Финнуала Кирни - Ты, я и другие
Разведен…
— Сколько им? — спрашиваю я.
— Шестнадцать. Близняшки, Амели и Бриджит.
Их мать француженка, — поясняет он.
Я киваю и веду его дальше.
— Большая спальня. Моя то есть.
Я хочу, чтобы он понял: комната принадлежит только мне. Мне одной.
«Эй, Жиль, посмотри! Я свободна!» Психотерапевтические сеансы с доктором Гетенберг подталкивают меня произнести это вслух. Мне хочется поинтересоваться, изменял ли он жене и связано ли с его изменами то, что они больше не вместе? Я хочу узнать, какой он человек: добрый, злой? Стоит ли мне тратить на него время? Ведь первый раз за двадцать с лишним лет я с интересом смотрю на чужого мужчину.
Открываю рот, чтобы все это произнести, и ясно представляю, как он возвращается в офис и рассказывает коллегам, какая психопатка живет на Лорел-авеню. Поэтому молчу и мило улыбаюсь.
Мы возвращаемся в кухню. Жиль достает электронную рулетку и замеряет расстояние от стены до стены. Что-то прикидывает. Карен перехватывает мой взгляд, мотает головой в его сторону, с намеком облизывает губы.
— Ты от-врат-на, — шепчу я ей.
Подруга кивает, широко ухмыляется и снова облизывает губы. Я прохожу мимо нее к Жилю, отвесив ей по дороге подзатыльник.
— Ну, как, все в порядке?
— Да. — Он крепко пожимает мою руку. — Сказочный дом. С продажей не будет никаких проблем, если вы все же решитесь выставить его на рынок. Сейчас я вернусь в офис и посоветуюсь с коллегами, как лучше его оценить.
Внезапно из прихожей доносится дикий вопль.
Мы оба замолкаем, рефлекторно делаем шаг назад и смотрим на щель почтового ящика.
— Ма-а-ам! Прости-и-и! Открой, а? Я ключ за-бы-ы-ла. Я даже помогу тебе с резюме. Ну, прости-и-и! Я знаю, тебе нужна работа; я знаю, это оттого, что папочка говнюк!
Я громко сглатываю — лицо заливает румянец — и подозреваю, что это не нежный оттенок зари. Я краснею вся: грудь, шея, щеки…
Жиль с пониманием улыбается:
— Подростки…
Мег, однако, еще не завершила выступление:
— А, и Карен здесь? Это ее машина? Я-то думала, она уехала. Ладно, пусть тоже помогает. Между нами, девочками, мы пристроим тебя на работу за неделю.
Только не продавай дом, мам!!! Ну, хочешь мою почку?!
Я кидаюсь к входной двери, распахиваю ее и затаскиваю внутрь коленопреклоненную поганку.
— Мам! — Она бросается мне в объятия.
Я вырываюсь:
— Мег! Это Жиль, агент по продаже недвижимости.
Он оценивает дом.
Жиль кивает ей, и сейчас наступает очередь Мег заливаться краской, оттенок которой она определенно унаследовала от меня. Карен в кухне издает неопределенные звуки — то ли плачет, то ли смеется.
Дочь неловко дергает головой в сторону Жиля и боком, боком крадется в кухню.
У дверей Жиль протягивает мне визитку.
— Завтра утром я позвоню вам, назову цену и сообщу условия продажи, если вы решите поручить это нам. — Он прикусывает губу. — Э-э… должен предупредить, что если дом записан на двоих, то, чтобы выставить его на торги, требуется разрешение обоих владельцев.
— Никаких проблем. Если уж мы будем продавать, это значит, никто не возражает. Ни я, ни мой бывший муж. — Я назвала Адама «бывшим»; самой не верится. — Ну, официально он еще не бывший, но это вопрос времени. — Мой голос едва не срывается при этом бредовом объяснении.
— Тяжелый период. — Жиль смотрит в пространство.
— Ну, мне пора. Утром позвоню. Если у вас возникнут какие-то вопросы, мой электронный адрес и телефон есть на карточке.
Я смотрю, как он уходит: через сад, мимо машины Карен, потом моей, потом машины Мег. Смотрю на карточку. И никакая не двусмысленная фамилия.
Бруссо, обычная французская. Интересно, он англичанин, у которого отец-француз, или англичанин, женатый на француженке?
— Да, кстати. — Он оборачивается. — Перешлите мне ваше резюме, когда оно будет готово. У нас есть вакансия администратора, на неполный рабочий день.
Ничего особенного, конечно, и все же, полагаю, вашей дочери будет лучше с полным комплектом почек. — Он приподнимает бровь и широко улыбается.
Я смеюсь:
— Я тоже так думаю. Спасибо.
И он уходит.
Глава 16
— Что ты творишь, черт возьми?!
Голос Бена разносится по всей квартире. Мы сидим в кухне, и я замечаю составленные в углу чемоданы: вероятно, он оставил их здесь прошлым вечером, прежде чем отправиться к Бет.
