Джон О'Хара - Время, чтобы вспомнить все
Эдит вернулась на ферму, и ни один из них не стал искать встреч. Единственным человеком, который заметил в ней перемену, был Джоби. Эдит стала проявлять к нему внимание, сочувствие и материнскую заботу. Джоби такое поведение ставило в тупик, вызывало у него подозрение, и поскольку он никак не мог его объяснить, оно ему не нравилось. Тогда Джоби еще больше сблизился с Энн. И до конца лета, и на всю его дальнейшую жизнь так оно и осталось.
Не было ничего примечательного в том, что Эдит и Ллойд Уильямс за весь год ни разу не виделись. Ллойд Уильямс жил в Кольеривилле, шахтерском городке всего в трех-четырех милях от Северной Фредерик, но разделяло их дома общепризнанное различие в благосостоянии и социальном положении: на одном конце была шахтерская бильярдная комната, на другом — клуб «Гиббсвилль», на одном — удручающая нищета, на другом — четыре слуги обслуживали семью из четырех человек, на одном — курица и вафли на ужин в Английской лютеранской церкви, на другом — «Второй четверг». Джо Чапин и Ллойд Уильямс были знакомы исключительно благодаря тому, что встречались в здании суда и оба были членами Республиканской партии, но Джо был хозяином компании, а Ллойд членом профсоюза и при этом республиканцем, потому что быть кем-то иным в округе Лэнтененго было попросту нелепо и бессмысленно. Через два года после знакомства с Ллойдом Уильямсом Эдит не смогла бы вспомнить, когда впервые с ним познакомилась, а через три года ни за что бы не вспомнила, сколько именно раз с ним встречалась. Уильямс был ей знаком приблизительно так же, как сотрудники отделения полиции Гиббсвилля, как водитель компании «Адамс экспресс», как работники суда, как городской дантист (но не ее личный дантист) и как многие другие мужчины, которых она знала в основном потому, что они занимали приличные должности и знакомиться с которыми лично не было никакой нужды. Но теперь, после того, что случилось в Филадельфии, Эдит то и дело с ним сталкивалась. Она считала, что это происходит оттого, что она теперь по вполне понятным причинам помнила о его существовании, однако дело было не только в этом. Эдит не знала, что Ллойд Уильямс ввязался в политику и стал теперь вездесущим.
Их первая встреча Эдит насторожила. Встреча эта произошла в «Шведском банке». Эдит увидела Уильямса, он заметил ее и, приподняв шляпу, сказал:
— Добрый день, миссис Чапин. Это ваш мальчик?
— Это мой сын Джоби, — ответила Эдит. — Мы идем к Францу.
— Могу поспорить, за содовой с мороженым, — сказал Уильямс.
— Нет, за гребешком, — сказал Джоби.
— За гребешком? — переспросил Уильямс.
— За мороженым гребешком, — сказала Эдит. — Мы так называем мороженое.
— Что ж, приятного времяпровождения, сынок. Передайте привет Джо, — сказал Уильямс и удалился.
— Почему у него такое красное лицо? — спросил Джоби.
— Потому что у некоторых людей такой цвет лица, — ответила Эдит.
— А почему у него такой цвет лица? — спросил мальчик.
— Потому что такие люди, как он, на солнце не загорают, а лица у них становятся красного цвета.
— Где он живет?
— Он живет в Кольеривилле.
— А что он тогда делает здесь?
— Понятия не имею, — сказала Эдит. — Но мы тоже оказались здесь, хотя здесь и не живем.
— Какой он противный, — сказал Джоби.
— Я же тебя просила не говорить так о людях. Почему ты считаешь, что он противный?
— Он грязный, — сказал Джоби.
— Нет, он не грязный, — сказала Эдит. — Его одежда помялась из-за жары, но он не грязный.
— Он грязный, мама, и тебе он тоже не нравится, но ты притворяешься.
— Если ты хочешь, чтобы я купила тебе мороженый гребешок, перестань говорить о мистере Уильямсе, — сказала Эдит.
Через несколько дней она снова увидела Уильямса. На этот раз он ехал в «форде-фаэтоне» вместе с мужчиной, одетым в комбинезон и фермерскую соломенную шляпу. Эдит же ехала в «додже» с открытым верхом, возвращаясь с игры в гольф в новом клубе. Дорога была узкой, и обеим машинам пришлось замедлить ход. Когда они поравнялись, чтобы разъехаться, Эдит благодарно кивнула фермеру, а потом, узнав Уильямса, кивнула и ему, а он в знак приветствия поднял шляпу.
На следующий день, шагая по своей комнате, Эдит нечаянно бросила взгляд на скотный двор и увидела там их собственного фермера Питера Кемпа, который беседовал с Уильямсом. Это уже было слишком.
Она поспешно спустилась вниз и вышла на скотный двор. И Уильямс, и Питер Кемп обернулись к ней одновременно.
