Карен Монинг - Тайна рукописи
– Неверно, – сказал Бэрронс, когда я поделилась своим умозаключением. – Верховные Невидимые, принцы и принцессы четырех домов, настолько же нечеловечески прекрасны, как и Видимые. Кстати, практически невозможно отличить высших Темных от Светлых.
– А почему здесь так много Невидимых?
– Болезненная увлеченность смертью для них словно кислород, мисс Лейн. Им легко дышится в подобных местах.
Некоторое время мы плутали в лабиринте подземных коридоров. И в результате оказались в полутемном холле, который заканчивался огромной квадратной черной дверью, обитой железными полосами. Двенадцать охранников преграждали путь к Мэллису, и, видимо, чтобы отгонять излишне рьяных поклонников, стражи были увешаны запасными обоймами на перекрещенных ремнях, охватывавших торс, а в руках сжимали автоматы.
Огромный быкоподобный мужчина с обритой головой шагнул вперед и преградил нам путь. Английские булавки у него в ушах не произвели на меня впечатления. А вот те, которыми он проколол веки – произвели.
– И куда это вы собрались? – прорычал мужчина, одной рукой направляя автомат на Бэрронса, а вторую опуская на рукоять пистолета, торчавшего за поясом черных кожаных штанов.
– Скажи Мэллису, что пришел Иерихон Бэрронс.
– И какого хрена Мастер станет тобой интересоваться?
– У меня есть нечто, очень нужное ему.
– Да ну? И что же это?
Бэрронс улыбнулся, и я впервые заметила вспышку искреннего веселья в его темных глазах.
– Скажи ему, пусть попробует получить доступ к любому из своих банковских счетов.
Десять минут спустя дверь в святая святых Мэллиса распахнулась. Рывком. Бритоголовый охранник вылетел оттуда с пепельным лицом и в окровавленной рубашке.
За ним вышли два Невидимых Носорога. Они ткнули стволы нам в спину и проводили в вампирское логово. Тошнота волной поднялась к горлу; я обеими руками стиснула сумочку, чтобы случайно не коснуться наших отвратительных проводников.
Комната за обитой железом дверью оказалась настолько роскошно декорирована бархатом, атласом, газом и парчой, настолько заставлена неовикторианской мебелью, что сначала было трудно определить, где, собственно, находится сам хозяин. Не особо помогало и то, что одет Мэллис был в соответствии с окружением, просто воплощение романтического гота.
Я заметила его в последнюю очередь. Он неподвижно сидел на низком диване, богато украшенном и заваленном подушками. Мэллис был одет в обтягивающие брюки в черно-коричневую полоску и хорошо сшитые итальянские тапочки. Льняная желтовато-белая рубашка со шнуровкой у ворота и на запястьях и кровь на жабо завершали картину. Его жилет был сочетанием атласа и бархата янтарного, красновато-коричневого, кровавого и золотого цветов, и, пока я смотрела, Мэллис достал из внутреннего кармана белоснежный платок и аккуратно вытер кровь со щеки, потом промокнул губы, стирая оставшиеся капельки. Мускулистый и грациозный, как кот, он казался бледным и гладким, словно мраморное изваяние. Мертвые желтые глаза придавали его узкому и слишком бледному, словно действительно мраморному, лицу жутковатый вид. Длинные белые волосы были зачесаны назад и заплетены в старомодную косу, что только подчеркивало его нездоровую бледность.
Вампир волнообразным движением поднялся с дивана и встал перед нами, держа в руках крайне неуместный тут современный ноутбук. Грациозным щелчком длинных пальцев захлопнув крышку устройства, он небрежно поставил ноутбук на покрытый бархатной скатертью стол и внезапно оказался прямо перед нами.
Я смотрела на них – на мертвенную неподвижность Мэллиса, лицом к лицу столкнувшуюся с чувственной мужественностью и тревожащей жизненной силой Иерихона Бэрронса, и внезапно поняла, что, несмотря на то что мы находимся в логове вампира, в окружении его вооруженных охранников и монстров-прислужников, если бы меня спросили, кто из мужчин, стоявших передо мной, был более опасен, выбор был бы не в пользу Мэллиса. Нахмурившись, я переводила взгляд с одного на другого. Что-то тревожило меня, но я не могла определить что. Мне слишком долго не удавалось понять, что же это было, а потом стало слишком поздно. Гораздо позже я пойму, что той ночью все было не таким, каким казалось, и что Бэрронс так спокойно стоял перед кровожадным «Мастером» лишь потому, что твердо знал – что бы ни случилось, он выйдет отсюда живым. И не только благодаря тому, что он крепко держал Мэллиса за его финансовые яйца.
– Что ты сделал с моими деньгами? – поинтересовался вампир, и его шелковый голос странно контрастировал с мертвым взглядом желтых глаз.
Бэрронс рассмеялся, на темном лице сверкнули белоснежные зубы.
– Считай это моим страховым полисом. Я верну все на свои места, когда выйду отсюда, Джонстон.
Вампир оскалился, открывая длинные острые клыки. На них все еще была кровь. На мертвом лице мелькнуло выражение безумной, всепоглощающей ярости.
– Меня зовут Мэллис, говнюк, – прошипел он.
Один ноль в пользу Бэрронса, подумала я. Джей Джей Джуниор ненавидел свое имя. И потеря контроля над состоянием бесила его куда меньше, чем упоминание имени, которое было дано ему при крещении.
Бэрронс смерил собеседника взглядом – всего, от окровавленного жабо до остроносых, расшитых шелком кожаных тапочек.
– Мэллис Говнюк, – повторил он. – А я-то думал, что твоим последним прозвищем было «изысканный кошмар».
Желтые нечеловеческие глаза Мэллиса прищурились.
– Ты хочешь умереть, человек?
Он быстро пришел в себя, лицо снова побледнело, голос стал бесстрастным и таким мелодичным, что, казалось, долго еще продолжал вибрировать в барабанных перепонках.
Бэрронс снова засмеялся.
– Может быть. Но в исполнении этого моего желания помощник из тебя никудышный. Что ты знаешь о «Синсар Дабх», Младшенький?
Мэллис вздрогнул – почти незаметное движение, но оно было. Если бы я не стояла так близко и не смотрела на вампира так внимательно, я бы этого не заметила. Мэллис дважды выдал себя эмоциями, что, насколько я понимала, для него неслыханная редкость. Взглянув на охранников, потом на дверь, он сказал:
– Все вон. Кроме тебя, – указал он на Бэрронса.
Бэрронс обнял меня за плечи, и я непроизвольно вздрогнула, так же как вчера, когда он дотронулся до меня. Этот человек действительно излучал странную, физически ощутимую энергию.
– Она останется со мной, – сказал Бэрронс.
Мэллис смерил меня уничижительным взглядом. Медленно, очень медленно искривил губы. Эта якобы улыбка не коснулась его странных, мертвых, нечеловеческих глаз.
– Кое-кто здесь, похоже, принял близко к сердцу старую песню «Роллинг Стоунз», не так ли? – пробормотал он.