Ольга Погодина-Кузьмина - Сумерки волков
На другом конце стола шел нескончаемый разговор о деньгах.
— Когда таки рухнет этот проклятый доллар? — жаловался кособокий директор. — Мне десять лет обещают, я вкладываю свои деньги в рубли и жду краха американской экономики. Когда уже это случится?
Расслышав реплику, Володя проговорил:
— Ты будешь ныть про доллар, даже когда труба Гавриила выдавит тебя из задницы гигантской улитки.
За столом на секунду повисло молчание, только Семенков затрясся в приступе шакальего смеха:
— Ха-ха, гигантская улитка! Мы все в заднице гигантской улитки! Ха-ха! Хозяин деспотирует, как фараон Хеопс!
Официанты подносили новые блюда и тарелки, но есть уже никому не хотелось.
— Психичка, выпей воды! — крикнула Алена Семенкову, который продолжал сотрясаться от пьяного смеха. Она поднялась из-за стола, роняя на пол салфетку, опрокидывая стул. Пошатываясь, обняла сидящего Георгия:
— А мы с Жорой по коньячку… По коню, по коньячишку… Дальше в лес, шире ноги. Пойдем, родной?
Володя поднялся вслед за сестрой. Он снова бесцеремонно уставился на Игоря.
— Мне сказали, у вас гулянья? Снежная крепость? Я тоже поеду.
Сгущались сумерки, от дальних сараев тянуло костром. Снег, схваченный морозом, поблескивал алмазными гранями. Подали к крыльцу запряженные тройкой, укрытые коврами и меховыми шкурами сани. Полудевочка в сафьяновых сапожках, в белой норковой шубке и в расшитом жемчугом кокошнике вышла на крыльцо вместе с Владимиром Львовичем. «Как Федька Басманов», — подумал Георгий, хотя миловидное личико ничем не напоминало размалеванную маску. Он сам не понимал, почему существо это, безгласное и ласковое, как одомашненный зверек, вызывает у него такую неприязнь.
Пьяная толпа ряженых окружила хозяина, выплясывая перед ним, выкрикивая частушки. Игорь инстинктивно прижался к Георгию. Тот не смог удержаться от желчной иронии:
— Ну что, посмотрел на золотые унитазы?
Парень вскинул подбородок:
— Тут обычные.
— Золотой унитаз у Вовки в спальне! — крикнула Алена.
Подъехали два лимузина, обвитые гирляндами лампочек, к ним бросились гогочущие ряженые.
— Пустите старика Похабыча! — лез вперед Семенков. — Можно мне с Игорьком, можно мне?!
— Тебе в психиатрию, — несильно оттолкнула его Алена. Шут упал и покатился по ступеням, теряя бубен и парик, веселя хозяев и гостей.
Не глядя на упавшего, Володя прошел к саням. На ходу велел услужающему Герману:
— Освободи два места.
Щеголевато, с разворотом подъехал на снегоходе Феликс Курышев. В мотоциклетном шлеме, в куртке из питона, в ковбойских сапогах, он был похож на сутенера из комикса про инопланетное будущее.
— Георгий! — выкликнул он. — Прокатимся?
От лошадей тянуло деревенским теплым паром. Георгий обернулся — Игорь был уже возле саней. Володя подал ему руку, и мальчик, не оглядываясь, легко запрыгнул на подножку, уселся на крытую ковром скамейку. Кучер бросил им в ноги медвежью полость.
«Какого черта ты делаешь?» — Георгий выругался про себя. Он понимал, что Игорь хочет выместить обиду, вызвать ревность, доказать свою значимость. Но все же парень мог сообразить, что здесь не место для сведения счетов, что игра эта может плохо закончиться для них обоих.
Феликс ждал, и Георгию пришлось спуститься с крыльца и устроиться на снегоходе за его спиной, плотнее запахнув пальто.
— Держись, я с разгоном, — Курышев обернулся через плечо и принял с места, взметая снежные фонтаны.
Сани тронулись, звеня бубенцами. Снегоход обогнал их на дороге, повернул в открытое поле, к берегу пруда. Курышев все прибавлял скорость. Георгий вцепился в скобу сиденья — руки без перчаток озябли. Он закрывал шарфом подбородок, но ледяная крошка секла глаза и щеки. Не хватало еще слечь с воспалением легких.
На открытом пространстве Феликс начал выделывать виражи, огибая кусты и кочки. Георгий пару раз чуть не слетел с седла. Ощутил уже нешуточный страх сломать шею или попасть ногой под полозья снегохода. Он крикнул:
— Давай потише!
Тот не ответил. Георгий окончательно уверился, что трюки эти не просто бахвальство, что Феликс и правда готов покалечить его всерьез. Курышев правил на озеро, но у березовой рощицы ему пришлось сбавить скорость, и Георгий с облегчением вывалился из седла в пышный сугроб.
Муж Алены остановился метров через сто, заглушил мотор. Растирая уши, Георгий поднялся, ожидая, пока он подойдет.
— Ну, что скажешь?
— Хорошо в лесу, — Георгий растирал озябшие уши. — Свежий воздух.
Помолчав секунду, Феликс пошел напролом:
— Думаешь, самый умный? А мы все — бараны? Мутишь чего-то с Володей без нас, за нашей спиной. Сливаешь активы на свои приватные счета?
Георгий прямо посмотрел ему в лицо с тем холодным бешенством, которое, он знал, отрезвляюще действует на людей.
— Каждый мой шаг согласован с Володей.
— Да Володе посрать на все, его уже черви жрут! Ему посрать, что мы теряем миллионы, на его век хватит!
— На твой тоже, — проговорил Георгий, потирая руки, мысленно взвешивая, куда бить — в челюсть или в корпус.
— Кому нужна эта легализация? — визгливо заорал Курышев. — Мася крутил понятные схемы, все катилось как на лыжах! Под кого ты режешь бизнес, под своего сынка? А Глеб, а я с Аленой?.. Кого ты решил натянуть? Я пятнадцать лет ишачу на семью! А ты пришел, такой красивый, на все готовое!..
В эту минуту Георгий Максимович понял, что Феликс не опасен. Его жрали черви мелких пороков, он кипел изнутри мелкой житейской завистью, которую разожгли в нем советчики, Румянцев и третий эшелон команды Ларисы. Им нужно было пропихнуть в совет своего дурака, послушное ничтожество.
— Ты же умный человек, Феликс, — Георгий решил действовать грубой лестью. — Румянцев хочет стравить нас с тобой, чтобы вернуть себе полный контроль. Скажи прямо, чего ты хочешь? Кабинет с двадцатилетней секретаршей? Золотую табличку на дверь, красивую должность? Изволь, хоть сегодня. Или ты хочешь определять стратегию? Тогда давай сядем — ты, я, Максим, Володя. Передам тебе всю черную бухгалтерию, мне эти проводки осточертели, как тебе твоя жена. А сам поеду в Баден-Баден.
— Из-за твоей бухгалтерии мы каждый день теряем миллионы! — повторил Феликс с раздражением, но без прежнего пыла. Георгий кое-как отряхнул снег с пальто:
— Ладно, обсудим это с Володей. Я пошел, у меня уже яйца к ширинке примерзли.
Он повернулся к Феликсу спиной и направился к дороге. Снег, набравшийся в туфли, таял. Он шагал словно в ледяной воде.
