Галина Романова - Чужая жена – потемки
– Владик, прекрати. Это очень важно!
Соне ловко удалось выскользнуть из его рук, добраться до стула, на котором лежала его рубашка. Она быстро вдела руки в рукава, запахнулась плотно и села от него подальше.
– Это страшные люди, Владик! Страшные!
– Какие люди? Кто они? – Он попытался встряхнуться, но короткая рубашка открывала слишком много его взору, слишком.
– Я говорила тебе, что они звонили с угрозами!
– Кому они угрожают? – Он поднял глаза и поразился тревоге, исказившей ее милое лицо. – Тебе?
– Нет. Они сейчас угрожают Валентине Ивановне.
– Это?
– Это наш… Твой главный бухгалтер! – Она сердито стукнула кулачком по своей голой коленке. – Валентина Ивановна Фокина. Ты же с ней знакомился!
– Забыл, прости, забыл. И чем они ей угрожают? Чего требуют-то?
– Денег!!! Они требуют денег!!!
– Сколько?
– Двести тысяч долларов! – Сонечка страшно округлила глаза, сделавшись похожей на маленького, испуганного насмерть совенка.
– Ну… Это не такие уж и большие деньги, – попытался он пошутить.
– Да, но у тебя их нет, – возразила Сонечка. – У тебя все средства в обороте. Те, я имею в виду, которые не успел украсть твой тесть! А украл он очень много!
– И эти двести тысяч в том числе? – Он начал немного приходить в себя, сел на диване, тряхнул головой. Потянулся к полупустой чашке, выхлебал остатки кофе, едва не подавившись гущей.
– И эти двести тысяч, Владик!
– А это тоже мои деньги?
– Нет. Это не твои деньги. Это деньги тех страшных людей, которые теперь звонят и требуют их возврата.
– А как они очутились у нас? А! Понял! Мой покойный папа, – он с отвращением произнес последнее слово, кофейная гуща скрипнула на зубах. – Привлек инвесторов в очередной раз – и просто-напросто кинул их. Правильно?
– Совершенно! – Она обрадованно выдохнула и даже решилась пересесть к нему на диван, погладила его всклокоченную макушку, поцеловала в щеку. – Он даже не пытался приступать к реализации проекта, представляешь! Он хотел в очередной раз как-то там перекредитоваться, пустить их деньги в оборот, снять проценты, а потом деньги вернуть обескураженным инвесторам.
– И такое бывало?
Влад сплюнул на ладонь вязкую черную слюну, подумал рассеянно, что это не кофейная гуща, скорее всего, а желчь на тестя и всю его родню – в совокупности – поднялась и лезет из его организма.
– Такое бывало много раз. Я вообще не удивилась, что… – Соня внезапно запнулась. Смутилась, запахнулась в его рубашку еще плотнее. – Прости…
– Да что ты смущаешься, миленькая? – хмыкнул он, обнял ее за талию, привлек к себе. – Ты не удивилась, что его грохнули? Так?
Она кивнула, зарываясь в его шею лицом.
– И я не удивился. Только… Только как бы это убийство на меня не захотели повесить!
И он рассказал ей о своем визите к Рыкову. О том, как этот противный серый мужик в сером кабинете задавал ему серые гадкие вопросы, от которых на душе у него становилось так же мерзко и серо.
– Он считает, что у меня нет алиби, представляешь! – закончил Влад со вздохом.
Он, рассказывая ей об этом, все ждал, что она напряжется, отодвинется, замкнется в себе. Одним словом, ждал ее испуга. И сам боялся. Но еще больше боялся, что она начнет щебетать и нежничать, жалея его. Потому что знал: искренности в этом щебете нет и быть не может. Это всего лишь временная передышка, пауза, которую берут, чтобы не засмущаться насмерть.
Но не случилось ни того, ни другого. Соня слушала внимательно, не отодвигалась, не напрягалась. А когда он закончил, она посмотрела на него строго и спросила:
– А у тебя нет алиби?
