пожаловаться. – Они ребята здоровые, взрослые.
– Да какие же они взрослые! – возмутилась Маша непробиваемому теткиному непониманию. – Совсем несмышленые… Закрутит какая-нибудь, и вот…
– И что? – насмешливо спросила тетка, глядя на нее поверх толстых, «для близи», стекол. – Все так делают. Это жизнь. Ее не обманешь.
– Не хочу я этого, – призналась Маша, тихо маясь своей неизбывной тоской. – Не хочу.
– Ух и свекровушка из тебя выйдет, Мань, – весело заметил присутствующий тут же на кухне теткин муж, так и не ставший Маше дядей. – Страшней атомной войны!
– А может, я вообще не хочу свекровью никому быть, – заявила Маша скорее самой себе, потому что дядька, мерзко хихикая своим шуткам, ушел с кухни, а тетка отошла к плите, чтобы «подшуметь» остывший чайник. – Пусть мы жили бы все вместе, втроем с ребятами, тихо, спокойно… Я по дому, они – работали бы. Чем не жизнь?
– О внуках не мечтаешь? – спросила тетка, тяжко усаживаясь за стол.
– Ну, внуки… Внуки, – призадумалась Маша. – Да была бы хоть одна хорошая девушка – я разве что сказала бы, теть Кать? Одни хабалки, одни хабалки кругом…
За любимое Машино словечко тетка ей не раз выговаривала, а однажды и вовсе прогнала из-за стола, и Маша у нее в гостях сдерживалась. Правда, что такое «хабалки», она тоже не могла объяснить – просто те же самые девчонки, которые только и глядят, как бы увести сыновей из материного дома.
– Что уж, совсем хороших девушек нет? – пожала плечами тетка.
– Может, и есть, да далеко лезть… Всем богатые женихи нужны, а мы… Голь перекатная. Заставит его такая вкалывать с утра до вечера, чтобы наряды себе покупать.
– Так сама им невест найди, если так уж ты опасаешься… Вот и будете все вместе устраиваться.
Тетка встала, чтобы выключить чайник и налить по последней чашке чаю.
– Да я и сама об этом думала. Если б только хороших…
«А что – может, так и сделать? Ведь давно хотела… Таких найти, чтоб сидели и не пикали. А если что – так я им такого пропишу!»
По дороге домой Маша тщательно обдумывала теткин совет, хоть и дан он бы как-то невзначай, мимоходом. Если уж не избежать горя горького, то хоть подобрать таких невест, чтобы не увели сыновей из дома, не заняли в их сердцах слишком много места, никогда не заслонили от них маму… Вот-вот! Так и придется сделать!
Бредя от остановки через Выселки, Маша стала по-новому всматриваться в проходивших мимо девчонок. Не то чтобы уж совсем доброжелательно, но как к неизбежному злу, которое надо допустить в возможно меньшем объеме. Нет, все не то, не то!.. Либо слишком молодые, либо уже с детьми… Когда только успевают?
«Во, как бы еще с ребенком не нашли – вообще житья мне не будет», – размышляла Маша, вглядываясь в свеженькие личики попадавшихся по пути девчонок.
И ничего хорошего опять не видела – слишком хорошенькие, смешливые, вызывающе одетые… Нет, все не то. Нет ничего подходящего.
«Была бы хоть сваха, как в старину, – заявочку сделать, мне, мол, такую – так, так и так», – огорчилась в который раз она.
И еще одна забота была у Маши – в этом ноябре восьмидесятого года у нее должен был состояться «золотой юбилей» – пятьдесят лет. Выход на финишную прямую к заслуженному отдыху. Хорошо, хоть утихли болезненно-тревожащие разговоры о том, что власти отнимут у простого народа пенсии или поднимут возраст. Им-то, понятное дело, эти гроши не нужны – чай, наворовали, и себе, и детям, и внукам хватит… Может, ничего не случится за эти пять лет и дотянет Маша до заветной черты?
Юбилей у Маши вышел неплохой – на заводе выдали внеочередную премию и почетную грамоту с красными знаменами и золотыми кистями, что означало прибавку к тринадцатой и потом – довесок к пенсии. В кафе заведующий подарил пару бутылок шампанского, что пришлось кстати на домашнем застолье, где, по местному обычаю, пили только ядреный деревенский самогон. Гостей было немного. Подруг у Маши не было с тех пор, как ее сверстницы повыходили скоренько замуж, а баба, как известно, девке не подруга. Соседей по обеим сторонам Маша пригласила, тетка с мужем приехали на своем «горбатом», ну и сыночки, конечно, были – украшение ее жизни.
Дядька как недолюбливал Машу, так и здесь остался верен себе, брякнул при всех: а муж-то твой, Мария Батьковна, не поздравил? Не интересуется, как дом, как сыны? Открытку-то хоть прислал?
Все за столом смущенно примолкли, Машина тетка, собрав рот в морщинистый комочек, заметно пихнула его локтем в бок – да было уже поздно. Слово не воробей.
– Нет, не прислал, – ответила Маша со скорбным достоинством. – И я одна у своих детей. Нет у них никого больше. У меня никого нет, и у них никого нет.
Пить Маша никогда не умела – сильно тянуло либо на рукопашную, либо на плач, – поэтому воздерживалась. И теперь под магазинную водочку да от обидного напоминания почувствовала, как подступают горячие, неуемные слезы.
– Если только и сынки мать не бросят, – едва сдерживаясь, чтоб не разрыдаться в голос и не полезть драться с «родственничком», пробормотала она.
– Ой, ну мам, – схватил ее под руку Вадик, сидевший рядом. – Чего ты! А вы, дядя Саша, поаккуратней бы как-нибудь, а?
– Ну я же так, – пошел на попятную «дядя». – К слову пришлось. Извиняй, Мария Батьковна. Не рассчитал.
Потом сосед – для разрядки неловкости – предложил еще выпить, потом еще посидели, ругая по очереди теперешнюю жизнь, советскую власть и болезни. Между тем Машиным ребятам стало скучно, и они незаметно, пользуясь тем, что старики заняты разговорами, исчезли из-за стола. Маша краем сознания отметила, что они, похоже, исчезли из дома, а там и гости стали расходиться, благодаря за угощение и прием.
