Юлия Шилова - Любовница на двоих
— Нет, — покачал головой американец. — Пока нет.
— Тогда ты ни хрена не поймешь.
— У меня есть младший брат, — сказал американец.
— Это совсем другое. Ребенок, это ребенок… А братья или сестры… Знаешь, меня разлучили с ребенком. Ну скажи, разве можно разлучать мать дочерью?! Конечно, нет. А эти гады… Им все равно, потому что в них нет ничего человеческого. Ничего… Возможно, это Божье наказание за то, что еще совсем недавно я мечтала от нее избавиться.
Замолчав, я представила себе злосчастную плетеную корзину, лежащую в ней сонную малышку и с трудом сдержалась, чтобы не закричать. Меня буквально трясло.
— Тебя мороз?! — испугался американец.
— Это не от холода.
Не сдержавшись, я опустила голову и тихонько заплакала. Он растерянно взял меня за руку и нежно ее погладил. От этого теплого и дружеского жеста я почувствовала себя еще хуже и зарыдала во весь голос.
— Я отчетливо понимала, — из моей жизни исчезло настолько важное, что и все мое дальнейшее существование становилось бессмысленным. Я никогда не свыкнусь с мыслью о том, что у меня больше нет дочери. Воспоминания о том, что я бросила ее на чердаке с совершенно чужой женщиной, которую так глупо посчитала своей подругой, никогда меня не покинут, и я не смогу ходить по земле с таким страшным грузом на душе, — есть, спать, смотреть телевизор, встречаться с мужчинами, притворяться, врать самой себе и делать вид, что все хорошо. Ведь я сама бросила свое дитя на произвол судьбы. Теперь мне не нужно рассказывать, что такое настоящее горе. Теперь я знаю это непонаслышке.
— Хорошая погода, — напомнил о себе американец и потрепал меня по плечу.
Я подняла голову и увидела, что дождь прекратился, ветер стих и выглянуло солнышко.
— А это точно мебельный магазин? — спросила я.
Он расплылся в улыбке, галантно продемонстрировав блистательную фарфоровую челюсть, чем натолкнул меня на мысль о том, что в Америке и вправду все смеются по поводу и без него.
— Магазин занимать второй этаж. А первый — бар.
— А может, тут рядом есть еще один мебельный магазин?
— Есть, но он не рядом. Нужно пройти.
— Сколько?
— Что?
— Я говорю, сколько нужно пройти?
— Километров пять.
В этот момент входные двери распахнулись и на пороге появилась растрепанная и промокшая Галина с плетеной корзиной в руках. Я бросилась навстречу.
— Поосторожнее, Динку разбудишь! — не на шутку перепугалась она.
— А ты почему так долго?! Тут идти ровно пять минут. Где тебя черти носили?
— Ты видела, какой был дождь?
— Видела. Ну и что?
— Ничего. Если бы я в такой дождь с ребенком пошла, у малышки уже было бы воспаление легких.
— Так дождь черте когда пошел, а что ты делала до этого?
— Я кормила ребенка.
— Где? — уже тише спросила я.
— В одной забегаловке. Динка проснулась и начала кричать, что мне оставалось делать? Пришлось ее накормить.
— Ну и чем ты ее накормила?
— Конечно, смесями, чем же еще…
Я подошла к корзине и тихонько приподняла марлю. Малышка мирно покапывала. Рядом с ней лежала бутылочка со смесью, закутанная в небольшое столовое полотенце, в ногах — уже распакованная пачка памперсов.
— Вот и памперс новый надела, — продолжала оправдываться подруга. — Она еще навалила целую кучу. Девчонка растет прямо на глазах. Ходит по большому, как хороший мужичок.
— Сам ты мужичок, — рассмеялась я и протянула руки к корзине.
— Ты чего?
— Ничего. В конце концов это мой ребенок, я хочу сама его нести.
— Послушай, а к тебе братки на хвост не сели?
— Они вообще не обратили на меня никакого внимания.
— Это хорошо. А то я уже подумала…
— И что ты подумала?
— Я подумала, что ты меня продала.
— Дура, ты. Дура. Ничего ты так и не поняла.
— Поняла. Еще как поняла, — счастливо улыбнулась я, прижимая корзину к груди.
— И что же ты поняла?
— Я поняла то, что ты настоящая подруга и что я очень сильно тебя люблю.
— А еще?
— А еще, что я беру все свои слова обратно. Бее до единого. Клянусь. И прошу у тебя прощения за то, что могла в тебе усомниться. Ей-богу, прости.
— Прощаю, — Галина слегка приобняла меня за плечи и прошептала: — Знаешь, когда мы с Динулькой приедем к тебе, я сделаю все возможное, чтобы вернуть все на свои места. Я верю, настанет время, когда я стану для тебя не только подругой, но и самым настоящим другом, а может быть, и кем-то более близким.
Спасибо тебе за все, что ты для меня делаешь. — Я совершенно успокоилась и подмигнула не сводящему с нас глаз американцу.
— А это что за супермен? — ревниво спросила Галина.
— Это Сэм.
— Какой еще Сэм?
— Самый обыкновенный. Я с ним познакомилась, пока ждала твоего возвращения.
— Хорошенькое дело! Получается, тебя вообще ни на минуту оставить нельзя. Пока я кормила голодного ребенка, подмывала его грязную ташку и меняла ему памперс, ты не теряла времени даром и завела интрижку.
— Это была не интрижка, а разговор по душам. Я уверена, что Сэм не понял и половины из того, что я ему рассказала. У него же свой, американский, ум, который никогда не постигнет русскую душу.
— И нечего ему ее постигать. Твоя душа должна быть открыта только для меня. А для всех других это должны быть самые настоящие потемки. Господи, Галька, какая же ты ревнивая…
— С тобой разве возможно быть не ревнивой, — тихонько рассмеялась она. Затем стрельнула в сторону американца взглядом, полным ненависти, и, взяв меня за руку, направилась к выходу.
Галина остановила такси, сказала одно-единственное слово: «Аэропорт» и протянула таксисту какую-то купюру.
— Пора прощаться. До отправления самолета осталось не так много. — Она смотрела на меня глазами, полными слез.
— Галя, ты это серьезно?
— А как же Динка?
— Давай корзинку мне. Теперь о Динке буду заботиться я.
— Ты?
— Ну и не только я… А еще та женщина, о которой я рассказывала. Ну что ты стоишь, как умалишенная?! Время идет. Уже деньги капают. Таксист счетчик включил. Мы же уже с тобой тысячу раз все обговорили. Опоздаешь на самолет.
Я стояла как вкопанная, вцепившись в корзину:
— Галина, а может, мы все переиграем?!
— Что именно?
— Я же сказала — все.
— Говори прямо! Что ты ходишь вокруг да около! — Галина заметно нервничала.
— Я и говорю. Поедем в аэропорт, сдадим мой билет, а две недели я поживу у этой женщины вместе дочерью?