Его беспокойство начинает слегка меня напрягать.
Лицо брата, моложе и привлекательнее, чем мое, морщится, стоит ему остановить на мне взгляд. А глаза, которые весь прошлый год смотрели на мир спокойно и безмятежно… В них сейчас выражение тревоги. Заметно, как он нервничает.
— Тебе-то что дергаться после такого отпуска? — Я откусываю намазанный маслом тост, который он мне протянул, и отвожу взгляд. Пахнет божественно.
Впрочем, вкус не хуже.
— Не отвечай вопросом на вопрос.
— Просто трудно решить, с чего начать…
— О да! Понимаю.
— Нет, не понимаешь. Ты первой выслушал Бет, ее точку зрения, и теперь думаешь, что я ужасный подонок и мерзкий лжец.
— А ты не лжешь?
Не помню, чтобы раньше братец был таким настойчивым.
Я секунду колеблюсь.
— Лгу. Но только когда это необходимо и чтобы не причинять боль людям, которых я люблю.
— И что? Доволен?
В голосе Бена звучит тяжеловесный сарказм с оттенком осуждающего превосходства. Мне хочется его ударить. Представить, что нам снова двенадцать и десять, толкнуть на кухонный пол и настучать по тупой роже.
— Не каждому выпадает роскошь проводить время вдали от цивилизации, медитировать, распевать гимны с духовными гуру и искать путь к совершенству.
Швыряю в него огрызком тоста. Бен уклоняется, и я прячусь в спальне.
Через минуту он стучит в дверь. Я в это время уже собираю сумку.
— Это твоя спальня! — ору я ему.
Бен распахивает дверь, и его крупная фигура загораживает проем.
— Мы почти не распевали, — бурчит он, — и мне далеко до совершенства.
— Попутного ветра! А когда достигнешь просветления, не забывай, что у твоего старшего брата свой собственный путь.
Он внезапно оказывается рядом. Хватает одежду, которую я побросал в сумку, вышвыривает ее назад и заключает меня в медвежьи объятия.
— Остановись, — шепчет он. — Позволь мне побыть тебе опорой. Я так много тебе задолжал…
Я сжимаюсь в его объятиях, падаю на постель и глухо, тяжело, отчаянно рыдаю. Он молчит и смотрит в сторону.
Мы долго сидим так, вместе и порознь. Наконец он бросает взгляд на часы:
— Давай, одевайся. Пошли в паб, обо всем расскажешь. И надеремся.
— Что Бет тебе наговорила?
Мы сидим в «Щели» — ближайшем к квартире пабе, расположенном в устье Темзы недалеко от станции подземки «Лаймхаус». Здесь пронизывающе холодно и сыро; по Темзе, как обычно, снуют корабли, а по ближайшим улицам — автомобили.
Бен не отвечает. Все его внимание поглощено текущей водой.
— Бен?
Он трясет головой, будто стараясь прийти в себя.
— Сказала, что ты ушел, что у тебя подружка, что вы теперь не вместе. Собственно, все, в детали она не вдавалась. Большую часть времени там я потратил, пытаясь убедиться, что с ней все в порядке.
— И как? В порядке, я имею в виду?
— Вроде бы. С ней там была подруга, Карен.
Думаю, я поломал им вечерок в стиле Бриджит Джонс.
Я вскидываю брови.
— Ты не смотрел «Дневник Бриджит Джонс»? — смеется Бен. — Ну, достаточно сказать, что звучала душераздирающая музыка, они обе были в одинаковых пижамах, а на ужин у них было спагетти болоньезе и шоколадное мороженое.
Я зачем-то киваю, хотя не пойму, о чем он. Бет не из тех, кто будет развлекаться, напяливая такую же, как у подруги, пижаму. Она любитель чипсов и не терпит мороженое, разве что иногда ест фирменное, с карамелью.
— Как тебе Карен? Когда ты последний раз ее видел?
Бен вздыхает.
— Страшно давно. Последний раз наши пути пересекались, когда я был с Элизой. — Он качает головой: почти незаметное движение, словно отгоняет неприятное воспоминание. — Она не замужем? Вроде была?
— Была когда-то. Давно и недолго, пару лет всего. — Я передергиваю плечами.
— Она была замужем, я был практически женат…
Никогда особенно не обращал на нее внимания, но, боже, какая она привлекательная! По-моему, я слегка влюбился. Заметь, она не из твоих обожательниц.
Мягко скажем, не сильно к тебе расположена.
Я глотком выпиваю полкружки, переваривая сказанное.
Карен меня ненавидит. Это само по себе плохо, а тут еще и Бен на нее запал.
— Она красотка, — соглашаюсь я. — Но смотри, осторожнее. Съест тебя и выплюнет косточки.
Он смеется.
— Хорошо бы. — И подносит к губам первую за сегодняшний день кружку.
