Юлия Шилова - Любовница на двоих
— Ошибку?!
— Ну да. Она просто ошиблась.
— Ничего себе ошибочка! Она не понимала, что делает?
Она все понимала. Тут сошлось очень много различных факторов. Виновато ее окружение, виноваты специалисты, которые разрешили сделать операцию. Понимаешь, до смены пола этот парень воспитывался в богемной актерской среде, где гомосексуализм и транссексуализм нормальны и даже считаются признаком особой одаренности. Видимо, в его природе все же были заложены чисто мужские гены, но то окружение, в котором он находился, подтолкнуло его к этому ошибочному решению. Психологи недостаточно хорошо с ним разобрались и дали свой вердикт — разрешили операцию. Они способствовали этой ошибке, ему нужно было не хирургическое вмешательство, а хороший психолог. Когда его прооперировали и он стал девушкой, он осознал, что то, на что он решился, заблуждение.
— Так может, ему или ей обратно прооперироваться?
— Это такая ломка организма, хуже чем у наркомана! Она не выдержит. Вот и ушла в квартал нищих. Соорудила себе нехитрый домик из картонных коробок и поселилась там.
— А как же ее богатые родители?
— Они считают ее пропавшей без вести. Объявили розыск. Только они и сами не знают, кого теперь искать — сына или дочь. А найти ее просто невозможно. В эти убогие кварталы почти не заходит полиция. Живущие там люди не имеют ни паспортов, ни каких-нибудь других документов.
— Так она теперь будет там до конца жизни? Она же сбомжуется вконец.
Не знаю. Но мне показалось, что ее все устраивает. Понимаешь, чтобы решиться на такую операцию, нужно иметь огромную силу роли, а она стала какой-то безвольной. Очень много пьет. Слишком много. Я когда в первый раз ее нашла и увидела ее домик, чуть было не упала.
— Я бы эти операции вообще запретила. Если матушка-природа сделала тебя мужиком, будь мужиком до конца жизни. А уж если ты родился женщиной, будь ею и не забивай себе голову проблемами подобного рода.
— Хорошо говорить! Я очень рада, что судьба не наградила тебя такими проблемами. Но в жизни бывает и по-другому.
Дойдя до конца чердака, мы остановились и посмотрели друг на друга в упор. При всем желании я не могла скрыть все нарастающего волнения.
— Сейчас нам нужно разделиться, — приказным тоном отчеканила Галина. — Не забывай, что машина стоит во всем у другого подъезда, братков вряд ли заинтересует, кто выходит из этого. Иди уверенно и не оглядывайся назад. Пройдешь один квартал и жди меня у мебельного магазина.
— А ты?
— Я пойду следом за тобой. Вернее, минут через пять.
— А может, ты пойдешь первой?
— Нет. Я Должна быть уверена, что с тобой все в порядке. В конце концов меня вообще никто не знает.
— Странно все же, что, не зная тебя, знают твою квартиру.
— Я же сказала, что не могу найти этому объяснения. Давай иди и будь умницей. У тебя все получится.
Я слегка приподняла марлечку и посмотрела на спящую малышку. Она мирно посапывала и даже не представляла, через какие трудности предстоит нам с ней пройти.
— Ну хватит. Не нужно трогать ребенка, пока он спит. Если проснется, захочет есть, что мы тогда будем делать? Главное, чтобы Динуля не закричала в тот момент, когда я буду выходить из подъезда. Иначе беда. Я думаю, что кричащая корзинка привлечет внимание не только братков, но и случайных прохожих. Поэтому давай-ка двигай вперед!
Я цеплялась за любой повод отодвинуть минуту расставания.
— Галина, а что ты будешь делать, если в тот момент, как ты выйдешь из подъезда, Динулька заревет?
— Если ты отлипнешь от этой корзины к хоть немного зашевелишь нитками, то она не разревется. Ты свои материнские чувства будешь потом проявлять. Сейчас не время.
Обреченно понурив голову, я спустилась на этаж.
Глава 16
День был прохладным и пасмурным. Черные тучи совершенно закрыли солнышко, вот-вот пойдет дождь. Я слегка съежилась, стараясь унять озноб. Что-то матушка-природа не очень заботилась о том, чтобы я поскорее попала домой. В любую минуту погода могла стать нелетной. Не оглядываясь на машину братков, я направилась в сторону мебельного магазина. Самое главное идти прямо и никуда не сворачивать. Именно так объяснила Галина. Именно так. В голове рисовались страшные картины, от которых хотелось кричать и биться в истерике: Галина, выбегающая из подъезда с кричащей корзиной, которая моментально привлекает внимание братков. — Или прохожие, отозвавшиеся на крик девочки и вызывающие полицию…
Я слегка замедлила шаги постаралась прислушаться к тому, что творится у меня за спиной. Звука подъезжающей машины не было, а это значит, что за мной никто не поехал и меня никто не узнал. Я хотела обернуться, но решила, что это очень рискованно, и не стала этою делать. Если меня нельзя узнать сзади, то это не значит, что меня нельзя узнать спереди. Я могу скрыть свои волосы париком, изменить походку, но я не могу изменить свое лицо. А оно у меня слишком яркое и довольно запоминающееся.
Шумная, бесконечно длинная улица… Море машин и прохожих, спешащих по своим делам. Где-то на этой улице должен быть этот мебельный магазин. Где-то здесь, рядом. По крайней мере я знаю слово «Мебель» по-английски. Интересно, Галина уже вышла или выжидает? Только бы Динулька не разревелась…
Увидев мебельный магазин, я зашла и села на мягкое кожаное кресло, стоящее в холле. Я взяла один из журналов, лежащих на столике, и принялась листать. Перед глазами плыло, я не видела никаких картинок и уж тем более строчек, украдкой поглядывала на огромные стеклянные двери — и ждала появления Галины с плетеной корзиной в руках.
Но ее не было. Томительное ожидание становилось настоящей пыткой, раздирающей и без того израненную душу.
— Не сдержавшись, я закрыла лицо руками и тихонько заплакала. Там, на чердаке, я боялась думать о том, что я видела свою дочь в последний раз в жизни, но теперь эти мысли приходили помимо моей воли. Весь запас любви, вся моя способность любить были отданы этой крошке. Я поняла, что устала быть сильной, устала притворяться. Ведь на самом деле я ужасно слабая. Справа была зеркальная стена. Непроизвольно повернувшись, я увидела свое отражение и отшатнулась. Огромные мешки под глазами, черные круги от хронического недосыпания… Перекошенное от страха лицо, трясущиеся губы… Выглядела довольно страшно. Но мне было наплевать и на размазанную косметику, которая не смывалась в течение нескольких дней, на свое распухшее от слез лицо. Я думала только о своей дочери, о том, что я отдала бы все на свете, чтобы ее увидеть. Хотя, если разобраться, отдавать-то мне особо и нечего. В стоящее рядом со мной кресло сел какой-то мужчина и поставил на журнальный столик два бокала коктейля со льдом. Угошайтэсь, — произнес он приятным голосом на ломаном русском языке.
