Джон О'Хара - Время, чтобы вспомнить все
Джо свойственна была привычка вести себя вежливо и достойно, и теперь Эдит пожинала плоды привитых ему с детства взглядов и манер и их зрелого применения на практике. Она не слышала от него ни резких слов, ни ответных обвинений, ни горделивых признаний. Он не беспокоил ее ничем, кроме более благонравного повторения привязанности ее собственного отца — пристрастия к виски. В полночь, в половине второго ночи или в два часа пополуночи он приходил в их спальню и при слабом свете ночника, раздеваясь, вешал на вешалку костюм, вставлял в туфли распорки, снимал нижнее белье, а потом бесшумно ложился в постель.
— Спокойной ночи, Джо, — говорила Эдит.
— Спокойной ночи, Эдит, — отвечал он.
Они произносили эти прощальные перед сном слова так, точно старались никого в доме не разбудить или не нарушить сон спящего младенца. Вскоре в комнате начинали раздаваться глубокие вдохи и выдохи Джо, потом его похрапывание, а потом бормотание, и Эдит прислушивалась к нему, стараясь расслышать имена или хотя бы отдельные слова, но из всего услышанного ей удалось различить лишь одну разумную фразу: «Мы знаем, что думает официант».
В прежние годы для личных поездок Джо всегда пользовался услугами Гарри Джексона в отличие от поездок деловых, в которые его возил другой шофер. В свой офис и обратно Джо всегда ходил пешком, а расстояния между офисом и банками были настолько короткими, что машина просто не требовалась. В первые месяцы работы в офисе после травмы Джо, отправляясь в здание суда, пользовался услугами Гарри — дорога туда была для него слишком крутой. Эта дорога была не под силу и многим другим адвокатам, которые, страдая сердечными заболеваниями, далеко не всегда догадывались, насколько вреден для них подъем к зданию суда, поскольку высокий холм, на котором оно находилось, со стороны вовсе не казался высоким. Когда Джо стало легче ходить, он вернул Гарри к его прежним домашним обязанностям, однако Артур взял на себя почти всю работу, связанную с походами в суд, и деятельность Джо теперь ограничивалась в основном делами в офисе и в центре города.
А так как Джо теперь постоянно встречали на Мейнстрит, создавалась иллюзия, будто он ведет дела не менее активно, чем прежде. И поэтому жители Гиббсвилля не сразу заметили, что Джо постепенно сворачивает свою практику. Его пожертвования общине становились все более скудными, но это легко объяснялось тем, что в политической деятельности он теперь участвовал лишь номинально. Всякий раз перед ленчем в клубе «Гиббсвилль» Джо выпивал два мартини, и делал это настолько быстро, что часто этого никто даже не замечал; Джо делал это так же изящно, как носил свои элегантные галстуки, свои превосходные английские туфли и свои искусно пошитые двубортные костюмы. Он стоял у бара и не прикасался к коктейлю до тех пор, пока не был готов его выпить, затем он одним глотком выпивал половину бокала, а вторым — все остальное. Он кивал бармену, и тот сразу принимался за следующий коктейль. После этого Джо шел к заказанному им столику или общему столу и ел ленч. Он не простаивал у стойки с бокалом в руке и не приносил бокал к столу. Кроме того, время от времени — поначалу никогда не делая этого два дня подряд — Джо, перед тем как идти домой на обед, заглядывал в клуб, а в те дни, что в клуб не заглядывал, заходил в бар отеля «Джон Гибб». Его посещения клуба и бара отеля постепенно переместились с шести вечера на пять тридцать, а потом на пять, но эта перемена случилась в течение трех лет и очень постепенно. Переменились не только часы приема мартини, но и его состав: оба бармена теперь без малейшего упоминания об этом отлично знали, что мартини следует приготовить двойной крепости. И через пять лет Джо уже выпивал два двойных мартини перед ленчем, четыре двойных перед возвращением домой к обеду и еще один вместе с Эдит перед обедом.
Все эти перемены Артур, разумеется, заметил, но от каких-либо замечаний воздерживался, поскольку знал о своем друге нечто, о чем Джо Чапин ему сам не рассказывал. Ему стало известно об этом почти сразу после того, как это случилось: он знал о безнадежной любви Джо к Кейт Драммонд.
По прошествии трех-четырех месяцев после последней встречи Кейт Драммонд и Джо Чапина Артур по настоянию Энн увиделся с ней в Нью-Йорке. Встреча их состоялась после беседы Энн и Кейт.
— Откуда у тебя этот перстень с рубином? Что-то новое?
— От тайного поклонника, — ответила Кейт.
— Может, он и тайный, но явно богатый. Боже мой! — воскликнула Энн. — Ты с ним наверняка познакомилась в Калифорнии.
— Наверняка, — сказала Кейт.
