Марк Еленин - Семь смертных грехов. Роман-хроника. Соль чужбины. Книга третья
«Цветков» вернулся в Пловдив на полулегальное положение. Приказ партии был: собирать и покупать оружие, прятать в надежных тайниках. Военная организация, разделенная на пятерки, приступила к изъятию оружия из тайных государственных складов. Болгария по Нейискому мирному договору была разоружена, гарнизоны распущены, их оружие без учета свезено на плохо охраняемые склады. Военной организацией в Пловдиве руководил боевой унтер-офицер, коммунист Гошо «Цветков». Окружные военные организации подчинялись Центральной военной комиссии при ЦК партии, софийские товарищи весной двадцатого года поручили именно группе Гошо, проявившей себя захватами оружия из складов, новое, чрезвычайно важное задание: осуществить захват оружия, которое Контрольная комиссия Антанты решила отправить армии Деникина, — оружие, забираемое вроде бы на переплавку, из Варны отправляется в Крым.
Был разработан план экспроприации. Решили проводить операцию ночью, на пути к Варне, в месте, где паровозы, преодолевающие подъем, снижают скорость. Руководители группы проверили все детали на местности, оборудовали временный тайники, проверили инструменты. Осталось ждать из Софии сообщения, каким поездом и в каких вагонах повезут оружие.
И вот, наконец, состав уже на пути к Варне. Максимум за десять минут Гошо и три его товарища должны были снять пломбы, выбросить часть ящиков с оружием на откосы, где их принимали члены другой пятерки, и вновь запломбировать вагоны. Операция была проведена блестяще. Самым сложным, как ни странно, оказалось навешивание новых пломб, требующее навыков и точности. Деникин лишился около ста винтовок, нескольких сотен гранат, тридцати пистолетов. Так начиналась «железнодорожная война» против белых. Группа «Цветкова» провела более десяти таких изъятий...
Потом Гошо направили в партийную школу при Центральном Комитете. Он слушал лекции Васила Коларова, Георгия Димитрова, Ивана Недялкова — первого представителя КПБ в Исполнительном Комитете Коминтерна. Арест во время транспортировки новой партии оружия, избиения и пытки в тюрьме. Суд приговорил «Цветкова» за преступление против государства к восьми годам тюрьмы. Попытка побега, сорванная провокатором. Ужесточение режима, строгий надзор, наказания, кандалы. И новая попытка — во время перевозки свидетелем на процесс группы софийских коммунистов. «Цветков» не имел к той группе никакого отношения, и его, под охраной двух солдат, депортировали обратно уже через день — настолько очевидно оказалось его неучастие в делах софийцев. Пользуясь беспечностью и неопытностью обоих новобранцев, Гошо по пути к вокзалу уговорил их сделать небольшой крюк, чтобы у бывшего однополчанина выпить по стаканчику доброй ракии. Хозяин закусочной был знаком «Цветкову» по военной секции. И встретил гостей добросердечно. Гошо пошел якобы в туалет и исчез. От жены хозяина он получил костюм, пальто, шляпу, переоделся и скрылся через запасной выход. Он жалел конвоиров, простых деревенских парней, далеких от политики, — их ждала нелегкая судьба, но иного пути у него не было. Проведя несколько суток на другой конспиративной квартире, пока товарищи готовили ему документы и деньги, он был направлен в Варну. На перроне его должна была встречать высокая девушка с каштановой косой, в белом платье и с желтым зонтиком. К приходу поезда она уже ждала Гошо, на пароль ответила четко. Он не удержался и поцеловал ее. «Цветков» находился среди своих...
Варну в те годы можно было сравнить с Константинополем, где сосуществовали «свои» и «чужие», противостоящие друг другу люди, мирно сидящие в одних ресторанах и кофейнях, жившие в одних отелях. Варна стала воротами, через которые густо шло двустороннее движение. Из Советской России на Балканы и через Балканы — в Европу нелегально пробирались коммунисты. Везли агитационную литературу, типографское оборудование, средства для революционной борьбы. Возвращались на родину делегаты коммунистических партий, курьеры. Тем же путем проникали на Запад посланцы Дзержинского. Из Варны на утлых суденышках в Крым и на Кавказ отправлялись болгарские коммунисты, за которыми охотилась полиция, — их ждали пытки, суд и всегда один приговор: смертная казнь. Их подкарауливали контрразведчики, жандармерия и пограничная стража, которой услужливо помогали вчерашние противники, ныне союзники — сторожевые суда французов и англичан. На свой страх и риск, безоружные, на утлых лодчонках под рваным парусом, а то и на веслах отправлялись к родным берегам сотни солдат и казаков, направленные на пополнение армии Врангеля и решившиеся вернуться к родным хатам. Прятались в окрестностях, возле пристаней, в трюмах старых барж, заржавевших буксиров.
