Андрей Остальский - Синдром Л
Я хотел что-то сказать, но не успел. Губы у нее оказались очень теплые, соленые слегка. Вкусные очень губы. Целовалась она очень нежно, но и страстно, сексуально. Я почувствовал, что она возбуждена. И тело мое, своевольное, непослушное, не спрашивая вовсе разрешения у мозга и души, откликалось… Энергично довольно откликалось… Она оторвалась от меня с трудом — это видно было. Да и мои руки непроизвольно потянулись, попытались ее удержать.
— Прощай, Сашенька, скорей, тебе надо бежать! — прошептала она и перекрестила меня. Потом достала связку ключей, отперла стальную дверь. И буквально вытолкнула меня наружу. Дверь тут же захлопнулась. Ключ повернулся в замке.
Я стоял, слегка покачиваясь от острых впечатлений. Судорожно вдыхал холодный воздух. Оказался я на крыльце двухэтажного здания, облупленного, обветшавшего, как водится в центре Москвы. Огляделся вокруг. Получалось, что от поликлиники мы ушли далеко. Я даже не мог понять, где нахожусь. Спустился с крыльца, вышел через арку на улицу. У противоположного тротуара стояла старенькая «Победа». Она сразу же сдвинулась с места. Это мне показалось подозрительным. Я побежал. Мне повезло — колесо машины угодило в одну из бесчисленных рытвин, водитель вынужден был притормозить. Но все равно «Победа» легко догнала бы меня, благо справа обнаружилась еще одна арка, и я нырнул в нее. Двор оказался проходным — опять же большое везение. Я выскочил на другую, параллельную улицу. И продолжал бежать.
Бежал и думал: «Это не со мной происходит… это сон, наверно. Почему я с такой готовностью принимаю роль убегающего? От кого мне бежать? Я — член привилегированной касты, я — ловец человеков. Охотник, а не дичь! Я, между прочим, выполняю особое задание правительства! Я на особом счету, можно сказать… Или уже не выполняю? И уже не на счету?»
Слишком сильно на меня подействовала эта странная женщина и ее безумный, малоправдоподобный рассказ. Что, если она просто сумасшедшая? Или иностранный агент?
Последнее словосочетание почему-то не вызвало во мне никакой обычной реакции, никакого привычного электричества не побежало по жилам… Всю жизнь мы их ищем вокруг — агентов. Не то чтобы часто находим… Но главное процесс, азарт! Или так было раньше? Теперь меня почему-то перспектива обнаружить иностранного агента никак не взволновала. Да черт с ними, сказал голос внутри. Их, наверно, и нет вовсе…
Я завернул за угол, оказался на широком проспекте. Здесь уже было многолюдно. Можно было идти быстро, не привлекая особого внимания. Но бежать не стоило.
Где-то метров через сто появился «Москвич». Почти новый — лет не больше пяти-семи — и чистенький. Тихо, противоестественно медленно ехал он вдоль тротуара, параллельно моему движению. За рулем сидел человек, явно пытавшийся установить со мной контакт. Он размахивал правой рукой, опасно отрывая ее от руля. Я присмотрелся внимательно. Вот это да! Кирилл Кентров! Трудно было не узнать: его черную курчавую голову турка — ну или донского казака — ни с чьей другой не спутаешь.
И он явно приглашал меня сесть в его машину. Я колебался. Стоит ли? Не будет ли хуже? Что это с ним случилось — только что бежал от меня, как черт от ладана, а теперь в шоферы себя предлагает… Что же такого должно было произойти за пару часов, что он так ко мне переменился? Что-то он, видно, узнал такое… что и мне узнать, наверно, необходимо. Ладно, рискну, решил я.
— Не бойтесь, не укушу, — вместо приветствия сказал Кентров.
— Так это вы меня пугались совсем недавно со своим другом Кучерявым…
— О, с тех пор кое-что изменилось. Новые данные появились.
— Какие, например?
— Например, мы ваш замечательный разговор в подвале поликлиники послушали. С одной замечательной женщиной. И, кстати, сразу хочу сказать: не верьте ни одному ее слову!
— Не верить? Почему? Вы ее знаете, эту женщину? Кто она такая?
— И женщину знаю, и разговор слышал — ну не весь, но почти. Мы так и знали, что она вас в эту комнату притащит, она единственная считается надежно защищенной во всей поликлинике… Но вот мы туда как раз «жучка» новой конструкции и поставили!
Кентров вынул из кармана и показал мне небольшой аппарат. Что-то среднее между телефоном и радиоприемником.
— Новейшая сингапурская разработка! — с гордостью сказал он.
— Сингапурская? Новейшая? — ахнул я. — Да как же вы… откуда, где достали?
— А вот это уже секрет! Главное — совершенно по иному принципу работает. Чистильщики — ваши, гэбэшные, могут хоть круглые сутки своими детекторами шарить — ничего не обнаружат! Используется на Западе в целях промышленного шпионажа. Денег стоит — сказать страшно. Так что не скажу, и не просите.
— Да я и не прошу… — сказал я. — Мне бы вот об этой женщине, Александре, побольше узнать.
— Никакая она не Александра! Вера Павловна Прудникова ее зовут.
— Значит, она меня обманула! Но зачем?
— Сейчас поймете. Мы с Верой Павловной много лет вместе работали. Очень душевная была женщина, пока во власть не пошла. Пока начальницей не стала.
— А она начальница? Я думал, она помощница какая-то…
— Ага, сейчас. Помощница, верьте ей больше… Психиарт она высшей категории! Жрец! Жрица! Начальница лаборатории «Л». Синдромом одноименным занимается. Вам теперь известным. Просветила вас Верочка, как я понимаю.
— Значит, все полное вранье, — расстроился я.
— Необязательно. Я погорячился, когда сказал, что ни одному ее слову нельзя верить. Выборочно. Беда, конечно, что мы не знаем критерия, как отделить зерна от плевел, обман — от правды и полуправды. Но, знаете, похоже, что нечто подобное действительно произошло, только не с ней, конечно. А с какой-то ее подчиненной. У нее вечно там молоденькие выпускницы психфака бегают. Потому что бюджет лаборатории урезают постоянно, штаты сокращать приходится. Вот и выезжают на стажерках, на студентках старших курсов… Надо узнать, не было ли среди них в последнее время какой-нибудь Александры. Ну а Вера Павловна… Не хотел быть несправедливым, но, боюсь, диагноз очевиден: сексуальные фантазии женщины среднего возраста. Сны Веры Павловны. Ну и ты — объект. Судя по всему, ты ей сильно приглянулся, Александр. Стал объектом сих фантазий, так сказать.
Слушал я это, слушал, и во мне вдруг стало расти раздражение. Что это я все время каким-то объектом становлюсь? Фантазий всяких. Снов.
— Так с кем же я занимался любовью в бессознательном состоянии, черт возьми! — вдруг заорал я на бедного Кентрова. Видно, нервы не выдержали.
Бедняга даже шарахнулся от меня. И машина чуть не вышла из-под контроля, вильнула сильно влево. Потом Кентров ее все же выровнял, посмотрел на меня с опаской. Сказал:
