Нора Робертс - Театр смерти
– Все нормально. Я уже немного привыкаю. – Пибоди попыталась улыбнуться, но с ужасом увидела, как глаза Евы наполняются слезами. – Боже мой, Даллас?!
– Молчи. Черт! Сейчас пройдет. – Она отвернулась и уставилась в стену дома. – Мне надо пару часиков отдохнуть. Воспользуйся общественным транспортом и отправляйся в управление. – Она едва сдерживала слезы. – Встретимся в больнице Рузвельта через два часа.
– Хорошо, но…
– Через два часа, – бросила Ева и прыгнула в свою машину. Ей было необходимо побыть дома, чтобы немного успокоиться и собраться.
С восьмилетнего возраста Ева старалась, безжалостно ломая себя, заблокировать свое подсознание, изо всех сил загоняла внутрь мерзость, которая случилась в ее жизни. Она стремилась начать жизнь с чистого листа, написать на ней новую судьбу, кровью выводя строку за строкой. Но она хорошо знала чувство, когда эта мерзость вырывается из своего логова и начинает грызть ее душу и тело. Ева прекрасно понимала нынешнее состояние Карли. Знала, через что ей придется пройти, чтобы научиться жить с этим.
Головная боль бушевала, как торнадо, в ее мозгу, когда она подъехала к воротам своего дома, к горлу подступала противная липкая тошнота. Но она приказала себе собраться. Собраться и спокойно войти в дом.
– Лейтенант… – начал Соммерсет, увидев ее.
– Не трогай меня.
Ева пыталась говорить спокойно, но дрогнувший голос выдал ее. Неся себя, как стеклянный сосуд, из которого нельзя до времени выплеснуть ни капли ненависти и мерзости, она поднялась наверх. Ей казалось, что, если удастся просто полежать хотя бы час, с ней все будет в порядке. Но организм подвел ее. Она бросилась в туалет и упала на колени. Ее рвало.
Когда в желудке уже ничего не осталось, не имея сил встать, Ева растянулась на коврике. Очнулась она, почувствовав холод на лбу. Блаженный холод.
– Рорк, оставь меня в покое.
– Не сейчас.
Она попыталась отвернуться от него, но он обнял ее.
– Я сейчас без сил…
– Вижу, дорогая.
Ева ощущала себя хрупкой, как стеклянная ваза, когда Рорк поднял ее на руки и отнес в постель. Пока он снимал с нее туфли и накрывал одеялом, ее начало трясти.
– Мне хотелось прийти домой.
Он ничего не сказал, лишь плотнее закутал ее в одеяло и поцеловал в лоб. Лицо Евы было настолько бледным, что черные круги под глазами казались провалами. Когда Рорк поднес стакан с какой-то жидкостью к ее губам, она резко отвернулась.
– Нет! Никаких транквилизаторов, никаких снотворных!
– Это чтобы остановить тошноту. Ну, выпей. – Он отвел прядь ее густых волос со лба, решив, что ему придется влить лекарство ей в горло насильно. – Ничего другого. Я обещаю.
Она выпила, потому что в желудке опять начались жжение и судороги, а в горле все жгло и скребло, как будто она проглотила ежа.
– Я не знала, что ты дома. – Внезапно слезы, которые последние часы жгли ей грудь, снова хлынули из глаз. – Рорк! О боже!
Она крепко прижалась к нему, пытаясь зарыться в тепло родного и по-настоящему близкого человека. Все ее тело трясло как в лихорадке, и он еще крепче прижал ее к себе.
– Расслабься. Что бы это ни было, пусть оно выходит из тебя.
– Мне противно то, что со мной происходит! Я ненавижу себя за это!
– Ш-ш-ш. Все уже позади, успокойся.
Ева повернула голову, прижалась щекой к его плечу и, не открывая глаз, все ему рассказала.
– Я знаю, что сейчас с ней творится. – Ей становилось легче, слабость постепенно проходила. – Я знаю, что она чувствует. И я видела себя в ней, когда она смотрела на меня!
– Ева, никто не знает лучше нас с тобой, сколько в мире мерзости. Ты сделала то, что должна была сделать.
– Я могла бы…
– Нет.
Он откинулся назад, повернув ее голову к себе, и теперь Ева могла видеть его глаза. В них не было жалости, которую она ненавидела. В них не было сочувствия, которое ее бесило. В них было просто понимание.
– Ты не могла. Кто-нибудь другой – может быть, но не ты. Тебе необходимо было точно знать, так ведь? Ты должна была быть уверена, что она не знала, кем он ей приходился. Теперь ты точно знаешь.
– Да, теперь я знаю точно. Никто на свете не сможет сыграть такие чувства. У нее перед глазами постоянно прокручивались сцены их близости. Кадр за кадром…
– Стоп! Ты ничего не можешь изменить здесь. Так или иначе она найдет для себя выход.
– А вдруг нет?! – Она закрыла глаза. – Я наорала на Пибоди…
– Она переживет это.
– Я полностью потеряла самообладание и орала прямо на улице! Я почти…
– Но ведь ты этого не сделала. – Он слегка потряс ее, чтобы она немного пришла в себя. – Не серди меня, Ева. Почему ты должна доводить себя до такого состояния? Ты не спала почти тридцать часов. Ты подошла к такой стадии расследования, когда оно отнимает все силы у самого следователя. Не каждый бы мог в ситуации, подобной этой, остаться спокойным и рассудительным. А ты справилась, ты можешь вести дело дальше.
– Я развалилась на части, ты же видел.
– Нет, Ева. Ты обожглась и заблокировала свое сознание. – Он прикоснулся губами к ее лбу. – Потом ты пришла домой. Прилегла немного. Закрой глаза и выбрось все из головы.
– Мне не следовало тебя прогонять. Я не хотела этого делать…
– Это все равно вряд ли получилось бы. – Глубокая внутренняя убежденность в его голосе заставила ее улыбнуться. – Я никогда не оставлю тебя одну. И ты это прекрасно знаешь.
– Да, я знаю. И я хочу, чтобы ты был рядом. – Она просунула руку ему под рубашку, прежде чем он успел отстраниться. – Мне необходимо, чтобы ты был. И ты есть. – Она потянулась к нему губами, ища поцелуя. – Рорк!
– Тебе надо поспать.
– Я чувствую себя пустой, и мне это не нравится. – Она стала гладить его по спине под рубашкой. – Наполни меня чем-нибудь. Пожалуйста.
Рорк знал, что любовь заполнит все пустоты и щели, какими бы глубокими они ни были. И он сделает это для нее – и для себя. Нежно и терпеливо.
Он целовал ее, пока не почувствовал, что она полностью расслабилась и ни о чем больше не думает. Его нежные сильные руки летали над ней, как крылья, проникая под блузку и поглаживая ее грудь, а затем замирали на время очередного поцелуя. И когда она тяжело задышала, когда ее тело бессильно откинулось на подушки, он раздел ее – без единого слова или требовательного жеста его губы повторяли путь его пальцев, ощущая, как все сильнее бьется у нее сердце.
Ева полностью раскрылась перед ним, чего никогда не делала раньше. Только перед ним она могла лежать вот так – абсолютно голой. Она обнажала для него все: тело, сердце и мозг. И при этом знала и верила, что и он делает то же самое.
Рорк снял с нее всю одежду и разделся сам, он лег рядом с ней и, нежно прижавшись к ее трепещущему телу, ласкал ее, пока не почувствовал, что возросшее в ней желание готово вырваться наружу.
