Дарья Плещеева - Наследница трех клинков
– Не знаю, ваше превосходительство. На вид – обычный наемный экипаж.
– Именно так, ваше превосходительство, – подтвердил Бергман.
– А о каких деньгах речь?
– Воротынский оказал мне услугу, я с ним не расплатился еще… Я дал ему слово расплатиться, да и сумма невелика…
– Невелика? Позвольте узнать, сколько именно.
Не ответить Шешковскому было смерти подобно.
– Пятьдесят рублей, – соврал Фомин. – У меня эти деньги были, но я их проиграл…
– Пятьдесят рублей, – повторил Степан Иванович. – И из-за такой мелочи Воротынский порывался вас убить?
– Убить, меня? – Фомин вспомнил острие ножа, уткнувшееся ему в бок, как раз в области печени. – Помилуйте, ваше превосходительство, с чего бы ему меня убивать? Он напомнил мне о долге, да, сделал это не в меру шумно! Со стороны могло показаться, будто он мне угрожает!..
Шешковский глянул на Бергмана.
– Денис Федорович, на месте вашей светской беседы был найден нож с отменно заточенным острием, – сказал сыщик. – Он при мне, извольте взглянуть.
Нож лег на стол.
– Или вы желали убить Воротынского, или он желал убить вас. Чей это нож? – резко спросил Шешковский. – Ваш? Его?
– Это не мой нож, ваше превосходительство!
– О каких деньгах шла речь?
– О пятидесяти рублях!
– Господин Фомин, тут неподходящее место для вранья, – напомнил Бергман. – И Воротынский – известный мазурик. Пятьдесят рублей – немалые деньги, но я сегодня говорил с сожительницей Воротынского. Он ей похвалялся, будто затеял дело на несколько тысяч. Дело это, как она поняла, еще не состоялось, и Воротынский был очень зол на человека, который его обманул, потому что он вложил в аферу своих не менее пятисот. Расскажите лучше открыто про похищение девицы Егуновой, а там явятся и другие вопросы.
– Ты его слушай, сударь, он тебе добра желает, – добавил Шешковский. – А я врак, голубчик мой, не терплю. Стало быть, вздумал ты жениться…
– Да, ваше превосходительство.
– А невесту себе, сама о том не зная, присоветовала твоя любовница, княгиня Темрюкова-Черкасская? И докладывала тебе все новости, а ты мотал на ус?
– Да, ваше превосходительство.
– И та невеста жила скрытно в какой-то курляндской усадьбе?
– Да, ваше превосходительство.
– И господин Бергман все разведал, а ты послал своих клевретов, и они девицу у него из-под носа увели?
Фомину было все тошнее и тошнее. Он был не дурак – понимал, что история с венчанием Шешковскому не нужна, разве что повеселить государыню: сказывали, она от него все слухи узнает, и слухи проверенные, за то и оказывает покровительство. Значит, к этому делу еще что-то припутано – а что?..
– Ваше превосходительство, я вижу теперь ясно, какого дурака свалял, – жалобно сказал Фомин. – Хотел в люди выйти, богатое приданое взять, не вышло.
– Приданое – и все? – спросил Степан Иванович.
– Мне деньги были нужны. Жалованье невелико, а тут такая невеста… я бы ее не обижал, заботился бы о ней… все равно же ее бы за кого-то отдали, а я умею ценить благорасположение…
– То-то ты благорасположением княгини воспользовался! – напомнил Шешковский. – Ладно, Бог с ней, с девицей. Расскажи-ка, любезный, о французах.
– О каких французах, ваше превосходительство?
– О тех французах, которые помогли отбиться от людей господина Бергмана в ту ночь, когда тебя чуть было на дуре не повенчали! И смотри мне, голубчик, соврешь – только в Сибири и опомнишься, – негромко, но очень весомо сказал Шешковский.
– Я до того их ни разу не встречал, ваше превосходительство! Это приятели Нечаева и Воротынского! – воскликнул Фомин, уже радуясь, что Шешковскому нужен не он со своей брачной авантюрой, а совсем иные люди.
– Приятели… А как вышло, что они охраняли венчание? А, сударь? – полюбопытствовал Шешковский.
– Они говорили, что случайно ехали следом… увидели, что во дворе переполох, признали Нечаева и кинулись на помощь.
– А переполох был ночью? И один фонарь на весь двор? И так-таки сразу признали? Ну-ка, голубчик, говори, как все было! Не то – не обессудь, сердить меня не надобно, – ласково посоветовал Степан Иванович.
– Как Бог свят! – Фомин перекрестился. – Все, что знаю! Сам их впервые увидел! А с Нечаевым и с Воротынским они вели себя приятельски! Хохотали, веселились! Мне-то было не до смеха, ваше превосходительство!
– Тебе и сейчас будет не до смеха. Август Иванович, ты свое дело сделал, ступай, голубчик, – распорядился Шешковский. – Далеко не уходи, в сенях побудь, вели, чтобы тебе квасу подали…
Степан Иванович и Бергман разом поднялись. Вскочил и Фомин – пока железные клыки, выскочив из недр кресла, не пленили его.
– Как будет угодно вашему сиятельству, – хладнокровно ответил Бергман, поклонился и сделал шаг к двери.
Легчайшей пташкой Фомин кинулся к его ногам, обнял, прижался.
– Господин Бергман, Христа ради! Вы же знаете, в чем я виновен! Какие французы?! Знать не знаю никаких французов! Вы же следили за мной, вам все про меня известно! Скажите господину Шешковскому, все ему скажите! Не было французов! Тогда лишь ночью появились, отбили нас – и более не появлялись! Это у них с Нечаевым и Воротынским какие-то дела, я-то при чем?!
– Не вопи, сударь, не вопи, – прервал его Степан Иванович. – Ты в этом деле так увяз – хуже, чем в болоте. И то, что ты сейчас врешь, тебе не поможет. Встань, вернись в креслице… вернись, говорю… А ты, голубчик, ступай до поры…
Фомин встал и, с ужасом глядя на страшное кресло, сделал к нему шажок, совсем крошечный шажок. Шешковский улыбнулся.
– Где тут у меня месяцеслов? – спросил он. – Ты, сударь, в память какого Дионисия крещен?
Фомин от такого вопроса лишился дара речи. Да и Бергман, уже стоя у двери, задержался, хотя кабинет Степана Ивановича – не лучшее место для любопытства.
– Родился когда, спрашиваю? – Шешковский взял с этажерки месяцеслов.
– В де… декабре…
– Декабрь, так… святой Дионосий, епископ Эгинский, семнадцатое… грех не поздравить, грех не поздравить!.. Что ж ты стал в пень, голубчик? Садись уж, принимай поздравления…
– За что, ваше превосходительство?.. – Фомина прошиб холодный пот. Вразумление, которое ему предстояло, называлось иносказательно «поздравить задницу с праздником».
– За то, что с врагами Отечества нашего и государыни якшался, а не донес.
– Да как я мог знать, ваше превосходительство?..
– Вот тебе последний шанс, – помолчав, сказал Шешковский. – О чем ты говорил с Воротынским, когда он тебя чуть не заколол? Чего он от тебя домогался?
