Изменил? Пожалеешь! (СИ) - Искра Ирма

— А как же папа?

— У него что, других машин и шоферов нет? Совсем обнищал директор? Не волнуйся, он пересел на другие колеса и уже на месте. Завтрак привезти?

Я киваю, посылаю воздушный поцелуй дяде Паше и вытаскиваю Аню из машины за руку. Она вяло сопротивляется:

— Я тут подожду, пока ты деньги возьмешь.

— Если ты боишься встречаться с моим отцом, то совершенно… не напрасно. Но я точно знаю, что беременных женщин он не бьет. Так что иди давай.

— Да зачем?

— За мудрым советом. Топай. Или можешь пересесть в машину Риммы к бритоголовым братьям-муслимам. Вон, они как раз нас догнали и на стоянку вырулили. Ты им понравилась, кстати. Южане любят голубоглазых фиалок.

Аня вздрагивает, оглядывается и уже сама цепляется за мой локоть.

К счастью, в такую рань новой секретарши еще нет на месте, и мы проходим в кабинет директора беспрепятственно.

Отец уже ждет, параллельно просматривая что-то на ноутбуке.

На журнальном столике между креслами у окна стоит поднос с кофе в одноразовых стаканах с крышками и скромные бутерброды с сыром. Когда только папа успел позаботиться?

— Предлагаю сначала перекусить, — широким жестом Велимир Степанович показывает на кресла.

— Мне, наверное, нельзя перед операцией, — тихо говорит Аня, но в животе у нее урчит.

Твердой рукой веду ее к окну и усаживаю. Бывшая подруга вдруг стала скромной-скромной, прячет взгляд, кусает губы и боится поднять голову на моего отца. Сама невинность.

Актриса. Как будто кто-то тут поверит в ее испуг и страдания.

Хотя может и в самом деле страдает. Я бы точно с ума сходила, если бы меня какая-то тетка заставляла убить собственное долгожданное дитя.

Отец бросает на нее взгляд и без улыбки, без тени былой доброжелательности спрашивает:

— Анна, я бы хотел услышать ваше собственное мнение.

Она вздрагивает. Отец с момента нашей с ней дружбы впервые обращается на «вы», и нетрудно догадаться, что это означает. Она стала для него если не врагом, то чужой. Совершенно посторонней женщиной. «Иду на вы», да.

— О чем, дядя Вель?

— Для вас — Велимир Степанович, Анна. Вы хотите этого ребенка и такого мужа, как мой бывший зять?

— Бывший зять? — Аня, забывшись, на миг выходит из роли скромницы и вскидывает острый взгляд, но тут же опускает ресницы.

— Конечно, бывший. Это лишь вопрос времени.

— Но Лёва хочет сохранить свой брак!

— Его мнение никого не интересует, — брезгливо цедит отец, и щеки Ани слегка розовеют. — Думайте. В зависимости от вашего решения мной будут предприняты определенные шаги.

— Если Лёва меня бросит, мне его ребенок не нужен. Мне не на что его содержать.

Какая же гадина! — задыхаюсь я от негодования.

Но молчу, не лезу.

— А если вам будет предложено небольшое пособие на ребенка? — директор задумчиво постукивает по столу кончиком карандаша.

— Насколько небольшое? — она снова поднимает голову, с нее слетает страдальческая маска, а в глазах зажигается расчетливый огонек.

Я не выдерживаю:

— Пап. Я не понимаю, зачем тебе содержать чужого ребенка?

— Да не оскудеет рука дающего, дочь. Чем больше ты даешь, тем больше возвращается.

— Не думаю, что Аня когда-нибудь вернет тебе деньги с процентами…

— Я не конкретных людей имею в виду. И я не даю ей в долг. Я даю в дар ее ребенку. Эти деньги не надо возвращать.

Бывшая подруга хлопает накрашенными моей тушью ресницами и хмурится:

— А с чего вдруг вы решили благотворителем стать?

— Это главное, что вас смутило? — усмехается отец. — Значит, вы согласны оставить ребенка?

— Смотря за какие деньги.

— Всё просто, Анна, — терпеливо поясняет отец. — Вы дадите слово, что никогда больше не побеспокоите мою дочь. Но я не позволю вам сесть мне на шею. Деньги будут поступать на спецсчет, и я буду его контролировать. Чтобы получать больше, вам нужно выйти замуж за Льва после того, как Даяна с ним разведется. И родить ребенка. Тогда вы получите сразу пятьсот тысяч на кроватку, коляску и прочее. И доступ к счету. Кроме того, ваш муж должен работать, а не рассчитывать на ваше пособие. Зато вам можно не бояться за будущее, даже если вы останетесь одна.

