Юрий Белов - Год спокойного солнца
Он сердито крякнул, опускаясь в кресло.
Казаков сидел напротив в таком же кресле, Мая ушла на кухню, а тетушка Биби встала у косяка, прислонившись плечом, и все глядела на гостя любовным и вместе с тем жалостливым взглядом. Она в толк не могла взять, почему Сапар не навещает их, как бывало, чем могли они его обидеть и отвадить от дома. Она так и спросила его без обиняков:
— Почему же ты обижаешь нас, Сапар-джан, почему не заходишь? Разве наш дом не был для тебя родным? Разве что-нибудь изменилось? Ты прямо скажи. Может, кто сказал тебе дурное слово, люди всякие есть, иные навредят и радуются на чужое несчастье…
— Ну что вы, тетушка Биби, — Якубов посмотрел ей прямо в глаза и улыбнулся приветливо. — Мне если что и скажут про вас, разве я поверю? Просто замотался. Годы идут и сил не прибавляют, а работы меньше не становится. Вот и… Домой приедешь, разденешься, подушку под бок — и все, пусть хоть пожар, сил нет подняться. Поешь, телевизор посмотришь и уснешь до утра. И хоть бы сон был как сон, а то опять работа снится, все споришь с кем-то, доказываешь… Такие вот наши дела. Ата молодой, он этого еще не знает, и слава богу, что не знает.
Он и на Казакова посмотрел спокойно, внимательно вгляделся в его лицо, и когда тот смущенно опустил глаза, остался довольным. Нет, Ата его врагом не станет, рука у него не поднимется на Сапара Якубовича, которому стольким обязана казаковская семья.
— Как дома, Сапар-джан? — допытывалась тетушка Биби. — Как Марал? Как дети? Как внуки? Все ли благополучно?
— Все живы-здоровы, — кивнул ей Якубов. — Дети и внуки растут, а мы стареем.
Последнее он нарочно громко сказал, потому что послышались шаги Маи. Втайне он надеялся, что Мая скажет ему, как заведено: что вы, разве про вас можно такое говорить — стареем? — улыбнется ему… Но сказала это Биби и руками на него замахала: тоже старик, и не стыдно? А Мая вкатила столик на колесиках, уставленный угощениями, и словно бы не слышала его слов, даже не посмотрела на него, все ее внимание на этом столике было сосредоточено. Она стала переставлять угощение на журнальный столик, Ата взял у нее бутылку коньяка и стал откупоривать.
— Армянский, — пояснил он.
— Нет, нет, — запротестовал Якубов, — только зеленый чай.
— По рюмочке? — без особой настойчивости спросил Ата. — Для расширения сосудов.
— Я только чай, — твердо ответил гость. — В нашем возрасте приходится уже и о здоровье заботиться.
Мая опять не возразила ему насчет возраста, и он нахмурился, завозился в кресле.
— Ну что ж, — согласился Ата, — пьянству — бой. Чай заварен, Маечка?
— А как же? Сейчас будет и чай. А это? — она посмотрела на гостя. — Может, оставить?
— Нет, нет — ворчливо сказал Якубов. — И вообще не надо ничего, я на минутку только, хотел на тетушку Биби взглянуть, как она тут…
— Ай, я — что, все мои заботы о внуке.
— Видел я его. В хоккей гоняет. Совсем большой.
— В будущем году в школу пойдет, — сказал Ата, водружая на опустевший столик так и не откупоренную бутылку. — Увози это зелье, не искушай. А то начнешь с рюмки, а потом, как Ходжа Насреддин, пойдешь по городу нагишом.
Жена тихо засмеялась и покатила столик на кухню. А Казаков спросил:
— Знаете эту историю?
Якубов покачал головой.
— Ходжа Насреддин решил попробовать опиума, выкурил трубку и пошел в баню. Он пьянел и ничего не соображал, но себе казался совершенно трезвым. «Видно, я очень крепкий, — подумал он, — мне одной трубки мало». И пошел голый в опиумокурильню.
Тетушка Биби конфузливо махнула рукой и вышла, хотя улыбка тронула ее губы. Чай они внесли вместе с Маей — старшая стопку пиал, а младшая пузатый фарфоровый чайник, накрытый вышитой салфеткой.
— Он нас всех Насреддином уморил, — улыбаясь, сказала Мая. — По любому случаю — смешная история.
— У туркмен Алдар-Косе, — отозвался Якубов, не глядя на нее.
— Да, — сразу подхватил Казаков, — у разных восточных народов его называют по-разному: у таджиков — мулла Мушфики, у азербайджанцев — Молла Насреддин, у татар — Ахмад-акай…
— А помните, какой прекрасный образ создал Свердлин в кино? — спросила Мая.
«Она еще сядет с нами, — с новым чувством неприязни подумал Якубов, по-прежнему не глядя на нее, а только кивая в знак того, что помнит фильм. — А какой может быть разговор при жене?»
