Джон О'Хара - Время, чтобы вспомнить все
Семья Бенджамина Чапина была одной из таких семей. Они жили по средствам, покупали только самое лучшее и приобретали вещи на долгое пользование. Они заказывали самое дорогое мясо, но внимательно просматривали присланный товар и счета от мясника и могли задержать плату по счету из-за одной недостающей бараньей отбивной. В их доме царила умиротворенность: в нем было все необходимое, и ничего не менялось и не добавлялось, если только этой перемены или этого добавления не требовалось для улучшения чего-то долгосрочного и постоянного. Освещение в доме первоначально было газовое, и когда решено было поменять его на электрическое, то светильники в доме не выбросили, а превратили в электрические. Каждую комнату на Северной Фредерик раз в неделю тщательно убирали. Если что-то ломалось и требовало ремонта, то эту вещь немедленно — пока еще было возможно — приводили в порядок, шла ли речь о порванном ремешке вожжей или о треснувшем кирпиче дорожки. Причем работа доверялась только искусным мастерам. В доме Чапинов мебель, резные деревянные украшения, столовое серебро, изделия из латуни — все служило долгие годы, и все всегда было на своих местах, потому что место каждого предмета тщательно выбиралось с самого начала. Члены семьи Бенджамина Чапина имели свой собственный вкус и свое собственное представление о качестве вещей, и в этих вопросах никогда не шли на компромиссы. Шагая по жизни с такого рода принципами, они про себя считали — не вслух, а про себя, но весьма твердо, — что вещи, которыми они владеют, хороши уже потому, что они ими владеют, и что хороши они для всех, а для некоторых даже слишком хороши.
Бенджамин Чапин и его супруга были уверены в своем превосходстве, и, сравнивая себя с другими супружескими парами Гиббсвилля, они всякий раз убеждались в своей правоте. Супруга Бенджамина Чапина была урожденная Шарлотт Хофман из семьи гиббсвилльских, пенсильванских Хофманов, и потому состояла в родстве с семьями Мюленберг, Вомельсдорф, Монтгомери, Лобэк, Пенн, Бун, Лейзенрингер, Фитцморис, Блюм, Дикинсон и пенсильванскими Ли. Шарлотт Хофман было всего двадцать, когда она вышла за Бенджамина Чапина, которому в то время было тридцать четыре, но Шарлотт уже тогда прекрасно сознавала, что в честь членов ее семьи были названы города и округи и что в ее венах течет благородная немецкая кровь. Она была женщиной с неукоснительным чувством долга по отношению к прошлому и будущему и убежденностью в том, что ее тело унаследовало все необходимые элементы, которые в результате правильного оплодотворения обязательно воплотятся в превосходном отпрыске. Она была небольшого роста, черноволосая, хорошенькая и богатая, и у нее имелось множество поклонников. Шарлотт приняла предложение Бена Чапина, потому что он был из достаточно старого пенсильванского рода со связями почти такими же внушительными, как у нее самой; к тому же у него были прежние связи в Новой Англии с семьями, породившими преподавателей, военных и губернаторов. Что же касалось его личных качеств, то Бенджамин обладал хорошим здоровьем, был честным и нравился главным пайщикам компании «Уголь и железо». Шарлотт вышла замуж за Бена Чапина в 1881 году, а их сын, которого они назвали Джозеф Бенджамин Чапин в честь отца Бена, родился в следующем году. Ее первенец был единственный, кто выжил; за ним последовали два мертворожденных ребенка, второй был врожденным калекой, и после его рождения Шарлотт Чапин почти полностью отстранилась от общества и посвятила себя рукоделию, в котором оказалась необычайно искусна, и воспитанию сына.
Сын ее рос быстро и довольно скоро стал необычайно близок к матери. Отцу он выказывал восхищение и уважение, но нежность и любовь — только матери. Когда мальчик подрос, Шарлотт стала усаживать его на скамеечку для ног, чтобы ерошить его красивые каштановые волосы. А волосы у Джо были шелковистые, прямые и непослушные, но лишь до тех пор, пока он не поступил в Йель и не стал их смазывать бриолином. Во время своего пребывания в подготовительной школе в Поттстауне, четырех лет в Йеле и учебы в Высшей юридической школе в Филадельфии Джо исправно, два раза в неделю, писал матери письма. Он писал их в юмористической манере, вставляя словечки из студенческого жаргона и используя выуженные из университетской газеты репортажи о местных мероприятиях и результаты спортивных соревнований, но также представлял объективный отчет о своей учебной и личной жизни и держал ее в курсе своих дружеских и, как он выражался, антидружеских отношений. Отцу Джо писал только по необходимости: по финансовым вопросам, с просьбой поменять учебный курс, или поехать в путешествие, или сообщить, что собирается вступить в Альфа-дельта-фи — студенческое братство в котором состоял и его отец. На первом курсе он записался в команду по гребле, а на втором был уже в университетской команде на восьмерке и едва не попал в команду теннисистов, однако в среде его друзей спортивная удаль ценилась ничуть не больше блестящих способностей в учебе или успехов в общественной деятельности.