Анна, забыв об остывающем кофе, теребит край рукава и сосредоточенно думает.

А меня охватываает жгучий стыд. Как я не замечала ее жадности и беспринципности, ее зависти?

Что-то со мной сильно не так, если я выбираю таких подруг и таких мужчин…

— Ваша жена будет против, — заявляет она.

— Римма? — отец вскидывает брови и трет гладко выбритый подбородок. — А причем здесь она? Это ваша жизнь.

— Я хочу этого ребенка. Очень. И замуж. Но Римма Яковлевна не позволит Лёве на мне жениться и не позволит мне родить. Она мне угрожала. Прислала за мной машину и двух азиатов, чтобы силой увезти на аборт. Даяна подтвердит.

Отец переводит на меня вопросительный взгляд.

Я киваю и дополняю:

— Дядя Паша их видел. Я поэтому привезла Аню к тебе. Ей нельзя возвращаться домой, если она решит оставить ребенка.

— Не преувеличивай. Римма не пойдет на преступление.

Убежденности в его голосе мог бы позавидовать даже Ленин на бронепоезде.

Я дарю отцу самый скептический взгляд из возможных.

В конце концов, отец вынужден нам поверить. В итоге он предлагает отправить Анну в деревню к ее бабушке и выделить ей охранницу, пока он не убедит супругу не вмешиваться в чужую жизнь.

— Я вызову вас на подписание договора, Анна. — Отец завершает разговор.

— А деньги? — она уже совсем успокоилась и даже расслабилась.

— После успешных родов. Но если возникнут проблемы, обращайтесь, обсудим. А сейчас езжайте домой, вас проводят.

— Вы выделите мне машину с водителем?

— Лучше место на кладбище, меньше проблем, — осаживает отец нахалку. — Не играйте с огнем, барышня. И держитесь от моей дочери подальше. Ступайте, вас проводят до такси. Даяна, задержись.

Глава 10

Оставшись вдвоем, я достаю мобильник и открываю архив видеозаписей.

— Пап. Я не хочу тебя расстраивать, но… ты знаешь, что Лёва никакой Римме не племянник? Не кровный и не родственник. Просто посторонний.

— Конечно, знаю.

— А ты знаешь, что мой муж… бывший муж ее боготворит? Он влюблен в нее как подросток, несмотря на разницу в возрасте!

Он отводит взгляд.

— Значит, знаешь, — делаю я вывод. Меня начинает знобить от осознания той бездны лжи, которой я не замечала, пока мое сердце не разбилась вдребезги. — И опять мне ничего не сказал! Почему?

— Ну что бы это изменило? Римма не в восторге от его чувств, поверь. Они безответны. Между ними ничего нет, я бы знал.

Или стерва настолько хитра и осторожна… И потом, «ничего нет» — не означает, что не было и не будет.

— Как интересно получается, — сквозь боль смеюсь я. — Он женат на одной, трахает другую, а любит без памяти третью! Какая насыщенная жизнь! Вот где трагедия!

— Дайчонок, по словам Риммы, она спасла ему жизнь, удержала от страшного. Она поддержала его в трудное время. И его благодарность приняла весьма своеобразные и навязчивые формы. Он следует за ней везде, как утенок за ботинком в момент импринтинга. Она надеялась, что женитьба на такой замечательной девушке, как моя дочь, его излечит, но черта добела не отмоешь.

И рыжую чертовку тоже. Наверное, быть слепым идиотом в отношениях — это у меня от него, генетическое. Но папа же старше, мудрее, опытнее! Почему он так доверяет рыжей стерве?

Я на миг подвисаю, решая, стоит ли отцу знать о коварстве его избранницы, или пощадить, как он щадил меня, не рассказывая правды? У него уже был приступ после гибели мамы.

Но он слишком доверяет своей женщине! Я не хочу, чтобы она причинила ему такую же боль, как ее «племянник» причинил мне. Если не подготовить папу, если что-то вскроется внезапно, удар будет сильнее, и тогда…

И я решаюсь.

— Это уже не важно на самом деле, — говорю я. — Но она проговорилась, когда орала на него из-за Ани и ее ребенка. Я сделала запись, послушай.