Татьяна Устинова - Седьмое небо
Егор еще постоял посреди коридора, потом нагнулся и стянул ботинки.
— Когда приступ начался?
Домработница, уже приготовившаяся взять его пальто, опустила глаза как-то особенно постно.
— Да как газету прочитал, так пошел и лег. И “Скорую” вызывать не велел. Я уж потом на свой страх и риск вызвала.
— Надо было не потом, а сразу, — пробурчал Егор, прячась за раздраженный барский тон. Игра в господина, недовольного прислугой, позволяла еще хоть немного оттянуть момент, когда нужно будет войти и увидеть деда.
— Да разве его уговоришь! — ответила на укор Наталья Васильевна с досадой. — Кремень. Скала.
— Весь в меня, — пробормотал Егор. Не глядя, он швырнул в темноту своей спальни мятый пиджак — свидетель сегодняшнего конца его жизни — и постучал в дедову комнату.
— Ну что? — спросил он, просовывая в дверь голову. — Перестал помирать?
Наталья Васильевна за его спиной закатила глаза и, демонстративно громко топая, прошлепала в кухню. Ее всегда изумляло непочтение Егора к своему более чем пожилому дедушке. Она даже подругам рассказывала, как “эти новые русские” позволяют себе обращаться со старшим поколением.
— Входи и закрывай дверь, — предложил дед нарочито бодрым и веселым голосом. Когда он говорил таким голосом, Егор знал, что случилась беда. — Сквозняк.
В комнате запах лекарств стал еще острее. Почему-то его не вынесло в настежь открытую форточку. В дедовой комнате вообще всегда была чудовищная стужа. Зимой и летом он жил с открытыми окнами, “впускал” свежий воздух и ставил на минимум регулятор батареи, объясняя это тем, что горячий воздух то ли поглощает, то ли видоизменяет какие-то там ионы. Егора дедовы теории страшно развлекали, он всегда с удовольствием их слушал, они восхищали его своей глубокой научностью и обилием умных слов.
— Дед, ты чего это разлегся? — спросил Егор, со страхом вглядываясь в восковое желтое лицо с тонкой кожей и синими прожилками под глазами. — Тебе чего, больше заняться нечем?
— Вот отдохнем и займемся, — пообещал тот все тем же чудовищно бодрым голосом. — Как твои дела?
Егор усмехнулся и сел в кресло напротив.
— Дед, все это чушь и ерунда, — сказал он быстро. — Стоило из-за этого нервничать! Обычные дрязги внутри сплоченного трудового коллектива. Кто-то хочет на мое место, только и всего. Это ведь в ваших пятидесятых все трудились за энтузиазм и “хрущевку”. Сейчас все сложнее, ты ж понимаешь…
“Помрет ведь, — подумал он про деда с отчетливой бабьей жалостью. — Меня застрелят, и он помрет”.
— В наших пятидесятых, — подхватил дед, не открывая глаз, — люди были благороднее и самоотверженнее.
— Это ошибка. — Егор придвинулся в кресле поближе. — Люди во все времена удручающе одинаковы.
— Егор, положи лупу на место, — скомандовал дед. — Разобьешь, где я возьму вторую такую?
— Купим, — заявил Егор, пытаясь вставить лупу себе в глаз. Лупа была громадная, толстого стекла и в глаз никак не лезла.
— Что там у вас случилось, Егор?
Шубин бросил лупу, уперся локтями в колени и потер лицо.
Что он может объяснить своему восьмидесятишестилетнему деду, да еще объяснить так, чтобы он поверил и перестал волноваться и не лежал больше на кожаном диване с таким неживым восковым лицом?
— Дед, ситуация сложная. Я допустил какую-то ошибку и сам до сих пор не знаю, какую. Кто-то решил убрать меня с дороги и сделал это легко и просто.
— Тебя уволили? — перебил дед, вновь закрывая глаза.
— Ну конечно! — ответил Егор с досадой. — Меня уволили, у меня больше нет репутации и профессии. Я должен все начинать сначала.
“И на все начинания у меня неделя. Впрочем, нет. Не неделя. Уже шесть дней и один вечер”.
— Ты должен бороться, — сказал дед, подумав. — Ты не можешь все так оставить. Ты слышал что-нибудь о том, что человек невиновен, если его вина не доказана?
Егор застонал.
— Дед, это годится только для романов! На самом деле все не так лучезарно. В статье говорится, что я использовал свои знания и полномочия, обирая человека, которого должен был защищать и оберегать от всевозможных проколов.
— Но ты же защищал и оберегал…
— Да это теперь не имеет никакого значения! — заорал Егор неожиданно даже для себя. — Моему шефу недосуг проверять, честный я человек или нечестный! Ему проще… — он хотел сказать “застрелить”, но вовремя прикусил язык, — ему проще выбросить меня на фиг и забыть о моем существовании навсегда.
— Если твой шеф порядочный человек…
— Дед, сейчас нет порядочных людей! Ты последний остался. Все остальные ни черта не порядочные! На порядочных нынче воду возят!
— Ты противоречишь сам себе, — сказал дед тихонько, — только что ты утверждал, что во все времена люди одинаково порядочны.
— В моем мире, — отчетливо, как на уроке, произнес Егор, — порядочных нет и не будет. Волки не бывают порядочными и непорядочными. Они бывают только более или менее удачливыми. Удачливые становятся вожаками, неудачливых загрызают свои или отстреливают в сезон охоты. В данный момент я — неудачливый волк.
— Хочешь, я пойду к этому твоему шефу, — предложил дед и неожиданно сел и спустил ноги с дивана.
Егор усмехнулся, но тот продолжал упрямо: — Я пойду и скажу ему…
— Дед, — произнес Егор нежно, — ты ничего не понимаешь. Я разберусь сам. Ты мне в этом деле не помощник. Ты только перестань помирать, не осложняй мне жизнь еще больше. О'кей?
— Гуд бай! — ответил дед сердито. — Ты напрасно считаешь, что все вокруг хищники, готовые тебя загрызть. Это неправильно. Оценивать жизнь нужно трезво, а ты… сгущаешь краски.
— Давай чайку попьем, — предложил Егор, вдруг сильно устав от облегчения — дед говорил и выглядел как вполне нормальный, пригодный для жизни человек. — Что-то я замучился сегодня. А потом я подумаю. Может, чего и придумаю. Дед, ты на недельку прикроешь меня от родственников? Я сейчас чужими делами заниматься точно не смогу.
— Прикрою, — пообещал дед, — Надо отпустить Наталью Васильевну. И так неудобно, что она со мной весь вечер просидела.
— Я отпущу. — Егор поднялся, радуясь тому, что разговор закончился так неожиданно легко. — Дед, а где Димка?
— С утра поехал в институт и сказал, чтобы мы его не ждали — ночевать к какой-то девушке поедет. Я даже хотел тебя попросить поговорить с ним, потому что он был в ужасном состоянии… — Стоя в дверях, Егор хотел что-то сказать, но дед энергично замахал руками: — Не сейчас, конечно, а когда все это уляжется…
Егор отнюдь не был уверен, что хоть что-то когда-нибудь уляжется, но не стал говорить об этом деду.
Наверное, брат тоже видел эту проклятую газету. Кажется, весь мир видел ее. Почему раньше он никогда не обращал внимания на то, что люди читают?! Даже в закутке у консьержа она лежала, согнутая как раз на той самой странице, и консьерж смотрел как-то… странно. Сегодня ее получат все — соседи, коллеги, дальние знакомые, приятели по теннису и бане, бывшие и настоящие любовницы.