— Ты сказала это таким тоном, что я начинаю сомневаться, — сказала Энн. — Знаешь, Кейт, когда ты так неожиданно уехала в Санта-Барбару, я, признаюсь, решила, что в Нью-Йорке ты была несчастлива. Но, судя по твоему перстню, это, похоже, не так, и дело не в том, подарили тебе этот перстень здесь или в Калифорнии.
— Я этот перстень никогда не ношу.
— Возможно, но я его раньше не видела.
— Этим перстнем лучше просто любоваться. Стоит его надеть, как тут же начнутся расспросы.
— Поверь мне, если бы у меня был такой перстень, я бы его носила, и плевать мне на любые расспросы.
— Тогда я, пожалуй, сделаю вот что: я тебе его оставлю. В своем завещании. Я отдам тебе его, но не могу этого сделать, пока этот человек жив.
Энн задумалась.
— Странное заявление. Словно ты ожидаешь, что он скоро умрет.
— Нет, я этого не ожидаю, но я не хотела бы, чтобы он узнал, что я отдала тебе этот перстень. Если он увидит его…
— Этот человек может увидеть его у меня на руке? Из тех, с кем я вижусь, я не знаю никого, кто мог бы подарить тебе такой перстень, верно? Это кто-то постарше. Кого же я знаю, кто постарше?
— Энн, не надо больше гадать. В этом нет никакого смысла. Я завещаю его тебе, так что считай, что он у меня временно. И давай переменим тему разговора.
Несколько дней спустя Энн спросила Кейт:
— Кейт, этот перстень тебе дал мой отец?
Кейт кивнула.
— Я так и думала. И я этому рада.
— Как ты догадалась?
— Особой догадливости тут не требовалось. Я знала, что ты пытаешься выгородить кого-то постарше, кого-то состоятельного, кого-то, с кем я вижусь. И я тогда еще поняла, что в тот вечер, когда я не смогла пойти с ним в ресторан и вы пошли вместе… Кейт, у тебя был роман с моим отцом?
— Да.
— Я тоже его люблю. Но это кончено?
— Это давно кончено. Романа в общем-то и не было. Была одна ночь, и это все.
— Ты просто чудо! Наконец-то мой отец решился! Перстень с рубином — это самое меньшее, что ты заслуживаешь. Любить такую молодую, прелестную, красивую… Ты даже не знаешь, ты даже не представляешь… И ты в него влюбилась?
— Да.
— С тобой он сбросил свои доспехи. Он ведь носит доспехи. — Энн улыбнулась. — Где же он их повесил? Надеюсь, что здесь, в этой квартире?
Кейт кивнула.
— Если бы я могла с ним поговорить. Но это, конечно, невозможно.
— Нет, и невозможно не только это.
— Я могу лишь догадываться о том, что произошло. Вы приняли твердое решение? Конечно, приняли. С моим бедным, милым, чопорным отцом по-другому и не получится.
— Человек, который дал мне этот перстень, вовсе не чопорный.
— Ты, черт возьми, права. Теперь, Кейт, я буду на тебя смотреть совсем другими глазами. Надеюсь, это не будет тебя смущать, потому что я тобой восхищаюсь. И я у тебя в долгу. Мне так хочется тебя расспросить, но…
— Не надо, — прервала ее Кейт.
— Не буду, — сказала Энн.
Она позвонила Артуру Мак-Генри. Они встретились в ресторане, и Энн спросила его:
— Дядя Артур, что для вас самое святое?
— Самое святое? Дай-ка подумать.
— Другими словами, чем бы вы поклялись, если б давали самую нерушимую в вашей жизни клятву?
— Энн, я могу просто дать тебе честное слово.
— Если вы отнесетесь к моему рассказу всерьез, мне вашего честного слова будет достаточно.
И Энн рассказала ему об отце и Кейт Драммонд.
— Я уверена, что он вам никогда этого не расскажет, — сказала она.
— Он мне о многом рассказывает, и у него было множество шансов рассказать мне и об этом, но он не стал. Однако эта история кое-что объясняет.
— Что именно? У него неприятности?
— Это такие неприятности, что ни ты, ни я не можем помочь ему с ними справиться. Он точно пытается остановить время. А разве это невозможно?
— Да, но он не только хочет остановить время, он хочет повернуть его вспять, — сказала Энн. — Вот вам и очередной секрет семьи Чапин. Одному Богу известно, сколько вы их уже знаете.
Прошел год, и в пространном письме отцу Энн написала:
«Моя славная Кейт Драммонд объявила о своей помолвке с молодым человеком из Санта-Барбары, штат Калифорния, и хотя я с ним еще не познакомилась, я с готовностью согласилась быть ее подружкой на свадьбе. Свадьбу сыграют 20 октября в Баффало. Стюарту предложили роль шафера. Жених Кейт тоже окончил Принстон в 1927 году, и хотя они со Стюартом не были близкими друзьями, его выбор кажется вполне естественным, так как Стюарт родом из Баффало, а почти все остальные шаферы Джека Руперта с Восточного побережья».
