Финнуала Кирни - Ты, я и другие
Я копаюсь в телефоне, нахожу запись и нажимаю кнопку:
«Адам, это Сибил. О господи, какой же ты придурок.
Пробил час для прощения, и я прощу тебя, если простит Бет. Уж постарайся. Борись за мою дочь. Ты знаешь, что она того стоит».
Мег смеется:
— Ну, бабуля… Прямо и по существу.
До квартиры дочери ровно сорок пять шагов. Мег держится за мою руку, и мне остается меньше минуты, чтобы сказать нечто важное, не уничтожая при этом ее надежду.
— Я сомневаюсь, что она простит меня.
Дочь поворачивается ко мне:
— А я совершенно уверена, что ты и не пробовал.
Мы с бабушкой считаем, что тебе надо бороться.
Давай, папочка! Пара впечатляющих жестов. Пусть она хотя бы начнет с тобой разговаривать.
— Попробую, — слышу я собственный голос.
И очередной раз изумляюсь, как ложь может порождать ложь. Мег обнимает меня на прощание, этого я так долго ждал, к этому стремился, — она уже почти готова простить, а я ухожу. Объятия разорваны, и я ухожу, чувствуя, как протянутый ею спасательный круг выскальзывает из рук. И меня снова несет поток.
Без якоря. Без защиты. Одного…
Когда я открываю дверцу автомобиля, на соседней улице звучит сирена — еще какому-то бедолаге худо. Замираю у фонарного столба, вытягивая из кармана жужжащий телефон. Пришло сообщение.
Эмма желает знать, где я и не настроен ли я зайти.
Мой ответ:
Не сегдн.
Х-холодно!
— Что за… — Я подскакиваю в постели.
— Утро уже, хорош валяться.
Растирая мокрое лицо, смигиваю, не веря, что передо мной стоит братец Бен: в руке — пустой стакан из-под воды.
— Бен?
Мозг регистрирует его присутствие. Но это невозможно: до его возвращения еще добрых две недели.— Чертов придурок! — говорит он. В голосе злость, и я понимаю, что он на самом деле здесь и уже побывал в Вейбридже.
Снова ложусь и накрываю голову подушкой.
— Редкостный придурок…
Через подушку его голос доносится глухо. Пожалуйста, умоляю я, пусть это будет просто дурной сон.
Один сплошной дурной сон, — я проснусь и пойму, что все это неправда.
Бен идет в кухню, гремит чайником, и я сбрасываю подушку на пол.
Он заглядывает в комнату.
— Слышал, что я сказал?
— Рад, что ты вернулся. Я скучал.
— Ты идиот, Адам. Ты держался только благодаря Бет. А теперь что? Какого черта ты все развалил?
Я накрываюсь уже двумя подушками.
— Скучал! — кричу я снова, и его слова бьются в моей голове: «Ты держался благодаря Бет… Бет никогда не простит…»
Бет… Кира…
— Бет никогда не простит мне Ноя.
До меня доходит, что я произнес это вслух, когда Бен приподымает край подушки и, уставившись на меня, интересуется:
— Ной? Черт побери, это еще кто?
Глава 15
— Бет, к чему такая спешка, что с тобой?
— Спасибо, что нашла время. Я понимаю, мы встречались всего пару дней назад. Но у меня кое-что изменилось, и я хочу, чтобы ты была в курсе.
Я рассказываю, и выражение лица Каролины меняется от заинтригованного к тому, что можно назвать гордостью за меня. Я решила: хватит сеансов, всего этого копания в себе, самоанализа. Пора просто жить.
Мы еще несколько минут болтаем, и я уже собираюсь уходить — но тут вспоминаю, что забыла сказать еще кое о чем.
— Сегодня придут оценивать дом. Некто по имени Жиль.
Я смеюсь; Каролина, похоже, отлично представляет, чего можно ожидать от агента по продаже недвижимости по имени Жиль.
— Я не разобрала фамилию, какая-то… выразительная.
Внешность наверняка тоже. Такой… Жиль.
Она ободряюще улыбается.
— Помнишь, я назвала свою внутреннюю диверсантку Азой Зель?
— Конечно, помню. — Каролина громко смеется.
Звучит похоже на «Азазеля», это всегда ее забавляло.
— Так вот, утром она снова прорезалась. Я разбирала барахло, которое мне теперь велико, готовила посылку для благотворительных организаций, — а она шептала в ухо, советовала немного подождать: может, я снова дорасту.
— А ты?
— Вещи собраны и упакованы, у Азы новый нарядный кляп.
Каролина громко смеется, и я понимаю, что никогда прежде не слышала ее смеха. Довести до смеха своего психотерапевта… Наверное, и впрямь в моей жизни настал новый этап.
— Знаешь, не могу сказать, что мне совсем не больно, но я приспособилась. Раньше в груди постоянно сидел тяжелый ком, а теперь я уже не думаю о случившемся день и ночь.
