Ольга Погодина-Кузьмина - Сумерки волков
— Ты пожалеешь! — крикнул Курышев ему вслед. Было понятно, что этот холеный, балованный дурак с бараньими глазами не успокоится, пока не расшибет лоб об ворота. «Убить его, что ли? — стуча от холода зубами, спросил себя Георгий. — Или Румянцева?»
Сани, звеня колокольчиками, поворачивали из-за опушки. Кучер настегивал, лошади мотали хвостами. Игорь в накинутой на плечи медвежьей шкуре сидел по правую руку от Володи, полудевочка в кокошнике устроилась в ногах хозяина, положив голову ему на колено. По знаку Володи кучер придержал коней.
— А Феликс? — спросил политик с некоторым любопытством.
— Под лед провалился.
— Шутишь?
— Шучу.
Усевшись в сани, Георгий развязал шнурки, вытряхнул из туфель снег и ледяную воду.
— Ты как-то не по погоде оделся, — заметил Володя. — Здесь не Стамбул.
В очередной раз он давал понять, как обманчива сонная медлительность человека-медузы. Политик уже откуда-то знал, что Георгий обсуждал с парой турецких компаний инфраструктурные проекты вокруг трубы. Вечно казавшийся рассеянным, он цепко держал в уме все нужные цифры, имена, подробности. Похоже, в обмен на прочие радости жизни он получил от кого-то дар видеть людей насквозь.
С досадой Георгий заметил, что Игорь продолжает свои глупые игры. Как ни в чем не бывало, он глазел по сторонам, делал фотографии на телефон. «Ты что творишь?» — спросил его Георгий взглядом, прибавив крепкое слово. Тот молча, упрямо сжал губы. Володя, конечно, заметил и это.
Сани подъезжали к охотничьему хозяйству. Ряженые в лимузинах и охрана добрались короткой дорогой, Семенков уже встречал хозяина частушками и звоном бубна. Возле рубленой избы накрывали столы, официанты несли кипящие самовары, водку, связки баранок. Неподалеку, за домом, достраивали снежную крепость из ледяных кирпичей. Молодые охранники, хохоча, тащили на горку безобразное чучело Масленицы.
Володя, ряженые, а с ними Игорь отправились осматривать подворье, зверинец, страусов и волка, недавно пойманного в капкан. Злой замерзший Георгий остался отогреваться чаем в избе, сунув ноги в принесенные кем-то сувенирные валенки, расшитые золотой тесьмой.
Глеб Румянцев зашел в избу, тоже налил себе чая. Феликс, очевидно, успел пересказать ему их разговор в лесу.
— Ты ведешь себя неправильно, — глядя на Георгия из-под густых бровей, заявил Глеб. — Так не делается. Ты здесь в гостях.
Он стоял перед ним, расставив ноги, — коренастый, плотный, с волнистыми темно-русыми кудрями, которыми он, очевидно, гордился. Георгий остался сидеть:
— Кажется, я в гостях не у тебя.
— Я говорю — здесь, в Москве, ты в гостях. Здесь так не разговаривают с людьми.
Георгий пожал плечами:
— Если тебе что-то нужно от меня, говори прямо. Какого черта подсылать этого пуделя?
Глеб покраснел:
— Ты много о себе понимаешь. Я вижу все твои дела. Думаешь, Володя тебя прикроет? Володи скоро не будет… Тебя взяли шестеркой, счетоводом вместо Маси, а ты хочешь наживаться, как равный партнер?
Георгий Максимович ощутил в желудке тяжелый слизистый ком омерзения к себе; к тому, во что он превратился за последние несколько месяцев. Он прикрыл глаза, чувствуя, как пульсируют жилы на шее. Успел подумать мельком, что главная причина любой войны — это чувство униженного достоинства. Война спасает от позора.
— Ты должен… — начал было Глеб, но Георгий порывисто встал, выплеснул под ноги Румянцеву остатки чая и выругался коротким, грубым матом.
— Там и рассказывай, чего кто должен. Ты, кусок жеваного мяса.
Румянцев побелел, глаза полезли на лоб. После озноба Георгия бросило в пот, он толкнул плечом тугую дверь, вышел на воздух.
Похолодало. Хрустальный череп луны висел над елками. На горе, под фонарем, шла битва за снежный городок. Лакей в бархатном кафтане, в шапке с лисьей опушкой бежал со всех ног, тащил к столам поднос с пирогами, укрытый рушником. Из карманов фартука торчали бутылки.
Георгий задержал халдея, глотнул прямо из горлышка холодной, обдирающей глотку хреновухи. Взял пирог, надкусил, надорвал зубами.
В поле, у снежной крепости, стоял гвалт: звук ударов, радостные вопли, звон бубенцов. Снежки летели, рассыпаясь, сверкали радужно под фонарем. Ряженые мутузили друг друга, Семенков выкрикивал: «Ату его! Бей! Добивай!» Георгий увидел Игоря, взбегающего на горку, и стройного охранника в черной униформе. Парни столкнулись, опрокинулись в снег. Володя наблюдал за битвой, сидя в санях.
От сараев крепко пахло звериным духом. Облезлый волк с покалеченной лапой, с узкой щучьей мордой, метался в тесной клетке. Георгий просунул ему кусок пирога, но зверь не стал даже обнюхивать подачку.
— Иллюзия, говоришь, космическое сознание? — спросил Георгий воображаемого собеседника. — Врешь. Жить хочешь, сладко жрать и трахаться… А вдруг там никакая не улитка, а сам Иисус Христос? И бултых тебя в горящую смолу. На триллион чертовых лет.
Георгий сделал хороший глоток из бутылки. Оглядывая двор, увидел рядом с дровницей воткнутый в колоду топор. Сообразил, что сторож вместе с охранниками отправился глазеть на снежный бой.
Колун увесисто лег в руку, обрадовал глаз жирным блеском. Георгий вернулся к волку и двумя ударами сбил с клетки замок.
— Сдохнешь с голоду. Зато на свободе…
Волк все понял сразу, но недоверие к людям засело в нем крепко. Он продолжал юлить по клетке, поджав больную лапу. Наконец, ринулся всем тощим телом, всем духом на дверь и соскочил на снег. Как пьяный, петляя, волоча ногу, обежал сарай. Через пару минут Георгий увидел в поле черную движущуюся точку.
Игорь, совсем мальчишка, с голой шеей и мокрым от снега румяным лицом, с торчащим из-под куртки подолом рубахи, сражался в команде охранников-ангелов. Они давно овладели крепостью, изваляв пьяных чертей в снегу, но пестрая толпа ряженых все лезла на стены, принимая град снежков и ударов.
— Эй! — позвал Георгий.
Мальчик услышал. Пошатнулся от случайного тычка товарища. Медленно, нехотя, съехал вниз по снежной горе.
— Ну что? Ты ему уже сделал массаж ступней?
Глаза парня стали льдисто-зелеными, губы скривились надменно:
— А что, я должен был?
Страшно захотелось взять его за шиворот и отшлепать, как щенка. И тут же поиметь, жестко и грубо, ткнув лицом в колючий снег. Георгий шагнул вперед, но валенки поехали по насту, прихваченному морозцем, он успел только взмахнуть руками.
Лежать на снегу было хорошо. Он закрыл глаза, забыв об Игоре, о Володе, представляя, что он — волк, отдыхающий в поле после бешеной гонки. Дрогнув ноздрями, он почувствовал запах дыма. На горке, под чучелом Масленицы, разводили большой костер.