– Да так… Такое хлипенькое весьма… – Влад покраснел так, что даже кожа на его загривке натянулась. – Тот человек меня вряд ли и запомнил.
Она думала всего лишь мгновение, потом едва слышно ахнула, опалив его полыхавшее лицо своим горячим дыханием, и снова спросила:
– Ты что, был у проститутки?!
– О господи!!! – Он замычал так, будто ему только что без наркоза вскрыли давно и сильно саднящую рану. – Ну почему сразу?.. Ну почему сразу у проститутки, Сонь?! Что ты?.. Ну… Да, ну да, был! Был у проститутки! Осуждаешь?!
Отвернулся от нее, начав искать глазами свои трусы со штанами. Нашлись они под его ногами, валялись кучкой. Хотел уже было взять их в руки и начать одеваться, когда услыхал, как она за его спиной тихонько хихикает.
– Ты что, хихикаешь? – возмутился он, резко поворачиваясь.
Она не хихикала, она просто давилась смехом, тыча в него пальчиком. А второй рукой зажимая себе рот, расползавшийся во все стороны от хохота.
– Бессовестный! Какой же ты бессовестный! – рассмеялась она в полный голос, когда он схватил ее и повалил на диван, подмял ее под себя, снова начав терзать ее жадным своим ртом. – Как не стыдно, фи! Ты покупал любовь, фи! Какой же ты противный, Ковригин! Как не стыдно!
Господи, как же легко-то ему было с ней! Каким незамысловатым, оказывается, и непретензионным может быть ощущение полного счастья. Когда не нужно кичиться своей добродетелью, когда не нужно ничего скрывать, притворяться спящим, бояться в чем-то кому-то отказать. А можно просто взять и наказать бессовестную, смеющуюся над тобой девчонку, небольно шлепнув ее по заду.
– Любовь купить нельзя, дурочка, – шепнул он ей на ухо, когда она, насмеявшись вволю, затихла. – Это не покупается! В этом и с этим можно только жить, дышать. Это, как воздух, не покупается.
– А зачем тогда? – Ее темные глазищи дразнили его и все еще смеялись над ним. – Хотелось профессионалку?
– Честно? – Он попытался вспомнить свой глупый порыв, который стоил теперь ему неприятностей в виде отсутствия алиби.
– Честно!
– А вот просто захотелось, и все…
– А меня? Меня тоже просто захотелось? – Она настороженно затихла под ним, напряглась стрункой, тонкой и звенящей.
– Да… – начал он медленно. – Тебя мне тоже захотелось, но не просто и не на раз. А надолго, может быть, навсегда…
Глава 9
Рыков так и не доехал до Женечки, ни вчера, ни позавчера. Клубнику съел сам, булочки тоже. Обойдется, решил он. Ей фигуру еще беречь и беречь, неизвестно, сколько раз она еще замуж соберется. Ему вот лично не страшно располнеть. Он ведь никому не нужен.
Неутешительность этого вывода настигла его в самый неподходящий момент. Рыков как раз набил рот последней мятной булочкой и поднял бокал с чаем, когда так про себя нехорошо подумал.
А что, он и правда никому не нужен? Ну, не считая матери, конечно, и Ариши. Но, кроме них-то, получается, никому? А почему? Почему так вышло?
Да потому, тут же ответил он сам себе, что он одинокий сорокалетний придурок, живущий иллюзорным ожиданием какого-то грядущего необыкновенного чуда. Ну, вот-вот сейчас, ну, если уж не сегодня, то завтра-то – непременно! Кто-нибудь, как-нибудь возьмет да и полюбит его. А за что? За что его любить-то? За фанатичную преданность выбранному делу? За серую прозу жизни? За скуку бытовую, из-за которой он спешил поскорее упасть в постель и забыться сном, чем попытаться хоть как-то, хоть чем-то ее разбавить.