Через Варну широким потоком шло вооружение и снаряжение белых армий. Корабли везли не только винтовки, пулеметы, но и тяжелое вооружение — орудия и танки. Здесь свили гнездо резиденты Дезьем бюро и Интеллидженс сервис, болгарских военно-фашистских групп. Здесь находились и эмиссары белой России. В случае новой интервенции от Варны — кратчайший путь десанту на Кавказское или Крымское побережье. Сосредоточение большого количества войск и техники прикрывалось разговорами о блокаде коммунизма, который через Балканы намеревается проникнуть в Европу...
У коммунистической организации забот хватало. Гошо «Цветков» работал в Варне матросом на моторно-парусной лодке «Спасатель» — быстроходной, вмещавшей два десятка человек. «Спасатель» вполне оправдывал свое название. Не одну сотню людей избавил от верной смерти, не один десяток наирискованнейших партийных поручений выполнил. Приписанный к Варненскому городскому морскому музею, кораблик мог почти беспрепятственно ходить по Черному морю любыми маршрутами. «Мы ищем новые редкие популяции морских рыб» так отвечал каждый из экипажа в случае задержки. Оружия на «Спасателе» не было. Запрещалось иметь при себе даже личное. Спасение самого «Спасателя» зависело лишь от скорости его хода, темноты или тумана да профессорского вида капитана, действительно специалиста по рыбам и работника музея, коммуниста Богомила Стайкова, одного из руководителей варненской организации компартия.
Однако во время очередного рейса, когда «Спасатель» уже «чистый» — возвращался после выполнения задания, неподалеку от входа на акваторию порта их остановило судно морской полиции. Изучение судовых документов и почти пустого трюма ничего не дало. Полицейские собрались уже уходить, но младший офицер, внезапно остановившись, стал пристально разглядывать «Цветкова», словно стараясь вспомнить что-то. Он сделал несколько шагов поближе, не спуская с Гошо испытующего взгляда, потом, обескураженный, улыбнулся, махнул рукой и перешел по трапу на свой катер. Взревев мотором, вспенив воду, полицейское судно помчалось в сторону маяка.
— Знаешь его? — спросил Стайков, — Вспомни. Пройди весь путь и все встречи с полицией. Тебе ведь не надо объяснять?
— Дай мне десять минут, Богомил, — сказал Гошо. — Я не припоминаю его, но надо хорошо подумать.
— Мы высадим тебя на Галате. Переночуешь в лавке «Ени Кале». Не выходи до тех пор, пока за тобой не придут. Мы должны навести справки. Рисковать не имеем права.
Через неделю «Цветкова» перебросили в Новороссийск. Гошо оказался в Москве. Его принимал немолодой седой болгарин, коренастый, с темным лицом и голубыми глазами, представитель Болгарской компартии в Коминтерне, назвавший себя Методием Русевым. Это была не настоящая его фамилия: коммунисты-эмигранты часто брали псевдонимы ради безопасности семей и для нелегальной работы на родине. Гошо хотел учиться и одновременно требовал партийной работы. Его поселили в гостинице «Люкс» в маленьком номере с молчаливым пожилым болгарином в полувоенной форме, с настороженным, загорелым лицом, натруженными большими руками и «ныряющей» походкой. Он хромал на левую ногу. Звали его Димитр из Тырново. Вопросов не задавал и вскоре ушел. Не вернулся и ночевать. Утром он разбудил Гошо, сказал:
— В десять тебя ждет Коларов, первый номер от лестницы направо. Понял? — и, сняв сапоги и френч, рухнул на кровать. И мгновенно заснул, задышал ровно.
Коларова «Цветков» знал. У Василя был усталый вид. Гошо рассказал о себе, о ситуации в Болгарии.
— Положение тяжелое, — вздохнул Коларов, — а будет еще трудней, Гошо. Фашистская Болгария собирает силы. Они уничтожат Стамболийского, возьмут власть, — Коларов быстро записал что-то на одном из листков, веером лежащих на столе. Лицо его размягчилось, морщины на лбу разгладились, в зеленоватых глазах появилась добрая усмешка. — А здорово вы оружие у белогвардейцев воровали, — сказал он. — О твоих военных операциях здесь знают.
— В Москве? — удивился «Цветков». — А кто?
— Кто, — усмехнулся Коларов, — это неважно. Кому надо, тот и знает. И благодарит за активную помощь Красной Армии. Завтра пойдешь на Лубянку, — он протянул Гошо листок, на котором сделал надпись. — Отнесешь. Тут все сказано: время, номер комнаты, к кому. А сюда приходи в воскресенье. Цветана нас обедом накормят. Жена у меня — знаток болгарской кухни. С едой в Москве, сам знаешь, трудно, но она волшебница...
