Василий Добрынин - Станкевич
— Не падайте духом, поручик Сева! Наладится все в твоей жизни. Все будет…
— Ну, да, не пройдет и полгода!
***
— Владимир Иванович, — дежурный тревожил по внутренней связи, — Станкевич просит соединить…
— Соединяй!
— Владимир Иванович, Вы мне сказали, «позже», Вы помните?...
— Да..., — вспомнил он, — Людмила…
— Пока ничего, да? По нашему делу?... Есть личность…
— Да, личность есть, установлена. Большего, к сожалению, я не скажу...
— Владимир Иванович, мне, кажется, что есть в этом деле деталь, которую Ваши сотрудники, как-то могли не увидеть…
— Вполне может быть, Людмила. Так что за деталь?
— Я не уверена, только…
— А Вы говорите, дальше — рассудим!
— Мне говорили, что это убили, скорее всего, — свои. Так…
— Скажите, — прервали ее, — по этому факту у Вас информация, или…
— Версия. Это, скорей всего так…
— Версия? — протянули там.
— Говорить? — уточнила Люда.
— Ах, да, — почему бы и нет? Вы же не посторонний нам человек, Людмила.
— Убили, я так полагаю, его не свои. Вы же по отпечаткам установили личность?
— Главным образом, да — это так.
— А свои — отрубили бы кисти.
Она ощутила, что собеседник ее улыбнулся:
— Пари Вы по этому поводу не заключали?
— М-мм… Растерялась Людмила, — Вы знаете, было… Но, то, что я думаю — это же так? Я хотела сказать, обратить внимание… Что-о, оно было спонтанным — убийство, непредусмотренным!
Видимо, с той стороны опешили:
— Люда, знаете, есть человек, на Вас чем-то похожий. Он занят как раз этим делом. Я дам телефон, можете с ним созвониться. Согласны?
— Спасибо, я запишу, — согласилась Люда.
«Чем он похожий?», — подумала Люда, глядя на трубку, припавшую на рычаги аппарата.
«Он тоже любитель», — мог пояснить Евдокимов.
А Люда вздохнула, тронулись губы в улыбке, слегка виноватой, как в детстве. Она ощутила себя человеком разоблаченным. Пари! «А как же иначе? — будь не одна, рассмеялась бы Люда, — С начальником розыска поговорить и не проколоться? Нонсенс! Недооценила…».
Она подошла к окну, посмотрела на мир, и, легко закусивши губку, подумала: «И тем не менее, нераскрываемость все-таки есть. Тоже нонсенс?»
«И Потемкин, -считал Евдокимов, -пари заключил! Хотя бы с самим собой…».
В основе великих поступков бывает невинная легкая мысль. Бывает... Азарт — это, все-таки, легкая мысль. Это потом, если не отступил, если выжал себя человек, обретет она значимость, мудрость и вес. Потом, и причем, далеко не всегда…
***
Потемкин подвел итоги. «Если бы я, — понял он, — радостно сообщил Евдокимову, что, оказывается, из Сибири приезжает, на постоянное жительство брат погибшего, тот бы понял, что я был у матери, что, конечно, работаю. Информация эта — совсем не ерунда. Евдокимов спросил бы дальше: «А что ты по этому поводу думаешь?» Склонил бы к тому, что пришлось выложить версию, несколько версий, которым место в корзине. И сделал бы вывод, который, скорее всего, я вряд ли сумел бы оспорить…».
Но, «за науку спасибо», Потемкин сказал не формально. Он узнал, без расспросов, у самого Евдокимова, положение дел по Братску. А главное, от Анны Ивановны он получил информацию, которой не было у опера, побывавшего там до него, и нет у Евдокимова.
А из беседы с начальником розыска, он немало извлек еще в кабинете, и продолжал извлекать теперь.
***
— Что-то лицом потускнел ты, Потемкин… Мозги уголовным делом паришь? — поинтересовался взводный. «Попаришь еще, может быть, — думал он, — и бросишь?»
«Каждый сверчок, знай свой шесток!», — он. жил, следуя этой народной мудрости. Народную мудрость наивно считают ошибочной. Поколения тех, кто ей следовал, жили, и ныне живут и приносят пользу, в меру своих возможностей. А те, кто рвал выше планки, — срывались, и пользы, в итоге, от них — никакой, или — очень не много.
Жизнь творят руки первых и тех, кто рванув выше принятой планки, потом не сорвался, а дальше пошел. Но таких очень мало, хотя в этой жизни нужны они, может, не меньше первых.
Так что, — сомневался взводный, — Потемкин и есть из таких — из вторых? Чем не по-нраву ему, вдруг, привычный «родной» шесток — ППС?»
***
— Вы Мац Кирилл Павлович?
— Я.
— Старшина милиции Потемкин. Я приехал из Харькова.
— А что такое? — Серые, холодные глаза, оценили спокойно, неторопливо, Потемкина. Ответ на вопрос, даже собственный, — видел Потемкин, — эти глаза должны найти сами.
— Ага, старшина, я понял! Задолбали, начальники...
— Я Вас не мог задолбать. Или мы с Вами встречались?
— Вы, — да, — признал Мац, — Но и Вы — по тому же вопросу.
Потемкин, деланно хмурясь, крутым взглядом кверху, намекнул на свой лоб:
— Это Вы там мой вопрос прочитали?
— А где же! По Люхе пытать собрались.
— Жуляку Алексею Петровичу.
— Так, и что, я не прав? Меня все «кололи», и наши, и ваши — из Харькова. Что еще надо? Скажи, старшина, ты же видишь — работаю, люди ждут!
— Где расположимся — надо поговорить.
— Значит — надо?
— Надо.
— В бытовке. Устроит?
— Устроит.
Работал здесь Мац, было видно, не первый день.
В бытовке замешкали два работяги, но, Маца увидев с гостем, исчезли. Мац, проводив их, с тоской посмотрел в глаза:
— Привыкли. Ваши их приучили!
— Скажите, а чем Алексей занимался?
— Это когда? Где и чем занимался? Ничем!
— Он Ваш друг. Вы должны это знать.
— Я должен?
— Ну, я например, не могу — не дружил с ним...
Мац недовольно хмыкнул. Внутри шла работа: Потемкина он изучал.
— Был друг да весь вышел! — откликнулся он.
— Не с Вашей ли помощью вышел?
— Да нет, командир, без моей!
— Может, Вы его и поломали?
Конем ощутил себя Мац, не сумевшим стряхнуть нежеланного всадника.
— Вы о нем так говорите, как говорят о врагах, Кирилл Павлович!
— Нет, я уж точно не враг ему… Был… И не я поломал. Это Вам искать надо, чьи руки при чем здесь…
— А я поищу.
— В тюрьме познакомились с ним. Там он был мужиком. И голова была там у него, и руки. Радио, теле, — да всю электронику, мог починить. Из хлама, со свалки ему принеси: пылесос там, утюг, телевизор — он все оживит. Безотказный, не хитрый, не жадный. Таких там ценят. Там мужиком Люха был!
— А на воле?
— Ни рыба, ни мясо! Мерин бесхозный: без крепкой узды, и без хомута на шее...
— А в зоне он — человек! Отчего, Кирилл Палыч?
— А там есть и узда и хомут! Пользу там выжимают, там нет бесполезных людей. Родился — по воле Божьей, а человеком стать — этого или хотеть еще надо, или — заставить могут. В итоге получится то же! А тут, на воле -тут кто мог заставить? Мама? Бомжи? Участковый?