Она пожимает плечами:
— Прошло время… Оно многое может исцелить.
Даже самую сильную любовь.
— Мне нравится, как я живу. Мне было очень хорошо с Адамом, сейчас его нет, но жизнь все равно хороша. Я справлюсь. Знаю, что справлюсь.
Протягиваю Каролине руку. У нее теплое и искреннее рукопожатие. Она улыбается:
— Моя дверь всегда для тебя открыта.
Мег сердится на меня — говоря по-честному, даже бесится — по двум причинам. Во-первых, я попросила ее помочь мне составить резюме, а она ответила в том духе, что искать реальную работу для композитора-песенника — полная безнадега. Я засмеялась и сказала, что собираюсь спуститься с небес на землю, поскольку ее отцу в один прекрасный день наскучит игра в Дон Кихота и он перестанет меня содержать.
Какой удар по ее оптимизму! Плохая мать.
Вторая причина в том, что я выставила дом на оценку. Когда в ответ на ее гневную тираду я повторила рассуждения про реальный мир, она пришла в ярость. Я раньше и не видела ее в таком состоянии.
Самое время на пороге нарисоваться Жилю, агенту по недвижимости.
В дверь звонят, и я с удивлением встречаю у входа Карен. Утром она уехала вместе с Беном, заявив, что подбросит его до метро.
— Так вышло, — говорит она. — Я добралась до дома и подумала, что, наверное, стоило остаться у тебя на уик-энд. Решила сделать сюрприз. В общем, я вернулась. Три билета в «Одеон», восьмичасовой сеанс, новый фильм с Морганом Фрименом. Ты, я и Мег.
Она протягивает три бумажки, тараторя, что если собраться быстро, то можно успеть съесть по пицце и что на ужин у нее тоже есть купоны.
В этот момент к двери подходит мужчина.
Я мягко отодвигаю подругу чуть в сторону, чтобы встретить нового гостя.
— Жиль?
— Миссис Холл? Рад встрече. Да, я Жиль. Какой красивый дом!
— Спасибо. Входите, пожалуйста.
Краем глаза слежу за Карен, которая застыла с билетами в руке и с выражением ужаса на лице.
— Рот закрой! — шиплю я ей за спиной Жиля.
— Ты продаешь дом?!
Я подталкиваю ее к кухне, а Жиль в это время, остановившись в прихожей, читает мою надпись.
— Ну, это… — мямлю я, — потом объясню.
Запихиваю Карен на стул за стойкой, свирепо сверкаю глазами — молчи! — и несусь обратно в прихожую.
— Все недосуг замазать. В смысле, когда я позвонила и вы сказали, что можете прийти сегодня, я…
в общем, я собиралась закрасить это место, но, раз уж вы пришли для оценки… пусть пока остается.
Жиль кивает. Он очень хорошо выглядит. Вовсе не хлюст, а приличный мужчина. Костюм в светлую полоску, аккуратная стрижка. Производит впечатление человека, недавно демобилизовавшегося из армии.
Судя по виду, ему за сорок. По какой-то необъяснимой причине мне жутко хочется посмотреть на его безымянный палец.
Обручального кольца нет. Отлично.
Даже полоски от кольца нет. Еще лучше.
Он ловит мой взгляд.
— Мне тоже нравятся фрикадельки от «ИКЕА», и я ненавижу хрен. Здорово. — Он кивает на мою настенную роспись. — Я бы не стал замазывать.
Тут я решаю, что уже слегка влюблена в Жиля.
В кухне Карен гремит чайником.
— Будете чай или кофе?
— Спасибо, ничего. Я и так оторвал вас от дел.
Просто покажите мне дом, ладно?
— Конечно. Давайте начнем сверху.
Жиль поднимается следом за мной. А я испытываю легкое сожаление от того, что на мне обычный наряд «для работы»: джинсы и футболка. Он оглядывается на хлопочущую в кухне Карен.
— Кстати, хороший фильм, я смотрел в понедельник.
Отличный триллер, вам понравится.
Карен, что ей вообще-то не свойственно, немедленно расцветает и улыбается в ответ.
Я все утро занималась уборкой как проклятая. Поэтому, когда мы заходим в комнату Мег, я прихожу в ярость.
— Простите. Моей дочери девятнадцать. Она на несколько дней приехала из университета…
Я смотрю на разбросанную по постели и полу одежду.
Назло ведь сделала, не иначе. Как еще не догадалась размазать «Нутеллу» по стенкам ванной?
— Пустяки. — Жиль даже не поднимает голову от блокнота. — Не извиняйтесь. У меня самого две дочери-подростка, и, кажется, они унаследовали какой-то неправильный ген: не выносят, когда убрано.
Значит, все-таки женат…
— Они со мной только по выходным. Три дня — и моя квартира начинает выглядеть как кладовка в магазине секонд-хенда.