В своих письмах из Нью-Хейвена и Филадельфии Джо Чапин упоминал имена девушек только в том случае, если они устраивали у себя вечеринки или были почетными гостями. Следуя укоренившейся традиции его университета и того времени, Джо называл девушек женщинами и, обобщая, приписывал всему женскому полу отсутствие ума и романтизированную расчетливость. Он полагал, что их, так или иначе, следует избегать. Его матери подобное отношение, разумеется, было по душе. Шарлотт никогда не упускала случая напомнить Джо, что она вышла замуж за Бенджамина Чапина, когда ему было тридцать четыре года. Женщины, утверждала она, взрослеют быстрее мужчин, и потому мужчина должен жениться на девушке гораздо моложе его; сорокалетний мужчина все еще молодой мужчина, а сорокалетняя женщина уже далеко не молода. Не упоминая менопаузы как таковой, она убеждала сына, что, женившись до тридцати, он возложит на себя бремя обязательств, которые с легкостью могут помешать его карьере молодого адвоката, а в этом нет никакой нужды, так как у мужчины впереди целая жизнь и, чтобы вырастить детей, времени более чем достаточно. Шарлотт Чапин не забывала напомнить сыну, что девушки, с которыми он встречался в университете, были лишь не намного моложе его. Так что, как говорила она, с серьезными отношениями ему вовсе ни к чему торопиться.
Ее кампания оказалась поразительно успешной, и не только в сфере, ею спланированной, но и в той, что ей даже не пришла в голову. Джо Чапин, не фиксируя свое внимания ни на одной определенной девушке, а уделяя внимание им всем, стал чрезвычайно популярен. Он был красив, отличался хорошими манерами, умел свободно держаться, одевался со вкусом, судя по всему, имел деньги, был членом общества «Волчья голова», с почтением относился к старшим и мгновенно отзывался на шутку. В то же время он не был хлыщом, неженкой или нуворишем и не смотрел свысока на родителей девушек, с которыми встречался. Некоторые отцы отвергали его кандидатуру, называя его снобом, но одна из нью-йоркских матерей смягчила эту характеристику, заявив: «Но с чего ему быть снобом? Он же из Пенсильвании». Отец Джо непреднамеренно проторил своему сыну дорожку. В Филадельфии и Нью-Йорке встречались мужчины, которые знали Бенджамина Чапина по Йелю и помнили как хорошего парня, у которого не было врагов, который не был замешан ни в каких скандалах и о котором они говорили Джо: «Мне кажется, я был знаком с твоим отцом. Он, случайно, не закончил Йель в 68-м или 69-м?» В то время транспорт еще не был развит, и человеку из Нью-Йорка не трудно было потерять связь с приятелями по университету, и особенно с таким парнем, как Бен Чапин, который оставил о себе хотя и благоприятное впечатление, но отнюдь не неизгладимое. К тому же фамилия Чапин не была особенно редкой. Таким образом, если приятный молодой человек вдруг оказался сыном выпускника 1869 года Бена Чапина, привлекательность парня заключалась уже по крайней мере в его безвредности: от старика Бена никогда не было никаких неприятностей, и если его сын склонен к снобизму, то пусть уж лучше будет снобом, чем ведет богемный образ жизни или распутничает.
— Тебе когда-нибудь встречаются мои старые приятели? — спросил однажды Бен сына. — Я имею в виду, в Нью-Йорке.
— Да, отец, конечно.
— Кто же например? Фрэнк Гарт? Он живет в Нью-Йорке. И доктор Ральф Доул?
— Доул? Дай-ка вспомнить. Нет, отец, не думаю, что встречал его.
— А как насчет Фрэнка Гарта?
— Не уверен. Фрэнк Гарт… Мистер Блейн. Я встретил некоего мистера Блейна, и он спросил меня, не твой ли я сын.
— Ну да? Л. Б. Блейна? Этого Блейна?
— Л. Б.? Да, мистера Льюиса Блейна.
— Неужели? Я с ним не был близко знаком. Удивляюсь, что он меня помнит. Он состоял в «Черепе и костях». У их семьи большой дом на Сити-Айленд. Очень состоятельные люди. Я не видел Льюиса Блейна уже лет двадцать. А Гюйон Бардуэлл? Встречал когда-нибудь такого? Он жил на Стейтен-Айленд, и, думаю, живет там и по сей день.
