Андрей Остальский - Синдром Л
— Так с кем же я занимался любовью в бессознательном состоянии, черт возьми! — вдруг заорал я на бедного Кентрова. Видно, нервы не выдержали.
Бедняга даже шарахнулся от меня. И машина чуть не вышла из-под контроля, вильнула сильно влево. Потом Кентров ее все же выровнял, посмотрел на меня с опаской. Сказал:
— Эй, потише. А то врежемся в кого-нибудь. Или гаишники пристанут — а этого нам только и не хватало. В сложившейся ситуации. — Потом вспомнил про мой вопрос. Сказал: — Вот что тебя больше всего волнует. С кем ты любовью занимался.
И тихонько засмеялся. Долго не мог успокоиться. Все смотрел на меня и хихикал.
А я сидел и дулся. Ему смешно…
— Ладно, на этот вопрос я ответить не смогу, но могу рассказать тебе… раз уж я — твой должник… Расскажу такое… что тебе лучше пристегнуться как следует, а то выбьешь еще ветровое стекло головой.
Я пристегнулся. Кентров нажал на педаль газа.
И понеслось.
Глава 12.
Фазер, конечно, был уже дома. И конечно, волновался. Мне кажется, что он в таких случаях преувеличивает свое волнение. Переигрывает. Нет, это не фальшь, нет. Это система Станиславского, он очень искренне себя накручивает.
Ведь не то чтобы впервые я дома не ночевала. Но каждый раз греческая трагедия разыгрывается.
— Боже! Я уже не знал, что делать! — драматически восклицал он. — То ли уже морги обзванивать, то ли все же с больниц начать.
— Да нет, что ты, папочка, — щебетала я, надеюсь, правдоподобно изображая дочернее покаяние.
— Нет, ты должна мне обещать…
Дальше я не слушала, только головой кивала, и соглашалась, и обещала. Непременный ритуал, обязательный. Бормотала, что у школьной подружки Ленки телефон опять не работал. А он же сам меня учил: если позже десяти, то оставаться ночевать у подруги. Не рисковать. Эта Ленка для меня настоящая палочка-выручалочка была. Но как же было обидно, когда я как-то действительно у нее ночевала, телефон и в самом деле не работал!
— Никто не звонил? — спросила я.
Но Фазер тут же насторожился.
— А ты ждешь звонка?
— Да, жду!
Он молчал, видимо, рассчитывая, что я скажу — от кого. Но я сделала невинные овечьи глаза и ничего не сказала. А напрямую спросить он все-таки не решился. Вот в такие игры играем мы с Фазером. Много лет уже.
Но как только он удалился в свою комнату, я бросилась звонить Саше. Никто не отвечал. Но чувство тревоги улеглось. Почему-то стало ясно, что опасность то ли совсем миновала, то ли сильно уменьшилась. Можно было и подождать. Пришла уверенность: совсем скоро мы увидимся.
Затем я искала, куда бы спрятать шебякинский «парабеллум». И ничего подходящего не нашла. Ничего лучше не придумала, как оставить его в своем ридикюле.
Потом мы сели ужинать. Покормила я отца чем бог послал, а послал он — через пару краснополосных талонов — в том числе и кусок трески, хотя мне показалось, не самой первой свежести. Все лучше русской конституции, острил Фазер. По крайней мере, в ее современном варианте.
Однако на треску мы оба набросились с буквально неприличной жадностью. Что делать, если она стала такой редкостью…
И после ужина, за чашкой классного растворимого кофе — настоящего, конечно, не желудевого — я решилась. Мне показалось, что Фазер в неплохом настроении. Ладно, решила я. Сейчас или никогда.
Как бы между прочим, как о чем-то совершенно неважном, обыденном, я сказала:
— Отец… я хотела с тобой поговорить… ну это не срочно совсем… но если у тебя вдруг есть сейчас время и ты не слишком устал…
Но, увы, мой отец знал меня слишком хорошо! Конечно, сразу насторожился. Понял, что нечто судьбоносное будет обсуждаться.
— Да-да, вполне свободен и не особенно устал… давай поговорим. Слушаю тебя внимательно.
— Нет, если что, можно вполне отложить…
— Давай уж прямо сейчас, зачем откладывать?
Я вздохнула. Ох, даже не знаю, как начинать такие разговоры с отцом…
Он все почувствовал. Догадался! И погрустнел. Сказал упавшим голосом:
— Вот как… Ну что же, когда-нибудь это должно было произойти.
— Папа, — воскликнула я, — ну нельзя же так! Я еще ничего не сказала. А ты уже предполагаешь что-то… самое худшее. Я даже не знаю что. Но что-нибудь ужасное, наверное.
— Ты не беременна? — спросил отец и уставился на меня в упор.
— Беременна? Нет, вовсе нет! С чего ты взял?
— Ну, надо провериться, наверно… на всякий случай…
— Да ради бога, могу провериться, если тебе от этого легче будет…
— Ага, видишь, я тебя на пушку взял… Теперь знаю, что дошло уже до того, что надо проверяться… До буквального дошло… ну да ладно. Кто он, скажи? Хотя предупреждаю, ненавижу заранее любого… Кто тебя у меня отнимает… Но поделать ничего нельзя, я понимаю. Активного сопротивления оказывать не стану… даже вида ему не покажу…
— Клянешься?
— Клянусь!
— Ну ладно… Его зовут Саша. Александр. Он очень мил. Но намного старше меня.
— Ничего себе! Не ожидал… ты же можешь любого возраста себе выбрать… и вообще — любого.
— Я пришла к выводу, что мне нужен только он.
— Ого! Солидно. И кто он, твой избранник? Где работает?
— Вот тут есть деликатный момент… Только сегодня утром я узнала, что он меня обманывал… он вовсе не простой инженер.
— Начинать с обмана… и ты так легко об этом говоришь?
— Видишь ли… Он работает в секретном учреждении, не имеет права никому, кроме ближайших родственников, признаваться в этом. Иначе уголовная ответственность, как я понимаю… Как я могла от него откровенности требовать? Если мы пока даже не обручены?
— Но он все равно — технарь, инженер, но военный?
— Ну да… Но боюсь, пап, не в войсках…
— Не в войсках?
— Хуже — в КГБ.
— О боже!
Отец расстроился. Отвернулся от меня даже. Сидел, обняв голову руками. И что-то бормотал. Наверно, свое «О боже!».
— Мне именно поэтому так тяжело этот разговор дается, что я знала, как ты будешь реагировать. Мало того, я бы сама реагировала точно так же. Если бы моя дочь… Да что там… У меня самой, когда узнала сегодня, первая реакция была: все, расстаемся. Между нами не может быть ничего общего! Абсурдом казалось, что я могу навсегда или даже на какое-то время связать свою жизнь с гэбэшником… Бред! Полный бред, исключено! Но потом кое-что случилось. Я оказалась в сложной, угрожающей ситуации — после того, как с ним рассталась…
— Час от часу не легче! Что, что с тобой произошло? Почему ты все время подвергаешь себя опасности?
— Да ладно, отец. Когда-нибудь расскажу, сейчас на другом надо сосредоточиться. Скажу одно — у страха глаза велики. Опасность, в конце концов, оказалась призрачной. На самом деле — сплошной анекдот. Ты будешь ужасно смеяться, когда все узнаешь…
