Татьяна Устинова - Мой генерал
В беседке молчали.
Юля дернула Марину за руку, и та оглянулась.
Юля показала вверх. Очевидно, это означало, что Марина должна взобраться на деревянную реечку, которая опоясывала беседку, и заглянуть внутрь. Реечка была прибита довольно высоко и казалась не слишком надежной. Чтобы стать на нее, придется ухватиться за ветхий подоконник, навалиться на него животом. Интересно, обломится рейка или нет? Если обломится, Павлик выскочит, и тогда им несдобровать. Вся затея пойдет насмарку. Он поймет, что они за ним следили, станет осторожным и ничем себя не выдаст. В том, что преступник именно он — вместе с его мамочкой! — Марина уже не сомневалась.
Пожалуй, она точно знала и кто жертва.
Марина наугад сунула Юле рюкзак, ухватилась за шершавые доски и нашарила сандалией реечку. Вроде бы держится. По крайней мере сразу не отвалилась.
Осторожно, по сантиметру, Марина стала поднимать себя над стенкой беседки. Под носом у нее сильно пахло пылью от старых досок.
Ветер нагнал облаков, солнце нырнуло в них, и стало совсем темно, как будто наступило затмение.
Она осторожно выдвинулась из-за стенки, и прямо перед ее глазами за трухлявым переплетом оказался Павлик — светлые шорты и черная бандитская майка. Сосна лезла в ухо, кололась. Марина оттолкнула ее рукой.
Павлик молчал, и его неведомый собеседник тоже молчал, невозможно было разглядеть, кто это, — человек стоял в самом темном и дальнем углу, просто тень.
Юля сзади потянула ее за штаны, и Марина отмахнулась. Кажется, она попала сообщнице по носу, потому что послышался короткий сдавленный хрюк, и все смолкло.
— Завтра же, — проговорил Павлик, и его голос громом грянул в странной предгрозовой тишине. — Завтра же, я сказал.
Тень в углу завозилась, завздыхала и промолчала.
— Больше я не жду, хватит с меня. Ну хватит уже!
Марина подтянулась повыше, навалилась животом, чтобы рассмотреть того, неведомого, и, конечно, проклятая рейка у нее под ногой с предательским и очень громким треском подломилась, как будто выстрелил пистолет.
Павлик стремительно обернулся, и Марина увидела, что в руке у него на самом деле пистолет.
— А-а-а!!!
Спиной она повалилась в заросли крапивы, разодрала бок о какой-то сук — от боли свело затылок.
— Твою мать!!
Павлик изнутри рванул трухлявую решетку, посыпались щепки, прошлогодние листья и еще какой-то мусор, но решетка устояла.
— Бежим!!
Марина перекатилась на четвереньки. Юля была далеко впереди, она и вправду бегала быстро. Марина кое-как вскочила на ноги и неуверенно побежала, оступаясь, путаясь в папоротнике и крапиве, которая жалила все безжалостнее. Или ей так казалось? Ветки хлестали по лицу и голым рукам, свирепый топот за спиной все приближался, и так далеко было до людей, до спасительной санаторной дорожки, где в большой будке жила черная собака, а в будке поменьше рыжая собака, и вечером, когда спадала жара, они по очереди лениво гавкали на гуляющих!
— Быстрее, быстрее!
Васнецовский лес расступался, вокруг как будто светлело, пот заливал глаза, и что-то текло по боку, как будто она упала в воду, а не в крапиву.
С разгону они выскочили на асфальт, изнемогая, пробежали еще немного и оказались прямо перед сеткой теннисного корта.
На корте были люди. Господи, спасибо тебе!..
С этой стороны калитка отсутствовала, а сетка оказалась высока. Проламываясь через сирень, как тираннозавры, порождение неконтролируемого режиссерского воображения, они добежали до ворот. Ворота были закручены цепью и закрыты на висячий замок и тоже заложены сеткой, зато по сваренным чугунным прутьям можно попытаться перелезть.
Поминутно оглядываясь и обливаясь потом, молча, они проворно, как кошки, полезли по прутьям наверх.
Сердце разрывалось в горле. Еще чуть-чуть, и разорвется совсем. И ни один врач, пусть даже Елена Малышева, не сможет заново сшить его!
— Что здесь происходит? Черт возьми, что это такое?!
Марина перенесла ногу через верхнюю перекладину и посмотрела вниз. Под воротами, вытаращив глаза и задрав голову, стоял Федор Федорович Тучков Четвертый.
— Федор, что там такое?! — изумленно спросили с корта.
Он на секунду оглянулся, ничего не сказал и опять повернулся к сетке, на которой застряла Марина. Юля спрыгнула, а Марина застряла.
Что-то случилось с ней в тот момент, когда она его увидела — кепка козырьком назад, шорты, майка, на лице несказанное изумление. Оно было больше лица, не помещалось на нем.
— Марина, черт тебя побери, что ты делаешь?! Юля, что случилось?!
— Ни… ничего, — тяжело дыша, выговорила спрыгнувшая на асфальт Юля. — Мы просто бежали… на время… а… потом… испугались…
Выговорив, она наклонилась вперед и уперлась ладонями в колени, как будто не могла больше стоять прямо, а Марина поняла, что с этих самых ворот слезть никогда не сможет.
Ни-ког-да. Никогда.
— Куда вы бежали?! Что значит — на время?! Вы что?! Бредите?! Марина, слезай немедленно! Сейчас же! Слезай, кому я говорю!
Марина закрыла глаза и из последних сил уцепилась пальцами за рифленый чугунный прут. В голове шумело, во рту было так сухо, как будто она неделю провела в пустыне, и что-то текло по боку, но, кажется, не вода.
— Марина!
— Я не могу, — пробормотала она и услышала себя как будто со стороны. — Я не могу слезть… Никак не могу.
К Федору подошел еще кто-то, задрал голову и тоже стал смотреть. Марине внезапно стало очень больно, так больно, что пресеклось дыхание, и больно было везде, и в пальцах, и в животе, и в боку, по которому все что-то текло.
— Так, все ясно.
Это Федор сказал. Марина не открыла глаз, потому что знала — как только она их откроет, ее вырвет.
Что-то сильно грохнуло об асфальт, ворота затряслись, и она еще подумала, что Тучков Четвертый решил стряхнуть ее на землю, как грушу. Мысли были медленные и холодные, как мельничные жернова.
— Марина.
И внутри тоже было холодно. Наверное, пока она сидела на воротах, началась зима.
— Марина, открой глаза и посмотри на меня. Давай. Открывай.
Он же не знал, что она не может открыть глаза!
— Марина.
— Федор Федорович, помочь?
— Марина.
Будь что будет! Она открыла глаза, и странно расплывающееся зрение не сразу сфокусировалось на кепке Тучкова Четвертого, которая оказалась почему-то очень близко.
— Хорошо. Теперь давай руку. Давай мне руку.
Какую руку? Марина понятия не имела, где у нее эта самая рука.
Тогда он сам неизвестно как отцепил ее намертво прикипевшую к чугунному пруту руку, а потом вторую, и она стала стремительно съезжать вниз, но почему-то не упала, кто-то ее подхватил, поддержал, и оказалось, что это Федор.
