Мамедназар Хидыров - Дорога издалека (книга первая)
— Не печальтесь, друг! Новая жизнь наступает. Я вот тоже не знаю, что у нас в родных местах… Да вы когда из Бешира?
— Давно, — Сапар махнул рукой. — Казы меня засудил навечно. Перевели в Бухару… Я уж и годам-то счет потерял…
— Значит, никаких известий с родины?
— Невесту продали. А после — никаких…
Тем временем подошла его очередь на опрос. Я выяснил у товарища, ведущего запись, где будут содержаться бывшие узники, пообещал Сапару навестить его вместе с земляками. Вернулся на командный пункт батальона. Оказалось, Иванихин с вестовыми отправился в город собирать наших бойцов. Поступил приказ: тушить пожар на Арке, взять под охрану эмирскую резиденцию, пресечь грабежи, начавшиеся кое-где в центре города, учесть и эвакуировать пленных, донести о потерях. Разрозненные роты стали стягиваться к Тоджи-Саррафону, служившему прежде пунктом обмена денег. С адъютантом комбрига и представителем ревкома мы начали расставлять бойцов по постам, устраивать караульные помещения для смены. Мы победили, наступала короткая передышка накануне новых боев.
… На другой день здесь же, на площади Регистан, должен был состояться многолюдный митинг жителей Бухары вместе с красноармейцами. Город украсился красными флагами, цветами. Дотлевали пожарища на местах сгоревших строений, с улиц убрали трупы, свежим песком засыпали лужи крови. Вышли из подполья, приободрились тайные противники эмира. Оказалось, что они кое-чем сумели помочь наступавшей Красной Армии и отрядам бухарских коммунистов — вывели из строя несколько орудий эмирской артиллерии, открыли одни из ворот, помешали бегству некоторых сановников. И вот теперь эти люди праздновали освобождение своей многострадальной родины.
Толпы жителей, празднично разодетых, по еще несколько растерянных, вливались на Регистан со всех прилегающих улиц. Часть моих бойцов находилась на постах, часть отдыхала перед сменой, командиры несли службу начальников караулов. Серафима Иванихина вызвали в политотдел группы войск, ом должен был выступать на митинге, поскольку владел узбекским языком. Моя задача — проверять караулы.
С двумя вестовыми медленно обходил я посты. Шумела, гомонила площадь Регистан. То тут, то там возникали небольшие стихийные митинги. Горячо палило сентябрьское солнце.
Бухарского эмирата больше не было. Сейчас на общегородском митинге провозгласят народную республику трудящихся — это я уже знал. Начиналась новая эра в жизни моего родного края — то, во что научил меня верить Александр Осипович, мой приемный отец. К борьбе за это будущее, которое теперь становилось явью, он столько лет готовил меня. Спасибо ему сердечное!
Я знал — предстоят еще упорные схватки с врагом. Но теперь я к этому готов, как, наверное, мало кто из моих земляков, сверстников.
… Здесь, на этих самых камнях, некогда продали в рабство моего деда, тогда еще подростка, чужеземца-сироту. Но даже в нем годы неволи не смогли убить светлых надежд. «Придут иные времена…» Так вот о каких временах мечтал он всю свою жизнь.
Донди, мама! Дождетесь ли вы меня? Суждено ли мне изведать счастье, предсказанное с детства, отнятое безжалостной судьбой? Я спрашивал себя об этом и не мог ответить. Жизнь моя посвящена революции. Куда теперь поведут меня ее неисповедимые пути?
Багряный рассвет над Лебабом
Наш полк отвели на загородную резиденцию эмира — во дворец и парк Ситораи-Мухасса. Ее без боя заняли накануне штурма конники 1-го кавполка, обезоружив охрану. Теперь они располагались тут же, вместе с нами. Поблизости, в кишлаках, разместились другие полки кавдивизии. В городе войскам находиться было опасно: грязь, антисанитария, нет проточной воды. А главное — следовало быстро подготовиться к дальним походам.
Первый Восточный мусульманский полк с честью выполнил поставленные ему боевые задачи — это отмечалось в приказе Фрунзе. Правда, наша часть понесла немалые потери убитыми и ранеными. Но была и другая более важная причина, обескровившая полк. Многие бойцы влились в него только за неделю-другую до начала военных действии. Эти люди — простые дайхане, батраки, чернорабочие Зеравшанской долины так и не успели стать настоящими бойцами. Они храбро сражались, но тотчас после победы решили, что дело сделано, можно разойтись по домам. Ведь осень, столько работы в поле… Понятие о дисциплине, воинском долге у них еще не успело выработаться.
Так или иначе, но часть стала таять не по дням, а по часам. И вскоре поступил приказ: полк расформировать. Всех, кто желает, распустить по домам. Оставшиеся вместе с комсоставом должны поступить на формирование будущих частей бухарской Красной Армии, Боевые друзья прощались, давали обещание встретиться в мирные дни.
