Дарья Плещеева - Наследница трех клинков
– Денег, ваше превосходительство!
– Ну, сам виноват. Садись и прими вразумление с надлежащей кротостью… Ступай, Бергман, голубчик. Незачем тебе на это глядеть.
Сыщик прошел суровую жизненную школу. Он зря свою жалость не расходовал. И Фомин в нем сперва жалости не вызвал – Бергман не уважал господ, которые обзаводятся немолодыми любовницами и богатством своим обязаны исключительно мужским достоинствам. Сыщик всякого люду навидался – он знал, что такие, как Денис Фомин, не красавцы, коренастого сложения, среди дам ценятся как мощные жеребцы со всеми жеребячьими статями; что опытные дамы по глазам видят, на что они способны. Однако сейчас Фомин был воистину жалок – как всякий, чье мужество заключается лишь в известных телесных частях.
Он захотел было как-то подсказать Фомину, что после разговора с ним Воротынский был убит – и есть подозрение, что именно из-за этого разговора. А как это сделать – не знал.
И он попросту вышел. И дверь за собой притворил. И вторую притворил. А двери дубовые, тяжелые – за ними ничего не слышно.
У Бергмана и без Фомина забот хватало. Одна из них называлась «Бротар».
Когда сыщик, выдержав нелегкий разговор с Шешковским, был возвращен в полицию, одной из главнейших его задач было расследование: кто из подозрительных иностранцев мог бы быть в сношениях с неуловимым Фрелоном или его людьми. Были опрошены все осведомители, были взяты под присмотр чуть ли не все шулера и жулики, чуть ли не все домашние наставники, бывшие в своем отечестве конюхами и лакеями. Это была работа изматывающая, но необходимая. К счастью, Шешковский имел немало осведомителей, которые его не подводили, Бергман восстановил старые связи, и несколько раз уж мерещилось, что вот-вот удастся схватить Шершня за хвост. Но это были ошибочные домыслы.
Поблизости от фехтовального зала Бальтазара Фишера он не появлялся, а Нечаева два раза блистательно проворонили, и это даже вызвало у Бергмана нечто вроде уважения – ишь как ловко сей господин уходит от присмотра. На деле же Мишка и не подозревал, что за ним следят. Это Фортуна его берегла, посмеиваясь, ибо готовила довольно крупную пакость. И Бергман был прав – Нечаев действительно встречался с французами.
С утра, перед визитом к Шешковскому сыщик встретился с некой особой веселого поведения, которая иногда поставляла ценные сведения. Это была хорошенькая немочка из Лифляндии, получившая неплохое воспитание и принимавшая главным образом иностранцев. Немочке было уже под тридцать, и она видела в Бергмане человека без пошлых предрассудков, которого могло бы привлечь заботливо скопленное ею приданое. Что он в годах и ростом не вышел, ее мало беспокоило, от мужа ведь требуется не юность и не гренадерский рост, а доходная должность и желание пойти под венец.
Эта девица и доложила, что встретила на Итальянской Бротара и даже обменялась с ним парой фраз.
– Давно не видела любезного господина в столице, – сказала она. – Господин изволил уезжать?
– Да, сударыня, я был за границей, – ответил он.
– Надолго ли вернулись? – продолжала расспросы немочка, так, на всякий случай; при ее ремесле хорошо знать господ с сомнительной репутацией, потому что от них бывает польза – могут привести богатого искателя ласки и нежности.
– Сам не ведаю. Я ныне состою в секретарях у знатной особы, и куда эта особа направится, туда и я, – сообщил Бротар. Затем он спросил, там ли еще живет собеседница, где прежде, на тот случай, если знатная особа захочет развлечься без лишней суеты.
Явление в столице Луи Барро Бротара сразу насторожило Бергмана. Приезд француза, имевшего неважную репутацию, мог быть связан с загадочными делами Фрелона и с очередным актом его комедии, главное действующее лицо в коей – Коллегия иностранных дел. Девица клялась, что пыталась вызнать, где остановился аббат-расстрига со своим покровителем, но он уходил от прямого ответа, и это тоже было подозрительно.
Сидя в сенях и отхлебывая понемногу ненавистный квас (ослушаться Шешковского не посмел), Бергман думал о том, как изловить Бротара и узнать, кого этот мазурик притащил в столицу. Очень уж было сомнительно, чтобы он нанялся на службу к порядочному человеку. А если взять под присмотр Бротара – то будет одна польза: или приведет к Фрелону, или наведет на какое-нибудь безобразие, им задуманное. Ибо – можно ли ждать чего доброго от аббата-расстриги?
Если бы Бергман знал, чем занят Бротар, то немало бы повеселился.
Француз каждый день исправно ходил на православное богослужение в Благовещенский храм Александроневской лавры и выстаивал там по два, по три часа, крестясь и кланяясь. Местечко для своих богоугодных упражнений он присмотрел в темном уголке, являлся же в храм по четным числам – в нижний ярус, где располагался Благовещенский придел, а по нечетным – в верхний, в придел Александра Невского.
Он не солгал девице – он действительно прибыл вместе с почтенным господином, но этот господин, видимо, был болен и целыми днями обретался в снятой или на двоих квартире. Однако по вечерам, когда делалось совсем темно, он из дома уходил – за ту неделю, что они прожили в столице, уходил дважды.
Никакими другими делами они не занимались, а на досуге, которого у них было изрядно, развлекались картами и только картами. И это было странно – ведь они привезли с собой из Голландии клавикорды, поместили инструмент в спальне и вели себя, как любители музыки, однако ни разу не сыграли на нем и простой гаммы.
Бергман сидел с кружкой кваса в руке и считал в уме деньги: сколько можно пообещать той милой девице, чтобы при появлении Бротара тут же сообщила и помогла выследить, где его логово. Если мазурик действительно облапошил богатого иностранца и затащил его в столицу, то живут они в приличном месте. Итальянская – улица почтенная, стоит, пожалуй, заглянуть к сапожнику Шульцу, который имеет в тех краях богатых заказчиков. Шульц был прихвачен на употреблении контрабандного товара и уже который год время от времени отвечает на несложные вопросы, а однажды презентовал Берг ману очень хорошие туфли, которые не приглянулись заказчику. Фрау Шульц знает, кто сдает комнаты с полным пансионом, кто – квартиры, потому что и сама держит нахлебников, совсем юных канцеляристов.
Из кабинета Степана Ивановича была протянута веревочка, чтобы колокольчиком вызывать к себе слуг. Где-то за стеной задребезжал колокольчик, пронеслись быстрые шаги. Через несколько минут в сенях появился прислужник.
– Вашу милость к барину просят.
Бергман встал и посмотрел на кружку с недопитым квасом. Оставить – лакеи донесут, мало ли что. Решил взять с собой, хоть оно и смешно – входить в кабинет обер-секретаря Правительствующего Сената с квасом. Но лучше насмешка, чем драная задница.