Но тетушка Биби, словно догадавшись, о чем он подумал, сказала:
— Вы пейте чай, кушайте, а мы не будем вам мешать.
— Если что нужно будет, скажешь, Ата, — добавила Мая.
Они вышли, прикрыв за собой застекленную дверь с узорчатой занавеской.
— У тебя хорошая квартира, — произнес Якубов, хотя, кажется, уже говорил это давным-давно, когда Казаковы только вселились сюда.
— Да ну, — отмахнулся Ата, — тесно. Три комнаты — разве это жизнь? Здесь — гостиная, в одной наша спальня, в другой — мама с Вовкой. Это пока он маленький, а подрастет… Людей принять негде будет.
Когда сын подрастет, старухи уже не будет, не вечная же, подумал Якубов. Всем по комнате, чего еще надо, если, конечно, новых не народят… Он вспомнил обнаженные руки Маи, ее высокую грудь. И верно: Мая — Белая верблюдица, у туркмен издавна этот образ означал красоту и здоровье. Он ревниво оглядел Казакова — тоже мужик ничего. А впрочем, вряд ли у них еще будут дети, здесь старых обычаев не уважают. Хозяйка наверное уже не раз в больницу бегала. И еще побегает — теперь это просто. Во всем за модой гонятся, а один ребенок в семье — тоже модно. Эдак народ переведется…
— Со временем, если семейство увеличится, новую квартиру дадут, сейчас вон как строят, — проговорил он, отхлебывая чай из пиалы, и спросил, запоздало почувствовав, что вышло грубовато: — Планируете пополнение?
— Там видно будет, — смутившись и даже покраснев, ответил Ата. — С одним не знаешь как управиться…
— У нас в семье одиннадцать детей было, и управлялись, — ворчливо отозвался Якубов. — Если бы не землетрясение… А сейчас одного растят-растят, холят-холят, и то ему, и это, а вырастет — слезы льют: в кого такой вышел?
Он отставил пустую пиалу и посмотрел на Казакова строго, как судья.
— Всякое бывает, — согласился тот и встрепенулся: — Чай уже остыл, я скажу, чтобы свежего…
— Не надо, — остановил его Якубов. — Не суетись. Посидим, поговорим. Мы теперь с тобой только на совещаниях и разговариваем: то тебе слово, то мне. А надо бы и вот так, по-простецки. Мы же с тобой все-таки родственники. Я тебя вот каким помню, — он показал, едва раздвинув ладони, посмотрел, усмехнулся и раздвинул еще немного, — вот таким. Намочишь пеленки и орешь. Голосистый был, все думали, в артисты пойдешь.
Якубов сощурился, чтобы улыбку придать лицу, но на душе было невесело, сумрачно.
— В солисты я не вышел, — тоже улыбнулся Ата.
— А в хоре мы вроде вместе поем, Сапар Якубович.
Тот глянул на него быстро, испытующе — куснуть хочет, что ли? Ну молодежь пошла…
— Только на разные голоса. Так? — не сводя с него глаз, совсем уже сурово спросил Якубов; в ответ Ата только плечами пожал, и тогда он заговорил веско, вразумляя: — По молодости лет ты норовишь слишком высокую ноту взять, срываешься и даешь «петуха». Сам же признаешь — не солист, так и пой как все, не вылезай, не срамись.
— Как говорится, молод — исправлюсь, — к шутке клонил Ата; он понимал, что здесь не получится разговора на равных — гость есть гость, а сдавать позиции не хотелось.
— Пустой колодец росой не наполнится, — не принимая шутливого тона, продолжал Якубов. — Мудростью старших должна наполняться молодость. Нынешние специалисты забыли о народной гидротехнике, отсюда и все беды. Я добра тебе хочу, потому и говорю так. А ты слушай, запоминай, будет потом о чем подумать. А тебе хорошенько подумать надо. Дядя Сапар тебе всегда на помощь придет, так было и так будет.
— Спасибо, — покорно кивнул Ата.
Успокоенный его смиренностью, Якубов приободрился, голос его стал мягче.
— Я всегда в тебя верил. Помнишь, твои механические колодцы я первый поддержал? И сейчас поддерживаю. Но во всем надо соблюдать меру. В мелкозернистых водоносных слоях, где дебит порядка ноль один, ноль два литра в секунду, шахтные колодцы имеют явные преимущества.
— Да нет же, — горячо возразил Ага. — Все дело в умелой эксплуатации механических колодцев. Там, где строго соблюдается технология, механические колодцы прекрасно работают и на низкодебитных линзах. Учить надо…
— Кто о чем, а безбородый о бороде, — недовольно поморщился гость и налил себе остатки остывшего чая.
— Нам сейчас шахтные колодцы нужны, шахтные! А механическим еще придет время. Ты норовишь вперед забежать.
— Разве это плохо — идти вперед? — удивился Ата.
— Плохо, — резко сказал Якубов. — Пыль из-под копыт передних достается задним, а кому это поправится?