Дворец и парк Ситораи-Мухасса, где мы стояли, были замечательным творением строителей и садоводов, созданным в угоду прихотям изнеженного и развратного эмира. Великолепное здание, окруженное высокими деревьями. Просторные комнаты, убранные коврами; на степах — зеркала, искусная, богатая роспись. Невдалеке, посреди парка, находился большой бассейн, берега и дно которого были зацементированы. Приятно голубела гладь прозрачнейшей ключевой воды. А в комнатах, выходящих окнами к бассейну, по стенам сплошь зеркала, в них отражается все происходящее возле водоема. Неподалеку еще здание поменьше, с вышкой, напоминающей пожарную каланчу. Во дворце Ситораи-Мухасса в летние месяцы располагался эмирский гарем. И вот, когда женщины купались, эмир исподтишка — чтоб не нарушить запреты ислама — подглядывал за ними, сидя на мягких подушках то в зеркальных комнатах, то на вышке.
Дворец и парк были окружены прочной оградой и рвом. Всюду стояли солдаты; простым смертным даже за версту не дозволялось приблизиться к роскошному обиталищу властителя. Ситораи-Мухасса воспевали в своих льстивых одах придворные поэты.
Теперь этот райский уголок сделался местом короткого отдыха воинов революции перед новыми боями. И даже эта недолгая передышка близилась к концу. По сведениям разведки, эмир и остатки его войск отошли к Карши. Туда стекались сторонники свергнутой деспотии. Медлить нельзя, нужно в зародыше разгромить гнездо контрреволюции.
Мы с Бекджиком и его «интернационалистами» успели всего только раз побывать в Бухаре, находившейся верстах в семи от дворца. Навестили нашего земляка Сапара. Он уже полностью пришел в себя — обрил голову у цирюльника, подстриг поседевшие усы и бороду. Бывшие арестанты ждали от ревкома денег, чтобы двинуться по домам. Мы с Бекджиком решили сами собрать Сапару необходимую сумму.
— Вот, дорогой Сапар-ага, — сказал я, вручая ему пачку бумажных денег в новом поясном платке, — примите от моих товарищей и от меня, в общем, от красных бойцов. И не отказывайтесь, просим от всего сердца!
Сапар молча взял деньги, он явно был глубоко тронут. Со слезами благодарности на глазах долго тряс руки мне и моим товарищам.
— Отыщите земляков, осла купите, одежду, припасов на дорогу, — советовал я, когда мы сидели возле ворот караван-сарая, где размещались бывшие пленники зиндана. — Приедете в Бешир, моих найдите. Расскажите, что встретили меня…
— Обязательно! Мать, дай бог, жива, то-то обрадуется.
— Сапар-ага, вы ведь знали Дурды-бая? — спросил Бекджик. Тот кивнул утвердительно.
— Это наш дядюшка, батраками, у себя сделал меня с братом. Брата зовут Реджепом. Разыщите, пожалуйста, бая. Может, и брат мой жив. Тогда, на строительстве железной дороги, он заболел, его отвезли в аул и больше я о нем ничего не знаю.
Сапар обещал все исполнить, спрашивал, скоро ли мы сможем вернуться.
— Вряд ли, — задумчиво ответил Бекджик. — Эмир не собирается складывать оружия.
— Сапар-ага, — сказал я на прощанье. — Вам довелось увидеть все своими глазами. Народ оказался сильнее эмира со всеми его приспешниками. А на кого эмир опирался? На бая, имама, казы, бека. Значит, чтобы старое не вернулось, снова дайханам не гнить в зин-дане, в колодке, нужно убрать от власти тех, кто был опорой эмира. Уезжайте на родину, поведайте надежным людям обо всем, что видели. Скажите: скоро придут красные бойцы. И если баи с муллами задумают сопротивляться, готовьтесь ударить им в спину! Чтобы не было столько жертв, не тратить столько усилий, как здесь, в Бухаре! Вы понимаете, о чем я говорю?
— Понимаю… Теперь все понимаю! Прежде я был уверен, что богатые всегда окажутся правы, возьмут верх. Ну, выходит, и на них отыскалась узда!
Мы тепло распрощались со своим земляком. А уже три дня спустя сводный отряд нашего полка погрузился в эшелоны и двинулся вместе с частями Туркестанской кавдивизии на Карши.
… Бой под стенами города разыгрался короткий и не вполне удачный для нас. Эмира с большей частью войска здесь уже не оказалось — он ушел в Восточную Бухару. Оставшиеся вражеские группы тоже сумели улизнуть, рассеяться. По сведениям, многие из них двинулись напрямик в сторону Лебаба, к городу Керки, где местные феодалы и чиновники вооружили своих стражников, а также темных, обманутых и запутанных дайхан.
