Мамедназар Хидыров - Дорога издалека (книга первая)
Поехали все четверо, во главе с Александровым, взяли с собой переводчика и еще двоих бойцов. Командиры с револьверами, бойцы с карабинами. Ворота крепости отворились перед ними, потом захлопнулись. Больше никто не видел красных делегатов…
Во дворе мечети осталось восемь человек, в их числе Морозов. Люди, охранявшие мечеть, сновавшие вокруг, видели, что он русский, но не знали, что он прекрасно понимает все, о чем они между собой говорят. Он это сразу понял и прислушивался к разговорам, делая вид, что попросту разгуливает, разглядывает мечеть, мозаику на ее стенах. Кто-то из врагов проговорился: вот, мол, сейчас красных начальников прикончат в крепости, а тогда мы и этих переловим и перебьем по одному…
Морозов незаметно отошел от троих, толковавших об этом, и успел предупредить еще двоих товарищей, отдыхавших в соседней худжре. Они решили заседлать коней, находившихся тут же, в конюшне. Но что предпринять, как выручить своих в крепости? Нужно дать знать в Бурдалык, вызвать паши части — за несколько часов конный отряд мог бы пройти расстояние до Ходжамбаса.
Вечерело. Заговорщики сновали по двору мечети. Если собирать всех своих, можно упустить время, сорвется замысел. Каким-то непостижимым способом Морозову и двоим его товарищам удалось, вооруженным, вывести заседланных коней со двора мечети на околицу аула. Их заметили со стены крепости. Открыли огонь, пустили в погоню человек двадцать. Трое наших уходили галопом, не отстреливаясь. Темнело, это помогло им оторваться от преследователей.
К несчастью, они не знали дорог в этой местности, и за аулом врагам удалось их обойти. Бандиты неожиданно вырвались чуть ли не навстречу беглецам. Пришлось им, отстреливаясь, повернуть в сторону. Одного иэ них подстрелили, но товарищи в темноте этого не заметили. Боец, истекая кровью, упал с коня, который продолжал скакать.
Илья Морозов и другой боец петляли по незнакомым дорогам и, уходя от наседавшей погони, добрались до Шор-Тепе. Здесь в перестрелке ранили второго. Он держался на лошади, но вскоре и в нее попали сразу две пули, она рухнула наземь. Морозов, рискуя жизнью, спешился, наклонился над товарищем: убит.
…Только к утру, вконец обессилев, расстреляв все патроны, раненный в ногу, Морозов доскакал до наших передовых постов. Следом бежал конь без всадника — конь того бойца, которого сбили первым. Боец, весь в крови, зашатался и упал с седла, как только остановился его конь. Когда подоспел врач, он лежал в глубоком обмороке. Несколько часов потребовалось ему, чтобы прийти в себя. Рассказать он смог немногое. Но и без того всем было понятно, что произошло накануне в крепости аула Ходжамбас.
… Позже мы узнали, что из пяти оставшихся в мечети бойцов удалось чудом спастись еще двоим. Трое остальных, а также все семеро, командиры и бойцы, ушедшие в крепость на переговоры, были зверски перебиты выстрелами в спину, в затылок, ударами ножей…
Кошмарно тяжелой оказалась цена, которую мы заплатили за свою доверчивость. Враг, стоявший против нас, способный на такие чудовищные злодейства, не достоин пощады — это сделалось ясно каждому из наших бойцов.
«Перед смертью лисица воет в свою нору», — гласит народная мудрость. Вражеские главари, почуяв близкую и неизбежную гибель, решились на подлое вероломство, но это не спасло их от разгрома.
Минутой молчания мы почтили память наших погибших товарищей. Мы еще не знали в точности, сколько человек погибло. У всех была одна мысль: скорее отомстить врагу.
Две сотни кавалеристов с пулеметами немедленно выступили кратчайшими путями в сторону Ходжамбаса. Я с отрядом остался охранять крепость в Бурдалыке.
Шаг за шагом — к победе
Но недолго в тот раз мне с отрядом пришлось оставаться в крепости. Примчался конный вестовой с приказом командира сводного батальона: выступить на подкрепление главным силам. Оказывается, противник, уверенный, что ему придется худо, предупредил нашу атаку на Ходжамбас, выступил навстречу нашему отряду и успел занять сильную позицию на высотах Ходжа-Айгыр, господствующих над берегом Аму.
… Ожесточенная стрельба была слышна издали. Пока мы подоспели на рысях, наши стрелки, с пулеметами, уже успели овладеть гребнем высоты в северной части. Бандиты были оттеснены в сухие русла арыков между высотой и берегом. Еще один связной, с огромным риском для жизни проскочивший на коне между позициями, передал нам приказ: атаковать во фланг врага, засевшего в арыках.
