Сьюзан Ховач - Роковая привязанность
— Понимаю,— сказала Камилла.— Как интересно. Ты говорил ей о своей женитьбе на Софии?
Возникла пауза. Он сурово посмотрел на мать и получил удовлетворение, увидев, как краска поднимается от ее шеи к лицу, спустя момент Джон осторожно произнес:
— Ты звонила сегодня вечером в отель «Мэйфэр»?
— Звонила ли я...
Она, похоже, удивилась. Он заметил смущение в ее глазах.
— Нет, я не знала, что ты остановился в «Мэйфэре»,— произвела наконец Камилла.— Я не пыталась позвонить тебе... Почему спрашиваешь?
— Просто так.
Он сделал затяжку и посмотрел на новую фарфоровую статуэтку, стоящую на серванте.
— Как поживают Майкл и Мэриджон? — небрежно спросил Джон.
— Они развелись.
— Правда?
В его голосе прозвучало легкое удивление.
— Почему?
— Она не пожелала жить с ним. Кажется, у нее были многочисленные романы. Он заявил, что супружеские отношения фактически прекратились по ее инициативе.
Джон отреагировал на это легким пожатием плеч; не глядя на нее, он почувствовал, что она хочет добавить что-то недоброе, прежде чем она успела открыть рот, он спросил:
— Где сейчас Мэриджон?
Молчание.
— Почему ты молчишь? Он посмотрел на нее в упор.
— Почему? Я хочу увидеть ее.
— Понимаю,— сказала она.— Думаю, для этого ты прибыл в Англию. И пришел сегодня сюда. Уверена, иначе ты не потрудился бы заглянуть к нам. Господи, устало подумал Джон. Снова театр.
— Ну, в таком случае ты напрасно потратил время,— сухо произнесла Камилла.— Я понятия не имею о том, где она. Только Майкл поддерживает с ней связь.
— Где он живет теперь?
— В Вестминстере,— четким, твердым голосом сообщила Камилла.— Грейз-Корт, шестнадцать. Ты, конечно, не захочешь увидеться с ним, да, дорогой?
Джон подался вперед, стряхнул пепел в пепельницу и встал, держа между пальцев дымящуюся сигарету.
— Ты что, уже уходишь? Помилуй! Ты же только что появился!
— Я еще вернусь. Сейчас я очень спешу.
Он направился в холл; она последовала за ним; уже взявшись за дверную ручку, он повернулся лицом к матери. Она замерла. Он улыбнулся.
— Джон,— внезапно произнесла она, уже не сердясь на него. Джон, дорогой...
— Попроси Джастина позвонить мне, когда он придет, ладно? Прощаясь с матерью, он поцеловал ее, на мгновение прижал к себе.
— Не забудь. Я должен поговорить с ним сегодня.
Она отстранилась от него, он убрал руки и открыл дверь.
— Ты не хочешь увидеть его, да? — услышал он ее голос, ошибочно приняв испуг, звучавший в нем, за сарказм. — Думаю, тебе это неинтересно.
Он резко повернулся и шагнул в темноту улицы.
— Конечно, я хочу его увидеть,— бросил Джон через плечо.— Как ты не догадалась? Я вернулся главным образом из-за него.
II
Майкла Риверса не оказалось дома. Джон трижды нажал кнопку звонка, потом раздраженно постучал дверной ручкой о деревянную панель, однако, повернувшись к лестнице, чтобы уйти, он испытал облегчение. Ему на самом деле не хотелось видеть Риверса.
Он начал медленно спускаться вниз по лестнице; когда он уже шагнул на последнюю ступеньку, входная дверь распахнулась. Войдя в подъезд, человек остановился, чтобы закрыть за собой дверь.
В подъезде было темно. Джон замер в тени, затаил дыхание; когда мужчина повернулся, все еще держа руку на дверной ручке, Джон понял, что перед ним Майкл Риверс.
— Кто это? — резко спросил мужчина.
— Джон Тауэрс.
По дороге в Вестминстер он решил, что не стоит тратить время на вежливую светскую беседу и притворяться, будто десять лет изменили ситуацию.
— Извини за неожиданный визит,— сказал Джон, выходя из тени.— Мне нужна твоя помощь. Я обязательно должен найти
Мэриджон; похоже, только ты один знаешь, где она находится. Теперь он стоял ближе к Риверсу, чем сначала, но все равно плохо вздел его. Риверс не двигался, полумрак не позволял Джону разглядеть выражение его лица. Тауэрс испытал неловкость, воспоминания причинили ему острую боль, затем его захлестнула необъяснима волна сочувствия.
— Мне жаль, что у вас ничего не получилось,— произнес он внезапно.— Тебе, верно, пришлось нелегко.
Пальцы, сжимавшие ручку двери, медленно разжались; Риверс остановился у стола, чтобы просмотреть вечернюю почту, оставленную для жильцов.
— Боюсь, я не смогу сказать тебе, где она.
— Но ты должен сделать это,— сказал Джон.— Мне непременно надо увидеть ее. Ты должен...
Человек стоял к нему спиной; от его застывшей фигуры исходила неумолимость.
— Пожалуйста,— сказал Джон, который терпеть не мог кого-то просить— Это очень важно. Пожалуйста, скажи мне.
Человек взял конверт и принялся вскрывать его.
— Она в Лондоне?
Это был счет. Он аккуратно положил его обратно в конверт и повернулся к лестнице.
— Послушай, Майкл...
— Иди к черту.
— Где она?
— Убирайся из...
— Ты должен сказать мне. Не будь идиотом! Это важно. Ты должен сказать мне.
Человек освободился от рук Джона и начал подниматься по лестнице. Джон бросился вслед за ним. Риверс обернулся, и Тауэрс наконец увидел его глаза.
— Ты причинил слишком много горя людям, Джон Тауэрс, и в первую очередь — Мэриджон, ты сумасшедший, если считаешь меня глупцом, способным сказать тебе, где она находится. Желания сделать это у меня меньше, чем у кого-либо на свете, и, к счастью, я — единственный человек, которому известно ее местонахождение. А теперь убирайся отсюда, пока я не потерял терпение и не вызвав полицию.
Его голос звучал чуть громче шепота. Джон отступил на шаг назад и остановился.
— Значит, это ты звонил мне вечером? Риверс уставился на него.
— Звонил тебе?
— Да, по телефону. Кто-то анонимно поприветствовал меня. Приветствие было не слишком теплым. Я подумал, что это был ты.
Риверс по-прежнему смотрел на него. Затем отвернулся, словно испытывая отвращение к Джону.
— Не знаю, о чем ты говоришь,— услышал Джон слова человека, зашагавшего вверх по лестнице.— Я адвокат, а не псих, который развлекается анонимными звонками.
Ступени скрипели; Риверс обогнул излом лестницы, и Джон остался наедине со своими мыслями в тишине тускло освещенного подъезда. Он вышел на улицу, отыскал дорогу к площади Парламента, направился мимо Биг-Бена к набережной. Моторы ревели в его ушах, фары слепили глаза, выхлопные газы вызывали удушье. Он шагал стремительно, пытаясь изгнать из себя ярость, разочарование, страх, но вдруг ощутил, что никакая физическая нагрузка не способна унять душевное смятение; утомленный, он прислонился к парапету и посмотрел вниз, на темные воды Темзы...
