Уинслоу Элиот - Опасности прекрасный лик
— Мне тоже так кажется. Я звонил тебе.
— Один раз.
Тони не позвонила ему в ответ. Одного послания было недостаточно.
— Тони…
Она вошла в холл и поставила чемодан. Ей не надо было смотреть на него, чтобы видеть выражение его лица, этот усталый, напряженный взгляд, от которого она забывала все и вся в этом мире, кроме него… и себя.
Тони понимала, что он мучительно подыскивает слова. Она ждала, страстно желая, чтобы это были слова любви.
Наконец Дом подошел к венецианскому окну и стал смотреть на мерцающие огоньки Лос-Анджелеса. Потом быстро заговорил:
— Может быть, это моя вина. Но я ожидал чего-то еще, Тони. Я не представлял, что ты так замкнешься на мне. Я не представлял, что ты все бросишь только ради того, чтобы быть моей женой. Мы живем в девяностых годах XX века. Теперь такие отношения бессмысленны.
Глаза Тони загорелись.
— Будь честен, если не со мной, то по крайней мере с собой. Во-первых, ты никогда в действительности не любил меня.
Дом не отрицал этого. До встречи с Ларк он не знал, что такое любовь.
— Я не знал, что не люблю тебя, и это правда.
Тони взволнованно рассматривала изумрудно-зеленый и черный орнамент на лежавшем под ее ногами персидском ковре.
— Я не собираюсь уговаривать тебя остаться, — продолжал Дом. — Это бесполезно. Но тем не менее я чувствую себя ужасно.
— И я тоже.
Дом повернулся к ней.
— Я был жесток по отношению к тебе, Тони. Я всегда понимал это, но не хотел признаваться. — Он помедлил. — Я хочу, чтобы ты знала, что у меня нет другой женщины. То есть, ничего не было. Я был тебе верен если не в мыслях, то на деле.
— Спасибо, что сказал.
Дом подошел к Тони, задумчиво глядя на нее, в его желтовато-карих глазах — тепло, которого она не могла забыть. Если он наклонился, чтобы поцеловать, подумала она, то я так ему врежу, что он полетит кувырком. Глаза ее угрожающе сузились.
Дом отпрянул.
— Когда ты уезжаешь?
— Сейчас же. — Но не сделала ни шагу.
— Уже за полночь.
— Наверное, есть какой-нибудь рейс.
— Я отвезу тебя в аэропорт.
— Я лучше возьму такси.
Они продолжали глядеть друг на друга.
У русских есть слово, которое не имеет эквивалента в английском, вспомнила Тони. Оно означает чувство к человеку, которого когда-то любил.
Именно это чувство она испытывала сейчас к Дому.
Через несколько минут она вызовет по телефону такси. Через несколько минут холодно и спокойно попрощается с Домом. Больше нет причин для ссор. Теперь, когда все кончено.
Больше нет причин и для слез.
ГЛАВА 59
Был канун Рождества. Джонни был в Лас-Вегасе. Он сидел в баре один и пил. Время от времени поднимал стакан на свет и смотрел, много ли осталось, и на секунду создавалось впечатление, что стакан парит в воздухе.
К Джонни подошел человек, которого он никогда раньше не видел.
— Можно к вам присесть?
Джонни недовольно пожал плечами, решив, что ему никогда не нравились крашеные оранжевые мужики.
— Меня зовут Мигель. — Глаза мужчины сверкнули. — Наверное, вы меня не знаете.
— Не знаю, — согласился Джонни, желая, чтобы тот убрался к черту.
Мужчина улыбнулся.
— Нам необходимо обсудить одно дело, мой друг.
Глаза Джонни сузились.
— Вот как?
Мужчина в ответ безмятежно улыбнулся. По акценту Джонни определил, что он откуда-то из Латинской Америки. Джонни залпом допил содержимое стакана.
— Да. — Мужчина говорил тихо, но отчетливо, так, что слышать его мог только Джонни. — Когда-то у вас была связь — любовная — с молодой девушкой по имени Файруза. У нас есть доказательства. Фотографии со мной. Не желаете посмотреть?
Джонни побледнел. «Изнасилование, с точки зрения закона, — пришло ему сначала в голову, а затем он подумал: — О нет, Эмми…»
Потом он вспомнил, что Эмми ушла от него.
— Что вам от меня нужно?
— Всего лишь одну услугу.
Шантаж.
— Сколько? — машинально спросил он.
Мужчина, казалось, был шокирован.
— Это не имеет никакого отношения к деньгам!
— Итак?
— Вы сейчас работаете над фильмом. Это ведь фильм о тропических лесах Амазонки?
Джонни заказал еще один стакан. Когда его принесли, Джонни заставил себя пить медленно.
— Да.
— Мы хотим, чтобы вы принесли нам все отснятые части и дали обещание больше не снимать.
— Почему?
— Это неважно.
— Чушь какая! Я такое обещание не дам и президенту Соединенных Штатов. И вообще, кто это — «мы»?
— Это неважно, — повторил Мигель. — Вы принесете нам отснятый фильм?
— По-моему, вы не знаете, amigo [9], — сказал Джонни, слегка улыбаясь стакану, — что никакого фильма нет. Меня отстранили от съемок. Я слишком потратился.
— Фильм был почти закончен.
— Не вполне. Черт побери, не надо волноваться. Его не выпустят. — Он поднял глаза. — А кто вы вообще такой?
— Я уже представился. Меня зовут Мигель. Нас связывает общий интерес к… Файрузе.
Джонни снова отвернулся. «Эмми, — внутренне простонал он. — Что я наделал?»
— Она соблазнила меня, — сказал Джонни. — Очевидно, это ваших рук дело. Но я смогу вывернуться. Я найму лучших адвокатов в городе.
— Понимаю. — Вид у Мигеля был ласково-задумчивый. — Позвольте кое-что напомнить вам. Мне бы хотелось перенестись с вами на пятнадцать лет назад. Вы находились тогда по делам в Бразилии.
Джонни помнил эту поездку. Именно тогда ему впервые пришла мысль создать фильм о трагическом уничтожении тропических лесов. Он отправился по воде вверх по Амазонке. И была одна женщина…
— Была одна женщина, которую вы очень полюбили.
«И что?» — подумал Джонни.
— Она от вас забеременела.
— Это неправда!
— Правда. Она обручилась, чтобы выйти замуж, однако ребенок появился на свет рано. Слишком рано. Она призналась, что ребенок ваш.
— Откуда вам все это известно?
— Эта женщина — жена моего брата.
— Продолжайте.
— Она родила девочку.
Джонни ждал.
— Эту девочку зовут Файруза.
Джонни спрыгнул с табурета и быстро вышел на веранду. От прохладного ветра пустыни стало лучше, и он вновь ощутил свою кожу. Горевшую кожу. Джонни закрыл лицо руками и прислонился к стене. Его захлестнуло отчаяние.
Казалось, что звезды наползли на него, как злые муравьи. Он отвернулся и посмотрел на сияющие неоновые огни на улице внизу, по которой ползли машины. Черви пожирали гниющее тело, проползая сквозь дыры, уже проеденные в нем. Во рту было сухо. Ветер стих.
Подошел Мигель и дружески положил ему руку на плечо.