Только к вечеру все было кончено на Ходжа-Айгыре. Нашу победу решил пароход, еще один, подоспевший из Чарджуя раньше намеченного срока. На судне стояли трехдюймовки, приспособленные военными моряками для стрельбы с бортов.
Ох и взвыли бандиты на высотах, горохом посыпались вниз, наутек, когда дружно грянули смертоносными молниями орудия с парохода и черные взрывы разом взметнулись над гребнем. После этого наш командир приказал нам сесть на коней и гнать противника. Только наступившая темнота спасла остатки войска Баба-мергена и других самозванных сердаров. Наши отряды отправились в Ходжамбас пароходом и берегом. Крепость была занята. Пленные показали, где зарыты трупы наших товарищей, предательски убитых при начале «мирных переговоров».
Теперь оставалось подготовиться для окончательного удара по Керкичи, после чего весь правый берег Амударьи должен был стать свободным. На левом берегу чарджуйские добровольцы теснили Хаджи-ишана с его бандами.
В бою у Ходжа-Айгыра среди трофеев нам попались десятка три английских одиннадцатизарядных винтовок. «Откуда это оружие?» — допрашивали у нас в штабе пленных врагов. Они рассказали: сердары выдавали эти винтовки тем, на кого надеялись особо, при этом поясняли, что, дескать, инглизы, то есть англичане, прислали это замечательное оружие в дар самым храбрым воинам ислама и еще пришлют. Везли же винтовки вьюками в ящиках со стороны афганской долины.
Позже нам стало известно, что в районе Керки, начиная с 1918 года, действовали британские агенты, временами укрывавшиеся на территории соседних Афганистана и Ирана, притом они маскировались под турок, превосходно знали местные языки, обычаи. В таких фанатичных главарей, как Баба-мерген, Хаджи-ишан, иностранцы вселяли надежды на серьезную помощь оружием и даже войсками из-за рубежа. Этим отчасти можно объяснить тот факт, что бои вокруг Керки были столь длительными и кровопролитными.
И вот теперь, после короткого господства белобухарцев над аулами верхнего Лебаба, настроение населения явно обернулось в нашу пользу. Бандиты беззастенчиво грабили народ, а мы явились его освободителями. Это постепенно дошло до сознания даже самых отсталых. Дайхане стали приносить нам продукты — овощи, мясо, яйца, молоко, просили принять в дар, в виде благодарности за освобождение. Но у нас действовал строгий приказ: бесплатно ничего не брать у населения. И мы неизменно расплачивались за все по ценам, не ниже базарных. Легко себе представить, как это поднимало авторитет новой, народной власти и ее защитников — красных бойцов.
Проведав, что у нас действует медицинская служба — опытный военный врач Николай Петрович Егорычев и несколько фельдшеров, — к нам стали обращаться и за медицинской помощью. Тогда-то мне и пришло в голову: а не показать ли Донди нашему врачу? Ведь у нее правая рука, после того памятного случая, срослась не совсем удачно и действовала с трудом.
Пришлось уговорить Донди, а в особенности ее мать, что показаться «табибу урусов» — совсем не грех, поскольку это мой товарищ, друг дайхан-бедняков. Егорычев по моей просьбе сам приехал к нам в Бешир и в присутствии матери осмотрел руку Донди. После произведенной им операции девушка ходила с гипсом и лубками на больной руке. Несколько недель спустя, когда утихли боли и лубки сняли, — рука стала и с виду прямее, и действовала почти нормально. Удивлению аульчан, особенно женщин, не было границ.
… До начала операций у Керкичи у нас выпало дня два отдыху. Я отправился в Бешир, один, пешком, в дайханской одежде, без вестового, — был уверен, что никакая опасность больше не грозит, а если в ауле появлюсь незаметно, то смогу больше узнать, повидаться со многими людьми.
Поначалу все так и шло: к нам в дом наведывались друзья, приносили сведения о настроении дайхан, о поведении врага. Побывал у меня и старый друг Сапар. Бандиты, оказывается, так и не проведали толком о его прочной связи с нами; в нужную минуту он сумел исчезнуть из виду. Теперь он мне сообщил, что представитель Баба-мергена тайно передал ему поручение доставить из Бешира продовольствие и фураж для своего воинства. Это было для нас в высшей степени полезно, я посоветовал Сапару с усердием «выполнять» поручение вражеского главаря и постоянно извещать меня обо всем происходящем.
Я дал матери денег — почти все свое денежное содержание комбата Красной Армии, которое за мной было сохранено и теперь доставлено из Чарджуя с одним из пароходов.