— Добрый день, миссис Чапин, — сказал Уильямс.
— Добрый день, мистер Уильямс.
— Я надеюсь, вы не против, чтобы я убедил Питера за меня голосовать?
— Ну, если он сам не против. Хотите подняться на террасу и выпить холодного чая?
— Ну что ж, я свою речь закончил, верно, Питер?
— Вроде как да, — сказал Питер.
— Приходите, когда освободитесь, — сказала Эдит.
— Я уже иду с вами, — сказал Уильямс.
Они молча поднялись на террасу, Эдит попросила Мариан принести им холодного чая, и когда Мариан удалилась, Эдит заговорила:
— Почему вы столько времени проводите в нашей округе?
— Собираю голоса.
— И это единственная причина?
— Я разъезжаю по всему округу, чтобы собрать голоса. Большинство здешних фермеров голосуют за демократов, и их голосов не так уж много, но все же отчего не попробовать изменить их мнение, — сказал Уильямс. — Я здесь не для того, чтобы действовать вам на нервы.
— Не знаю, что бы я могла сделать, даже если бы это было не так, но мне все-таки пришлось бы что-то предпринять, — сказала Эдит.
— Я вернулся в ваш номер, но вы спали. Я тогда не стал вас беспокоить, и не собираюсь беспокоить сейчас, так что перестаньте волноваться.
— Должна признаться, что я разволновалась.
— Признаться? Вы не должны мне ни в чем признаваться.
— Главное, чтобы вы понимали: то, что случилось в Филадельфии… Я не жалею, что это случилось, но продолжения этому не будет.
— Давайте посмотрим: что с нами будет, то будет, — сказал Уильямс.
— Вы уже раньше это говорили, — сказала Эдит. — Джоби!
Эдит вдруг увидела, что мальчик прячется за ореховым деревом — слишком далеко, чтобы подслушать их разговор, но достаточно близко, чтобы видеть и мать, и ее гостя.
— Подойди сюда, Джоби, — позвала Эдит уже менее резким тоном.
Но мальчик убежал.
— Шустрый малыш, — сказал Уильямс.
— Шустрее, чем вы думаете, — сказала Эдит. — Что ж, я рада, что вы держите свое слово.
— Меня немного сердит, что вы считали, будто я его не сдержу, но вас можно понять. Джо в городе?
— Уехал на день, — сказала Эдит.
— Вы хотите, чтобы я ушел? — спросил Уильямс.
— Да, — ответила она.
Он взял в руки шляпу.
— Я заключу с вами маленькое пари. Могу поспорить, что вы первая постараетесь со мной связаться.
— О, мне этого уже хотелось. Но об этом не может быть и речи. Если мы не будем видеться достаточно долгое время, то мне этого даже и не захочется. Мне кажется, я смогу вас забыть.
— Никаких сомнений, что сможете, но будьте осторожны. Если вы действительно меня забудете, то может появиться другой, который не станет вести себя так прилично, как я. Вы, Эдит, совершили серьезный шаг, и вам повезло, что этот шаг вы совершили со мной.
— Я в этом уверена, — сказала Эдит. — Всего хорошего.
После ужина — в деревне они вернулись от слова «обед» к слову «ужин» потому, что все фермеры и жившие на ферме работники называли его «ужином», — Джоби подошел к сидевшему на террасе отцу, чтобы пожелать ему спокойной ночи.
— У тебя сегодня было много дел, Джоби? — спросил Джо.
— Сюда приезжал один человек, — сказал мальчик, не глядя на мать, сидевшую в это время на качелях.
— Приезжал один человек? О, мистер Уильямс. Мама рассказала мне об этом.
— Мама дала ему лимонад.
— Холодный чай, дорогой, — сказала Эдит. — А теперь беги спать и не пытайся затянуть свое прощание.
— Папа, что он хотел?
— О, Джоби, я вижу тебя насквозь. Ты встал столбом и создаешь пробки. Марш в постель. Только сначала поцелуй меня.
Мальчик поцеловал отца.
— Эй, ты забыл про маму, — сказал Джо.
Мальчик подошел к качелям и подставил матери щеку.
— Я сейчас поднимусь, чтобы уложить тебя, — сказала Эдит.
— Меня может уложить Энн, — сказал мальчик.
Такие вот истории случались в семье Чапинов в 1920 году, и такие вот велись у них разговоры.
Джо не раз повторял, что не хочет справлять свое сорокалетие. Он говорил, что не любит вечеринки — откровенная неправда, — и особенно вечеринки в его честь, и особенно не хочет большую вечеринку в честь его сорокалетия, даты, которую, по его словам, мужчина должен скрывать так, как обычно скрывают свои даты женщины. Но его возражения не смогли победить настойчивость Эдит и Артура Мак-Генри.
